Достучаться до тебя

Куда можно поехать, чтобы вспомнить своё прошлое? Кто знает вас лучше, чем вы сами, и надеется дожить до того времени, когда вы станете полноценным человеком? Мы отъехали от дома достаточно далеко, чтобы я задумался над такими вопросами. Куда я еду? Почему именно эта трасса? Почему она ведёт в дом матери моего отца? Почему я вспомнил о ней, именно тогда, когда она понадобилась мне, а не когда пыталась достучаться до меня, названивая пять раз на день? Сволочь был прав, я отдаляюсь от всех, кому я дорог, и, если бы не вся эта ситуация, я оставался бы одиноким по собственному желанию и дальше. Оставляя за собой толпы людей, боящихся затеряться среди себе подобных, я затормозил у обочины и начал второй пункт моего плана бегства. Удивления на лице Га Ин не последовало, она молча отстегнула ремень безопасности, вызвав у меня шок, вышла из машины. — Файтинг! Как ни в чём не бывало, она помахала мне ручкой и скрылась в этой массе чёрно-белых оттенков. Но это был не простой человек, не знающий чего он хочет, она даже не была мной, не знающим, что чего-то надо было хотеть. Она никогда не потеряет саму себя, просто, потому что радуга не может себе этого позволить. Она появляется после ливня, обхватывает всё вокруг, и даже, если вы её не заметите не перестанет сиять, просто потому, что по-другому не умеет. Я улыбнулся этому яркому сиянию, выделявшемуся из толпы, и поехал дальше, в поисках чего-то менее яркого, но не менее тёплого. Наши отношения с бабушкой не были натянуты, когда они были. Они были чем-то родным и не нуждающимся в доказательствах. Я не помню, как отдалился от неё, не помню, почему мои родители последовали моему примеру, но то, что в трудную минуту я вспомнил именно о ней, подсказывало мне дорогу к её дому. Я выехал за пределы города, и только тогда заметил, как же прекрасно не слышать этот шум от населённого места. Не видеть угрюмые лица, пытающиеся решить очередную бытовую проблему. Не думать только о малыше, накручивая себя всё больше и больше. Это время было только моё, и больше не надо стараться быть понятым, и бороться за свою правоту. Деревья образовали зелёную массу, подчиняясь моей скорости. Им было не важно, кто я такой, кого люблю, а кого посчитал слишком скучным. Им были не важны мои недостатки, впрочем, как и мои достоинства. Солнце светило в глаза, от чего становилось невыносимо жарко, деревья сменились высокой травой, открывая неровную дорогу, приглашающую в другой мир, спокойствия и меланхолии. Раньше в этой местности находилась деревня, сейчас же, можно было увидеть многоэтажки и даже несколько вилл знаменитостей. Они понимают, как важно уединение, и не скупятся внести в эти места цивилизацию, не понимая, что таким образом уничтожают тишину, к которой стремились. Я подъехал к небольшому домику у озера, вспоминая, как помогал дедушке его достраивать. Это был семейный особняк, каждое поколение вкладывало свою лепту в его развитие. Сейчас в нём было три этажа и маленький гараж, в котором виднелся бампер старого кадиллака, любимая машина старика. Я отказался от этого мира, когда мне было шестнадцать, мечтая перебраться в город, являющийся для меня очередной ступенькой вверх по социальной лестнице. Довольно смешно, что именно тут я забыл того блондина, со всеми его мечтами и желаниями, заменяя его фальшивыми образами, пытающимися доказать, что они настоящие. Припарковав машину у высокого забора, предусмотрительно закрытым от любопытных глаз, я обошёл дом сзади, осторожно ступая через аллею красных роз, посаженных моим отцом для моей матери. Оборотная сторона медали не всегда хуже, чем лицевая. Вот и сейчас, передо мной открывался вид на нетронутую природу, защищающую маленькое озеро от забвения. Причал не вызывал доверия, пугая скрипом от деревянных досок, уложенных ещё до рождения моего дедушки. Знаете, это чувство ностальгии, когда каждая маленькая деталь не может быть упущена, так как -это кусочек ваших воспоминаний. Вот как должен выглядеть дом, вот, что нельзя забывать. Вот, почему я люблю этого дьявола. Его простота окружала меня, успокаивала и дарила счастье. И не нужно никаких слов, чтобы описать его, это надо чувствовать. — Простите, вы не могли бы убрать машину от дома, выхлопные газы убьют все мои цветы. Мне хватает того чудовища, притаившегося в моём гараже, ожидающего, когда оно мне понадобиться. Говорила же мужу выкинуть этот драндулет, но нет, помер, но не разрешил мне тронуть его малышку… Молодой человек, вы слышите? И не стыдно в чужой дом пробираться, понимаю, озеро красивое, но это частные владения, так что ноги в руки и топчите газон у кого-нибудь другого. Аааа, какая няшка, болтушка Ми На рядом. Я побоялся накидываться на неё с руками и ногами, к тому же, то, что она меня не узнала, не облегчало задачу. Если дети растут, то взрослые имеют свойство оставаться такими же, или поддаваться старости. Она, видимо, выбрала первый вариант, так как была точно такой же, как в моих воспоминаниях. Седые волосы покрашены в нежно-кремовый, карие глаза светились умом и пониманием, чему способствовали маленькие аккуратные очки на переносице, тонкие губы раскрыты в лёгкой улыбке, в попытке объяснить, что все ее слова не предназначались, дабы напугать нежданного гостя. Она не была полной, но и худой ее назвать язык не поворачивался. Эта крепкая с виду женщина, сохранила в себе утончённость, сводившую с ума не только моего дедушку, но и как он рассказывал, многих мужчин в округе. Я больше не мог только стоять, мне хотелось кричать, что я дома, хотелось смеяться от того, что она меня не узнала, хотелось вернуть того блондина прямо сейчас, чтобы иметь право, называть эту женщину своей бабушкой. — Простите, я заблудился, и увидев это озеро, нисколечко об этом не пожалел. Если вас не затруднит, я мог бы остаться тут на денёчек? — ну а что, я же не собирался вечность притворяться, но не узнать своего внука, это слишком. Пусть помучается, авось, новые очки ей куплю. — Да, не уж-то такого хлюпика не прокормлю. Ну, заходи что ли, гостем будешь… а что вздумается, у меня и оружие есть, разберёмся. Ёлки палки, и тут меня монстром считают… куда катится мир. Я последовал за моей «милой» бабушкой, напрочь забыв не только о машине, но и о телефоне, заботливо выключенным мною, и запихнутым в бардачок. Ничего, убивать меня тут не собираются… а на это я очень рассчитываю, да и разговаривать я ни с кем не хотел, из-за чего наверняка получу по самое не могу. Ну и ладно, мне может быть и понравится. - А какое у вас оружие, если не секрет? Мы добрались до веранды, обставленной горшочками с различными цветами, прикрытой плотным навесом, скрывающей нас от палящего солнца. Это было одним из моих самых любимым мест в этом доме. Даже в детстве я любил яркие вещи, а розовые большие качели, подаренные моей сестре, прекрасно этому соответствовали. — Водяной пистолет... огнестрельное, конечно, муженёк притащил и говорит: «Безопасность-это всё». Наверное, за свою малышку боялся, аж трясся, что её украдут... жаль... она никому кроме него, больше не была нужна. Ну-с, если ко мне вопросы закончились, можно и о тебе что-нибудь узнать. Зовут как, чем тебя жизнь потрепала? Отчего волосы огненные, откуда столько наколок? Cидел? - на последних словах она и вовсе засмеялась, но быстро взяла себя в руки и, поправив прядь волос, выбившуюся из ободка, налила мне любимый лимонный сок, который получался у нее лучше всего. — Эээ... Сын Ри, меня зовут Сын Ри. Живу в Сеуле, учусь на искусствоведа, волосы - это моё оружие, а тату - маленькая зависимость. Не сидел, и не собираюсь. Приехал сюда, чтобы немного побыть в тишине, не сбегал, но и не остался, просто меня отпустили. Я так волновался из-за моей маленькой лжи, что не заметил, как выпил весь стакан с холодным напитком залпом. Даже запах лимона всегда напоминал мне о доме, а сейчас и вовсе, вернул меня на четыре года назад, в прошлое. — И давно тебя стали Сын Ри звать, дракоша? — дьявол меня побери, если она не узнала меня с самого начала. Это прозвище мне дали они с дедом, благодаря моему имени, и больше никто меня так не называл. — И давно ты поняла кто я? Издеваешься небось, совсем не изменилась бабуль, — она ухмылялась, теребя край от голубого фартука, надетого поверх розовой блузки с короткими рукавами. — А ты, что думал, я старая кошёлка, которая собственного внука не узнает? Сын Ри он, ха, такое лицо только у моего внука, и глупо полагать, что я тебя с кем-то спутаю. Ну раз мы всё выяснили, может обнимешь меня, а то оставлю без ужина, на твоём деде всегда срабатывало, а вы так похожи. Я дома. Мои волосы не рыжие, на теле ни одного рисунка, а сердце не отзывается только на одно имя. Мне по настоящему тепло, и не важно, что её руки покрыты морщинами, глаза потеряли свой изначальный окрас. Эти объятия самые нежные, а взгляд самый тёплый, потому что они видят меня таким, каким я был, и никогда не посмотрят с осуждением на то, кем стал. — Я так скучал по этому. Как ты тут одна, не хочется перебраться к нам? Знаешь, что мать сейчас рядом с отцом? – бабушка медленно выпустила меня из объятий, вытирая влажные от слёз глаза под очками. — Знаю, отец недавно звонил, сказал, что ты решил повзрослеть и отправил мать к нему. Знаешь ведь, что значит для меня этот дом, так что не проси переехать. Тут не только мои воспоминания, тут я жила с твоим дедом, и это ничем не заменишь. Даже, если я буду с вами, я буду одна, так что не стоит об этом. Лучше скажи, что стряслось у тебя, раз ты вспомнил о своей старушке? — Не знаю, просто захотелось тебя увидеть, и побыть вдалеке от города. Понять, как так получилось, что мы так редко общаемся. Ты, наверно, обижена на меня? - я не смел смотреть в её глаза, допивая второй стакан, утолявший ненадолго мою жажду. — Да будет тебе. Будто бы я сама молодой не была. Помню, как ленилась идти в соседний двор, чтобы чем-то помочь своей бабушке. Тебе сложнее, ведь разделяет нас не только двор, но и целый город, и твоя молодость. Я рада, что ты приехал, не думай об этом, отдыхай, сколько душе будет угодно, это и твой дом. Пойдём, думаю, у меня есть что-то повкуснее лимонного сока, тем более, ты его уже весь выпил. Я говорил, что не последует осуждения, но, если честно, верилось в это мало. Да и опущенные уголки губ, подсказывали, что в глубине души она обижена, просто не хочет портить нашу встречу ненужными упрёками. Пока она готовила для нас обед, я решил осмотреть дом, в поисках ещё одних осколков моего прошлого. В каждой комнате нашлись несколько из них, но больше всего меня удивила моя собственная. Она не изменилась, её даже не ремонтировали, что вызывало у меня бесконечную радость. Голубые обои, потерявшие свой былой цвет, ставшие цвета неба. Кровать, стоявшая в углу комнаты, так часто мешавшая мне спать из-за своего маленького размера. Стеллаж с книгами и дисками, которые я не увез, имея всю эту информацию в компьютере. Фотографии меня и моих друзей, имена, которые было трудно вспомнить, но пережитые с ними приключения я помнил прекрасно. Мои школьные вещи, упорядоченно развешанные в шкафу, напоминающие о строгом дресс-коде, который мне пришлось перенести. И наконец, большое овальное зеркало, стоящее возле шкафа, и ожидающее, когда оно увидит своего старого хозяина. Я смотрел на своё отражение через тонкий слой пыли и пытался увидеть того невинного блондина, который стоял тут четыре года назад. Ничего. Дело было даже не в окрасе волос и одежде. Я изменился сам, внутренне. Человек передо мной был влюблён, и ограничен этой любовью. Сердце может вмещать чувства ко многим людям, но в моём горела вывеска только с одним именем «Сын Ри». Он был прав, если я смог сохранить в нём только оного человека, то вскоре и его имя потухнет, оставляя меня наедине с отражением, которого я даже не узнаю. Спускаясь по крутой лестнице на первый этаж, я всё еще думал, каким образом стал настолько одиноким, имея в окружении столько хороших людей. Лёгкий запах жареного мяса, изменил мой маршрут в противоположную сторону. Мой живот вытеснил господство моего мозга, что немного облегчило замешательство в моём сердце. Кухня была простой и уютной, как и всё в этом доме. То, что одна стена была стеклянной и открывала вид на озеро, притягивало не меньше накрытого стола, и бабули, хлопочущей возле плиты. Сев так, чтобы видеть и её, и вид на озеро, я дожидался пока она закончит, чтобы вспомнить то чувство, когда ты не только поглощаешь еду, а разделяешь её с любимыми людьми. Меня раздражало то, что в доме малыша столько народу, это чувство было обычной ревностью. Это была его семья, не моя, а я так хотел о нём позаботиться, что не представлял, что в заботе нуждался я сам. Даже у дьявола есть близкие, может он прав, надо ещё посмотреть, кто из нас дьявол. — Ба, расскажи, как ты встретилась с дедом, как не стараюсь, не могу вспомнить, - она закончила приготовление мяса, и поставив его по середине стола, присоединилась ко мне, усаживаясь на соседнее место. — Эх, не хочешь чтобы я ела? Шучу, шучу... Ты ешь, давно не видела как ты уплетаешь мою стрепню, а это одно из самых приятных моих воспоминаний, — разрезав для меня мясо, бабушка протянула мне тарелку, показывая, то на одно, то на другое блюдо... едаааа. — Дай-ка вспомнить, мне было, кажется, двадцать, мы учились в разных университетах. Он был старше меня на три года, вечно хмурый и бормочущий что-то себе под нос. Не буду хвастаться, но внешностью меня не обделили, и то время стиляг давало возможность быть, если не красивой, то яркой точно. Пышно начёсанные волосы, широкие ободки, юбки до колена, блузки различных покроев, и цвета, цвета, цвета. Я понимаю твою любовь к краскам, без них нельзя, и, думаю, твоя мать хорошо влилась в нашу семью, привнося к этим краскам немного шика и элегантности. Но твой дед, одно огорчение. Чёрный цвет был его любимым. Растрёпанные волосы, грубые черты лица, плотно сжатые губы, любовь к громкой музыке. Всё в нем кричало, что он сноб и циник. Что? Думаешь, он бегал за мной и добивался моей руки до потери пульса? — я кивнул, уплетая уже вторую отбивную, разбавляя всё это домашним кимчхи. — Наивный ты, сам подумай, как с таким характером можно за кем-то бегать? Как ни странно, в этого оболтуса влюбилась я, да простят меня мама и отец, отговаривающие меня от этой помешанности, как они выражались. Все думали, что он заинтересовал меня своей таинственностью, непохожестью на всех, но, что понимают эти идиоты. Эти глаза, густые ресницы, которым позавидовала бы любая девушка. Эти глаза, смотрящие не на внешность и краски, а чувствующие тепло, которое исходит от самого человека. Эти глаза, видящие меня такой, какая я есть, ухмыляющиеся от образа милашки, который я создавала. Я любила эти глаза, никто больше не мог разговаривать со мной одним лишь взглядом, пристыдить за укороченную юбку и заставить её расправить. Он был моей половинкой, и я до сих пор считаю, что она была светлой. Во всём чёрном, он светился, когда другие меркли среди изобилия красок. Я добилась его. Это было не трудно, скорее опасно. Не зная, что будет дальше, сложно предугадывать будущее. Он не был гением, всего достигал собственным трудом. Не скажу, что не было дня, когда я жалела о том, что выбрала именно его. Мы были слишком разные, чтобы наши мнения не сталкивались каждый божий день. Он не жалел меня, высказывая всё, что ему не нравится, но и не пытался изменить, за что ему отдельное спасибо. Это был счастливый брак, не лучше и не хуже других, но это была моя семья, и, если бы мне дали шанс вернуть всё обратно, я повторила бы всё вновь. Когда он умер, я не только потеряла любимого, но и саму себя, ту, которая была в его сердце и в его глазах. Ну вот, ты опять заставил меня прослезиться, весь в деда, терпеть вас не могу. Я очнулся из созданного ею, красочного мира, и смотрел на эту женщину совершенно другими глазами. Никогда не интересуясь прошлым, я не мог представить, что оно настолько может напоминать настоящее. Любовь не стареет, и не покрывается пигментными пятнами, она или есть, или её нет. И бабушка очень удивится, узнав, что похож я не на деда, а именно на неё. С единственным различием, она понимала, за что любила, а я до недавнего времени даже не думал об этом. — Наверно, одиноко тут без него. Я помню его смех. Он не мог быть плохим, обладая таким светом. — Не проходит и дня, чтобы я не думала о нём. Иногда ловлю себя на мысли, что разговариваю не сама с собой, а с ним. Не смотри так, я не сошла с ума, и умирать не собираюсь, пусть ждёт там себе, бросил меня тут одну с этой дурацкой машиной, эгоист несчастный, — улыбаясь сама себе, она стала убирать со стола, так и не притронувшись к еде. — Эй, а как же ты? — кажется, она не поняла, что я говорил о еде, удивив меня своим ответом. — Я живу за нас двоих, тем более, кто-то должен позаботиться о его малышке, — в данный момент она не была со мной, и я, не стал доставать её своей заботой. Пока она мыла посуду, я думал о своём деде, понимая, как сильно я по нему скучаю. Я любил их, любил свою семью, но забыл об этой любви, заполняя образовавшуюся пустоту только одним человеком. Мне очень повезло, что этот человек не был столь эгоистичным, чтобы пользоваться моим склерозом. Я понимаю, почему малыш не доверяет мне. Если я не помню своих близких, как могу утверждать, что моя любовь к нему обоснована реальными чувствами. — Кто такой Сын Ри? — задумавшись, я не заметил, как Ми На закончила и уже наливала нам чай, положив на стол полюбившийся мне яблочный пирог. — Сын Ри? Почему ты спрашиваешь? — я отпил горячий напиток, освобождая в забитом желудке место для очередного лакомства. — Ты назвался его именем, значит, первый, о ком ты думаешь в сложной ситуации, он, — вертя старинную чашку, украшенную хризантемами, она делала маленькие глоточки, не отводя от меня пристального взгляда. — Одна сволочь, сводящая меня с ума. — Ты любишь его? Что? Я знаю, что ты и по мальчикам, и честно говоря, знаю уже давно, слишком уж тебе нравилось красить глаза и позволять своей матери издеваться над тобой. — Чтоб меня, я убью свою мать, сначала верну, признаюсь в любви, а потом убью. Хороший план. — Люблю. — За что? Ну давай, я только что рассказала о своей любви, и не в двух словах, как некоторые. Вот ведь коварная женщина, не поела ужин, зато десерт упускать не хочет. Она издевательски поедала пирог, приподнимая одну бровь от наслаждения. — Фух, ну почему меня все об этом спрашивают? Не знаю. Люблю его и всё тут. В нём нет ничего особенного, как и в деде, даже глаза, как у нормальных людей, хотя нет, как у нормальных панд. Эти мешки под глазами, вылитый панда. Но он такая сволочь, просто до истерики меня доводит. Я думаю о нём не каждый день, а каждую секунду. Этот дом напомнил о нём, ваша история любви, снова он, отражение в зеркале, и там тоже он. Я схожу с ума. Пусть он говорит, что моя любовь - фальш. Пусть не доверяет мне. Но даже, если он прав, я не могу без него. Я не знаю, за что люблю жизнь, но без неё я умру. Ты понимаешь о чём я? Наверно думаешь, что это гормоны и прочая лабуда? — мне хотелось кричать, найти нужные слова, чтобы оправдать свои чувства, но в голову не лезло ничего, кроме фразы, которую я повторял как мантру: «Я люблю его, люблю». — Я рада. — Ты мне веришь? — Верю. Всё таки ты не прав, не он, а ты похож на деда. Когда ты говорил о нём, твои глаза светились. Ты любишь его, в этом я не сомневаюсь. Надеюсь, он научится доверять тебе. Передай ему спасибо. Как же приятно, когда в тебя верят, я больше не любил только одного человека, я вспомнил ещё одну любовь, любовь к родной бабушке. — За что? — Он оттолкнул тебя, чтобы ты вспомнил о нас, когда мог забрать всего тебя. И не думаю, что бы ты сопротивлялся. Оттолкнул меня? Погодите-ка, я сам ушёл. Нет, я отлично помню, что сам принял решение уехать ненадолго. Ничего он меня не отталкивал... А если? Боже, какой же я дурак. Забыл, что играю в его шахматную партию. Забыл, что даже являясь королём, могу только защищаться, когда королева обладает гораздо большей свободой и властью. Ему не нужно, чтобы я узнал, за что люблю его. Ему было нужно показать, что я люблю ещё кого-то, кроме. Я убью его, и похороню вместе с мамой и сестрой, и бабушку, пожалуй, прибью, за то что она догадливей меня. — Я хочу спать! — обойдя стол, я бросил прощальный взгляд на озеро, но подступавшая ночь, не позволила мне разглядеть его в полной мере. Обиженно поблагодарив за еду, я вышел из кухни, но вспомнив, что оставил там дорогого мне человека, вернулся исправить своё ребяческое поведение. Она сидела в том же положение, в котором я её оставил. Помрачневшее лицо выглядело виноватым и от этого я почувствовал себя последней сволочью… чтоб его черти сожрали, везде он. — Прости меня. Я злюсь на самого себя. Прости, что так редко звонил. Прости, что не приезжал. Прости, что ты узнала, что такое одиночество. Прости, что забыл тебя. Я передам ему спасибо, когда цветочки на могилу относить буду. Я передам спасибо, ещё и от себя, за то, что вспомнил, что люблю тебя. Прости, я люблю тебя. Улыбка этой женщины стоила моего признания. Мне было трудно говорить о чувствах, трудно думать о чувствах других. Но то, что сейчас я не делал под его диктовку, даже уехал я сам. И надеюсь, он сильно разозлится, каким образом я это сделал. Не думаю, что в его планы входила Га Ин, отпустившая меня. Как бы он не играл, заключительное слово будет за мной, это власть беззащитного короля, это моя власть. — Выглядишь, как маньяк, задумавший расчленить бедную старушку. Ладно, заслужил прощенье, можешь быть собой доволен, хотя твоя улыбка подсказывает, что именно этим ты сейчас и занимаешься. — Ага, я завоюю мир! Ну и Сын Ри заодно поставлю на место. Спокойной ночи. Если бы я ушёл, эта ночь не была бы спокойной, не только для меня, но и для башки. Открываться трудно, но это приносит плоды, которые дали мне силу обнять её на прощанье, благодаря за любовь, которую я всегда мог найти в её объятьях. — Иди спать… Я тоже люблю тебя, — последнее она сказала почти шёпотом, но так как я был достаточно близко, большего и не требовалось. Направляясь к себе в комнату, я обдумывал, как бы удивить этого дьявола ещё больше, чтобы он расхотел ставить на мне опыты, даже, если это был его способ позаботиться обо мне. Для осуществления моей идеи мне пришлось вернуться на кухню во второй раз. — Ба, тут есть поблизости магазин, продающий краски для волос?.. Думаю, мне стоит сменить оружие!