Трофей на память

— Девушка! Я вздрогнула от неожиданно громкого возгласа прямо над ухом. Обернувшись, я заметила смуглую женщину, навалившуюся на прилавок, и практически перевалившуюся за него. В её голосе, как и в настойчивой позе, не было ничего приятного. — Что это ты вылупилась? Я же сказала, мне чёрный кофе и синнабон. Син-на-бон! Сложно было запомнить? Я тут же вышла из ступора и выхватила чек, которым она трясла перед моим носом. — Простите меня! Я сейчас всё исправлю, — протараторила я и суетливо начала собирать новый заказ. Пока я готовила нужный напиток в кофемашине, женщина назойливо продолжала: — В этот раз тебе повезло. Вот муж мой так просто бы это хамство не потерпел. Мигом бы научилась людей уважать. Я, как-никак, деньги тебе плачу. Приду с ним в следующий раз. Покажем тебе, как от работы отлынивать. Я вынула из печки готовую булочку, полила ее глазурью и чуть-чуть возненавидела свою жизнь. Чёрт, одна эта прелесть стоит как вся моя зарплата. «Судьба снова выбрала не того», подумала я и протянула готовый заказ клиентке. — Буду ждать с нетерпением. Всего хорошего, — я натянуто улыбнулась, проклиная этот день. Как проснуться за 2 часа до работы, чтобы опоздать на неё на полчаса? Пфф, проще простого! Для этого Вам понадобится: а) кривые руки, с помощью которых Вы прольёте на себя горячий кофе и будете носиться по квартире в поисках сменной одежды; б) телефон, оставленный на письменном столе, о котором Вы вспомните, когда дойдете до остановки; в) водитель маршрутки, который нарочно проедет мимо и в ответ на претензии окатит Вас из грязной лужи. Всё продолжало идти наперекосяк. Клиенты все какие-то до жути нервные. Интересно, это всё из-за нависшей над Москвой тучей? Или всему виной понедельники? — Полин, ты опять заснула, что ли? — Аня ткнула меня локтем. — Прости. — Я помогла ей поставить подносы на стойку. — Опять задумалась. — Ты весь день в облаках витаешь. Прекрати, а то на тебя уже Кира смотрит. Я оглянулась и заметила недобрый взгляд нашей администраторши. Она чуть покачала головой и записала что-то в своей «тетрадке смерти». Кирой мы её звали поэтому. Только попробуй оступиться, и вмиг будешь записан в претенденты на увольнение. Очевидно, моё имя там на первом месте. — Да, надо собраться. Не знаю, что со мной. — Я выпрямилась и улыбнулась новым посетителям. Аня неодобрительно вздохнула и поправила сбившийся фартук. — Ты же помнишь, что сегодня мы идём в бар? — Она аккуратно протирала прилавок. — Тебе давно пора развеяться. Сидишь дома и из своих сериалов не вылазишь. Так вся жизнь пройдет! Не помню, когда в последний раз видела твои истории вне дома. Я попыталась припомнить такой раз, но решила не позориться. — Может быть, мне это и не нужно. Я хорошо себя чувствую, сидя дома. — Ооо, нет, — протянула она. — Ты точно не из серых мышек. И твоё прошлое тому доказательство. — Аня с энтузиазмом приобняла меня за плечо и встряхнула. — Так что хватит киснуть и пора отрываться! Мы с Димой заедем за тобой. Я хотела в последний раз возразить, но это было бесполезно. Очевидный проигрыш. — Я с тебя не могу. У тебя вообще бывает плохое настроение? — Только в пмс, — она мило улыбнулась мне и подмигнула. Еще раз взглянув на Киру и испугавшись её дергающегося глаза, мы разбежались по своим местам. Прошёл месяц, как я вернулась в Москву. Мне было необходимо съездить к родителям. Помочь папе в его мастерской. Заверить маму, что смена ВУЗа никак не повлияет на мою успеваемость. Сказать им, что в целом со мной всё отлично, что круги под глазами следствие закрытой сессии, и что с полученными деньгами можно закрыть все кредиты. Там я нашла поддержку, которой не хватало. Конечно, когда они услышали, как со мной поступили друзья, они были шокированы, но видя, что я пытаюсь с этим смириться, решили не докучать лишними вопросами. Бесконечно умирать от того, что тебя не любит тот, от кого ты без ума — действительно больно. Я знаю это не понаслышке. Но я смогу это пережить. Я смогу. У меня есть я сама. В самом деле, кто придумал, что заботиться о себе — это эгоистично? Думать о себе важно, потому что рано или поздно можно проснуться в своей кровати и не вспомнить, кто ты такая. В конце концов, у меня есть люди, которых я люблю и которые любят меня. И этого более чем достаточно. Что может быть важнее, чем твоя семья? Чем близкие тебе друзья, которые иногда роднее братьев и сестёр? Это напоминало мне о Кате. Ведь она тоже была моей семьёй. Как бы я не старалась, я всё равно не могла понять, почему так произошло. Почему между нами всё сложно запуталось. С Киоссе и Раммом всегда было не просто, но где я была, когда Катя стала мне чужой? Мы всегда мирились. Всегда. Что бы между нами ни было, мы всегда находили способ снова поверить друг в друга. Но я будто переросла саму себя и переросла ту дружбу, в которую верила. Наверное, наши пути давно разошлись, а мы пытались запрыгнуть в последний вагон поезда, который уже уехал. Легко так говорить, когда дело уже сделано и ничего не вернуть. Тогда, в мае, я оказалась перед её дверью, в попытке понять, что ей двигало, и узнала её правду. То, что она совершила, простить нельзя. Я искренне любила её. Но в нашем случае возможно лишь смириться с поступком и забыть, а это у меня всегда получалось плохо. Поэтому всё, что я могла в тот момент, это уйти. Уйти, и больше никогда не возвращаться. Поэтому с тех пор мы ничего друг о друге не слышали. Моя смена уже близилась к концу. Аня заканчивала через полчаса после меня, и должна была поехать к Диме, чтобы переодеться. Её парень подрабатывал охранником в том баре, поэтому нам полагались бесплатные коктейли, о чём мне с воодушевлением сообщили. Оставалось всего 20 минут и можно было расслабиться. Скорее всего сыграли наплывшие воспоминания и моя общая рассеянность в течение дня, но краем глаза я поймала знакомые светлые волосы. Поставив чайник на место, чтобы не разбить, я вгляделась в группу шумных посетителей возле выхода. Среди них не затесалось никого, кто бы привлек моё внимание. Я усмехнулась своей паранойе. Заварив зелёный чай, я поставила его на стол выдачи. Ещё раз оглядев зал, я заметила знакомую фигуру возле противоположной стены. Катя сидела за крайним столиком. Её волосы сильно отросли и теперь доставали до середины спины. Тонкий бежевый плащ казался больше её в несколько раз. Она мучила лямку своего рюкзака и кусала губу. Под её глазами — тень. На лице — маска сомнений. Я видела её, но в то же время это была совсем не она. Её энергия словно иссякла. И некому было заменить батарейки. Почему-то такое сравнение меня расстроило. Стоило подойти к ней? Может быть, она не знала, что теперь я работаю здесь? Она избегала мой взгляд, хотя наверняка чувствовала моё замешательство. А если это очередной трюк? Может быть, они втроём договорились найти меня? Ради чего? Мне кажется, с меня теперь брать нечего. Я давно забыла, что такое верить во что-то хорошее. Я продолжила работать, словно никого не видела. Через 5 минут за столиком было пусто. Видимо, мое привидение сбежало через второй выход. Так даже лучше. Неизвестно, как бы эта встреча повлияла на нас обеих. Смена пролетела достаточно легко, что только подогревало Анин задор на вечер. Я улыбалась всем клиентам невпопад и думала о Кате. Было глупо предполагать, что в таком большом городе мы встретились случайно. Но как она меня нашла, когда я сменила дом, работу и даже универ? Наверное, разговор был ей необходим. Тогда почему она решила уйти, даже не попрощавшись? Я вышла с работы через служебный выход и направилась к автобусной остановке. Вечерняя прохлада немного выветрила усталость. Хотелось съесть много мороженого и посмотреть комедию. Но черт меня дёрнул связаться с экстравертом. Когда вдалеке показались знакомые очертания транспорта, позади меня послышались торопливые шаги. Стараясь не придавать этому значения, я мысленно просчитала пути к отступлению. Это, наверное, и называется тревожность. Как бы там ни было, я убедилась, что дорога только одна, и даже если за мной погоня, догнать меня не составит никакого труда. Я задумалась, откуда во мне возникла эта паранойя. Наверное, тому виной внимание, которое свалилось на меня после того, как мы с Никитой… В общем, снова это он виноват. Вот и всё. Тут и думать нечего! На балконах соседних домов кое-где уже вспыхнули огоньки. И ни одной живой души вокруг. Чёрт. Я решила убедиться, что мне никто не угрожает, и повернула не там, где обычно. С ужасом отметила, что тень всё-таки движется следом. Теперь можно паниковать. Я уже включила пятую скорость, когда шаги позади стали отчетливее. Я слышала пульс у себя в ушах и уже собиралась переходить на бег, как вдруг моего плеча коснулась лёгкая рука: — Всё ещё занимаешься скандинавской ходьбой? Этот голос врезался в голову, и волна облегчения прошлась от сердца до кончиков пальцев. Я развернулась и наткнулась на знакомые голубые глаза: — Нет, но знаю пару приёмов из «Убить Билла». Зачем так пугать? На улице сильней потемнело. В свете зажёгшихся фонарей я увидела знакомую полуулыбку: — Прости. — Она тихо хихикнула. В её голосе не было ни грамма извинений. Я устало вздохнула и ответила улыбкой. — Ты не против, если я тебя провожу? Взглянула на часы — ещё было время заехать домой переодеться, прежде чем Аня за мной заедет. Сейчас мне как никогда захотелось в тот бар. Я ещё раз оглядела мою спутницу. Про себя отметила, что впервые с тех пор, как мы с ней расстались, в груди всё встало на свои места. Я была искренне рада её увидеть и узнать, что с ней всё хорошо. Но мне всегда легко было судить по глазам, что там у человека на душе творится. И смотреть в её для меня — просто мука. Поэтому я поспешила отвести взгляд и молча кивнула. Я жестом показала в какую мне сторону. Она тоже кивнула и выдохнула с облегчением. Она боялась, что я откажу ей, и мы здесь же разойдёмся. Может быть, это было бы логичнее. Сначала обе молчали. Неловкость так и витала в холодном вечернем воздухе. Я подумала о том, как это странно. Лучшие подруги, которые знали друг о друге всё, шагали молча, и тишина нарушалась шумом гудящих машин. В конце-концов Катя решилась прервать молчание: — Как ты теперь? — Здесь она была искренна. Вопрос, вроде бы простой, но сбил с толку. Вроде бы нормально, вроде бы терпимо, вроде бы и на стену лезть уже не хочется. Но ей ведь нужно услышать совсем другое. — Хорошо, — честно ответила я. — Много нового, конечно. Но это всё к лучшему. — Нового? В смысле… У тебя кто-то появился? — Хах, нет, не думаю, что в ближайшее время мне это нужно. Катя напряглась, но вслух ничего не сказала. Я продолжила: — Я нашла нескольких друзей в новом ВУЗе. Там намного лучше, чем у нас, — я усмехнулась. — Правда теперь без нашего препода по физре всё не имеет смысла. Павел Олегович не скучает? — я попыталась вести диалог в безопасном русле. Катя как-то уменьшилась. И будто бы удивилась: — Я не знаю. Не важно. Я… не была там какое-то время. Отличница, комсомолка и просто хорошая девочка прогуливает пары? Вот уж точно на неё не похоже. Вслух я этого не сказала. Меня волновало другое. — Толя всё ещё охраняет тебя? Вопрос на какое-то время повис в воздухе. — Толя? — она странно замялась. — Его сейчас нет рядом со мной. Странный ответ. В целом странная встреча. — Тур, — коротко пояснила она и чуть улыбнулась. Не знаю почему, но мне стало спокойнее. Хотя бы что-то было стабильным. Хотя он обещал мне, что её не оставит. — Зачем ты нашла меня? — спросила я уже прямо. Нет сил больше играть в кошки-мышки. — Это всё странно так, — озвучила она общие мысли. — Я запуталась. Не знаю, зачем я тебя выследила. Просто… я увидела тебя утром на остановке. Узнала, где ты работаешь. Весь день уговаривала себя уехать отсюда, но не смогла удержаться. — Она выдержала паузу. — Мне тебя не хватает. Эмоции вдруг втиснулись в грудную клетку и ими хотелось захлебнуться. Но я выстояла. — Тебе нужно было поехать домой, — жёстко отрезала я. Она часто закивала и то, что блестело у неё на щеках, было смахнуто длинным рукавом. — Всё правда хорошо? — серьёзно спросила она. Мы остановились и посмотрели друг другу в глаза. — Да. Я начинаю жизнь с чистой головой. Это потребовало много времени и сил, но я всё переварила и отпустила. Теперь, — я вымученно улыбнулась, — всё замечательно. Катя взглянула на мою улыбку и что-то про себя отметила. Правда в том, что я не врала. Но всё не совсем позади, и наша встреча это только доказывала. С каждой секундой наплывали воспоминания, поэтому мне хотелось быстрее уехать от неё подальше и закончить разговор. — Я рада. Искренне рада. Это всё, чего я тебе желала. Чтобы всё закончилось хорошо. Чтобы то, что случилось, не заставило тебя разочароваться в людях. Хотя бы не во всех. Я вдохнула вечерний воздух и успокоилась. Нужно жить настоящим. Всё, что тревожило раньше, теперь остаётся позади. — Ты права. Мне, наверное, стало сложнее доверять кому-то, но я научилась не только доверять, но и проверять. А ещё… — я замялась, пытаясь считать по её лицу, стоит ли мне говорить. — Я не была честна с тобой. — О, — она удивилась. — И в чём же? Она непринуждённо двинулась дальше. Я поспешила за ней. — Я не сказала тебе правду. О том, что Влад рассказал мне. Всё это и вправду было прошлым. Но мне почему-то было совестно за мою ложь, пусть и во благо. С Толей мы договорились её беречь от всего. В том числе и от ненужных встреч. Всё уже пошло наперекосяк. Теперь не имело значения, что я скажу. Она замедлила шаг, и я запнулась, чтобы с ней поравняться. Её лицо ничего не выражало. Она была готова услышать всё, что угодно. — Он сказал мне тогда, что любит тебя. Что всё, что он сделал, было для тебя. И что он хотел бы, чтобы ты была счастлива. Она засмеялась. Очень легко и непринуждённо. — Я знаю. Я лишь кивнула и всю оставшуюся дорогу смотрела перед собой. Я сказала это, чтобы отпустить прошлое. Но теперь казалось, что это должно было навсегда остаться где-то на задворках памяти и пропасть там, вместе со всем ненужным хламом, о котором не вспоминают даже перед смертью. Что-то в её ответе было не так. Слишком лёгком, слишком радостном. Если она и вправду знала, тогда зачем позволила себе обмануться? Мне бы хотелось узнать, хотелось поговорить по душам. Но я знала, что тогда вся моя реабилитация прошла бы в пустую. Это был бы откат к тому, что я уже перешагнула. И я не хотела возвращаться в её жизнь. Я не хотела тащить это прошлое в своё настоящее. Прощание было беглым. — Что планируешь делать? Катя поёжилась на ветру и неопределённо пожала плечами. — Не знаю, — протянула она. — Сбежать хочу отсюда. — Сбежать? — Ну да. Знаешь, сменить обстановку. Может и для меня где-нибудь найдётся место. Я молча кивнула. Я формально приобняла её и быстро вбежала в только что подошедший трамвай. Заняв свободное место у окна, я захотела ещё раз взглянуть на подругу, однако на остановке Кати уже не было. Весь оставшийся вечер я была погружена в размышления о том, что для нас обеих значила эта встреча. Мне не давали покоя её слова, её движения, её глаза… Вся она была какая-то не такая, какая-то неправильная. Но, отодвинув посторонние мысли на задний план, я хорошо провела время с друзьями. Аня была права, я вовсе не серая мышка. Отдыхать от рутины и чувства вины нужно, иначе можно сойти с ума. Тем более, что сделать я больше ничего не могла. У нас был уговор — забота о Кате целиком лежала на Толе. Я же не должна была появляться в её жизни и напоминать о том, что могло бы её травмировать. И можно было бы сослаться на то, что она сама меня выследила, сама захотела узнать обо мне. Но это я сделала глупость. Я сказала то, чего не следовало говорить. А Толя нарушил своё обещание. Это рок, воля случая, судьба. Так случается, ведь все мы люди. Мы не можем предугадать всё наперёд. Пускай Владу и хотелось почувствовать себя всесильным. Это невозможно. Рано или поздно сделаешь ошибку, а расплачиваться за неё придётся не тебе одному.

***

— Ты вчера с той девушкой у выхода говорила. Твоя знакомая? — как бы невзначай спросила Аня. Она вынырнула из телефона, намекая, что это не случайный вопрос, и ей правда интересно. Сегодня была лёгкая смена. Посетителей в зале почти не было, только один паренёк с ноутбуком делал вид, что сидит здесь не из-за бесплатного вайфая. Кира взяла себе выходной, чтобы нас не видеть и не уволить раньше времени. Поэтому Аня вальяжно разлеглась на диванчике для гостей и прижимала лёд к голове, расплачиваясь за вчерашнюю «Маргариту». — Да. Знакомая. Бывшая знакомая. Я отмывала чашку от кофе и задумчиво пялилась в окно. Снова этот дурацкий дождь. — Видок был у неё странный. Я так и поняла, что она не в себе. А тут вон как оказалось. Жалко. Я взяла очередную чашку в руки и какое-то время пялилась в одну точку, анализируя чужие слова. — Ты о чём? — Я тёрла присохшее пятно полотенцем, предчувствуя нехорошее. — Ты не читала? — Аня подошла ближе и протянула мне свой телефон, на котором светился новостной сайт. — Тут, в соседних домах случилось. Девчонка эта сбросилась с крыши. Сердце перестало биться. Белая керамика разбилась о кафельную плитку.

***

Никто из людей не заметил, когда отлетел последний кленовый лист. Когда он с хрустом упал в огненно-жёлтую кипу и мертвенно замер. Не заметил, когда южный ветер сменился северным, когда попрощались птицы, когда солнце перестало греть. Не заметил, как умерло лето. Именно так. Пусто, без прощаний. Глупо и тихо. И никому не было никакого дела. Будто бы оно на время сдалось, уступило осени, и обязательно возвратится, соскучиться не успеешь. Катя ушла, как это самое солнце, которое больше не греет. Как эти чёртовы птицы, которые нас бросили. Как ветер, который сметает всё на своём пути и лишает воспоминаний. С той лишь разницей, что она-то больше не вернётся. Весь этот месяц лили дожди. А вчерашний размыл дорогу так, что не пройти, не испачкав ботинки в оранжевой глине. Запах хвои давно пропитался в волосы. Тут мрачно тихо. Только высокая трава слегка шелестит, как бы дразнясь, что она-то ещё живая. Над одной из каменных плит склонились две одинокие фигуры в чёрном. Наверное, они и сами были мертвы, только телами ещё движимы. Эти фигуры были нами. Одна из них была мной. Вторая — парня, который потерял всё. Который мнил себя главным преступником и злодеем. На самом деле, он был случайным элементом общего пазла, который привёл к трагедии. С Толей было трудно. Я старалась держать его ближе к себе, старалась стать ему опорой, но меня саму клонило к земле. Я знала, что Катя не хотела оставлять его одного. Сама она, видимо, не могла поступить иначе, поэтому я взяла это на себя. После похорон я нашла его в их старой студии, куда Никита пару раз приводил меня на репетиции. Толя много пил и ругался, не сразу узнав меня. Он говорил, что мы с ней были чем-то похожи, поэтому ему было невозможно смотреть мне в глаза. Когда он в очередной раз попытался вырвать у меня свою бутылку, я сказала, что он похож на Рамма. Утром я покрасила волосы в белый. Толя замер в дверях и только глазами испуганно хлопал. После этого он не произносил её имени, и я больше не видела его пьяным. Нас связало общее горе. Мы стали друг другу близкими, но это не было прочной связью. Сегодня друг другу необходимы, а завтра не узнаем друг друга на улице. И даже сейчас мы друг друга не знали. Оба друг друга справедливо ненавидели. Но молчали. Например о том, чего никогда не случится. В жалких попытках отыскать себе оправдание мы не нашли отдушины. Стало только тяжелее открывать глаза по утрам, зная, что мы могли всё предотвратить. Ощутив неприятный комок в горле, я не выдержала и нащупала руку парня в поисках поддержки. На удивление он не отпрянул, не оттолкнул и никак не обозначил, что ему неприятно. Вместо этого Толя вдруг оступился. Ноги его подкосились, и он пошатнулся, чуть не упав. Я подхватила его под локоть, помогая удержать равновесие. Мы случайно встретились взглядами. Будто впервые. И тут что-то в нём неожиданно переменилось. Как будто он, наконец, осознал, что всё это взаправду, а не его ночной кошмар. — Мы её не спасли. — Он отчаянно прижал меня к себе, и я услышала тихий всхлип. Крепость треснула, спали все замки, больше не было смысла держать оборону. Наши слёзы давно запутались, кто виноват. В глубине души мы знали, что оба преступники. Он не смог спасти человека, которому стал нужнее воздуха, а я в последний вечер её жизни, сказала ей уйти. — Знаю, — сказал мой незнакомый голос. — И нам теперь с этим жить. *** Обшарпанный лифт со скрипом остановился на пару этажей выше. Я застыла. Не стоило пугать местных жильцов своим внешним видом, поэтому я решила подняться по лестнице. Мои тяжёлые шаги эхом разносились в замученном подъезде. Каждую ночь я вижу, как она решается. Как долго думает, прежде чем в последний раз сделать вдох, закрыть глаза и сделать шаг. Наверное, от любви до ненависти и правда не так далеко. От неё один прыжок. Туда, где уже никогда ничего не случится. Не будет больше голубого неба. Не будет зелёной травы. Не будет ни музыки, ни танцев, ни любви. Уже никогда… не будет ничего. И Катя, наверное, пыталась балансировать. Старалась кричать нам, но шёпотом. Мне искренне жаль, что её никто не услышал. Но ведь она всегда поступала так, как хотела. И если внутри у неё что-то сломалось, она не позволила бы себя починить. Она хотела уехать, куда глаза глядят, куда-нибудь подальше от этого города. И сбежала. В конечном счёте, даже от самой себя. Я не знала, зачем я здесь. Зачем слушаю собственные шаги. Считаю ступеньки. Всё до того момента, пока не увижу его лицо. Его убогую маску, которая её убила. Как он посмел прийти на похороны? Как смел стоять там, скрываясь за деревьями, и думать, что я не почувствую его? Я сказала, что он её любит. Что если это стало последним выстрелом, и я тоже её убила? Или она всё уже решила, когда искала со мной встречи, и это и правда было прощание? Вряд ли он даст мне ответы. Но я всё же позвонила в дверь. Из квартиры не издалось ни единого звука. Может быть, мне не откроют. Ну и хорошо. Что я творю? Разве станет мне легче? Больше месяца уже пролетело, и ещё пролетит так же. В полубреду и кошмарах. Ну, полегчает ведь, рано или поздно. Обязательно станет легче. Зачем же раны разрывать всё сильнее? Я развернулась, чтобы сбежать, но было поздно. Дверь с противным скрипом распахнулась, и я увидела на пороге нечто совсем недавно являвшееся моим лучшим другом. Его волосы были спутаны, чёрные синяки глубоко пролегли под глазами и щетина не первой свежести забыла, что такое бритва. Он незаинтересованно провёл по мне темными глазами и, еле держась на ногах, ушёл куда-то вглубь квартиры, не запирая. Ещё с минуту я топталась у порога в нерешительности, прежде чем войти, громко захлопнув за собой. Я сразу же отметила хаос, царивший в квартире. Перевёрнутые кресла, порванная диванная обивка, залитая чем-то вроде вина, разбитый чёрный экран словно в паутинную сетку, разорванные книги и опрокинутые цветочные горшки. Неизвестно сколько они так пролежали. От этого вида стало тяжело. Поэтому я с презрением отвернулась, как от чего-то мерзкого и меня не касающегося. На кухне стояло плотное облако сигаретного дыма. Я раскашлялась и открыла скрипучую форточку. Проветрив помещение, я огляделась. На столе, в окружении многочисленных стеклянных бутылок, лежали медикаменты неизвестного мне назначения. Я тысячный раз пожалела, что пришла. Хозяин квартиры обнаружился в паре шагов от меня. Руки его немного тряслись, и он спрятал их за спину. — Давно ты?.. — вырвалось у меня. Я кивнула в сторону таблеток. Парень вздрогнул и поднял на меня глаза, удивляясь звуку моего голоса. — Давно, — коротко ответил он, садясь на стул. Я села напротив. — Ты пьян? — Не больше, чем обычно. Он замолчал, а потом добавил: — Мне уже не помогает. Я вгляделась в его пустые глаза и ужаснулась тому, что вижу. Мой визит вдруг показался бессмысленной тратой времени, ведь он ненавидел себя сильнее, чем я на то способна. Влад был совершенно потерян. Это напомнило мне, что все мы, так или иначе, любили её. — Ты был на похоронах. Не вопрос, утверждение. Он кивнул. Я заметила, как он нервно перебирает пальцами и поджимает губы. Я поддалась порыву и перехватила его ладони. Он удивился, но рук не отнял. Так мы и сидели, друг напротив друга и держась за руки. Ему стало легче. — Почему ты прятался? Он криво улыбнулся. — Меня там не ждали. Тем более ты. Я согласилась. Сама не знаю, зачем задала этот вопрос. Наверное, в глубине души я жалела, что его не было рядом. — Зачем ты пришла? Я думал, ты ненавидишь меня, как и все остальные. Он перебирал мои пальцы, мутными глазами следя за моим лицом. Я измученно улыбалась, пряча слёзы. — Конечно ненавижу. Даже не сомневайся. Он скопировал мою улыбку, но тут же стёр её, нахмурив брови. — Тогда зачем? — Я не знаю, — искренне ответила я. — Я хотела прийти сюда и… убедиться, что тебе плохо. Я испугалась своей откровенности, но не забрала бы слов назад. Это было истинной правдой. — Я бы всё сейчас отдал, чтобы ей было намного лучше, чем мне, — измученно шепнул он. Он опустился передо мной на колени, и я простила ему слова, которые он так и не сказал. Я пальцами запуталась в его волосы. Влад закрылся руками и упёрся лбом в моё колено. Будто бы каялся во всём. Но мне не нужны были извинения. Я всегда теряла себя, когда пересекала границу этого дома. Я наклонилась вперёд, перехватила его лицо ладонями и проговорила так, чтобы он услышал: — Но теперь я не хочу видеть тебя таким. Думала, что хочу, но нет. Потому что я, несмотря ни на что, люблю тебя и не хочу, чтобы ты оставался один. — И это тоже было чистой правдой. Влад искал подвох в моих словах, но не находил. В конце концов он сдался. — Я больше не могу просыпаться, — прошептал он. — там, где её нет. — Чшш, — шикнула я. — Не нужно. — Я её уничтожил. И нас всех тоже. Я снова попыталась взять его руки, но он вдруг жёстко пресёк все мои попытки его остановить. Он вскочил на ноги, и я почувствовала себя крошечной мышкой под взглядом голодного коршуна. Я инстинктивно отпрянула от него. Он чуть рассмеялся: — Не бойся меня. Оказавшись с ним нос к носу я прошипела: — Я никогда тебя не боялась! Он криво улыбнулся и схватил меня за плечи. — Ты не понимаешь. — Он встряхнул меня. — Это же я. Это всё сделал я. С ней, с тобой, я… — тонкие губы дрожали, не зная, как продолжить. Мне вдруг захотелось его обнять, и это иррациональное чувство меня напугало. Я не заметила, как провела рукой по его щеке, вытирая слезу. Он потянулся к прикосновению, и это стало для меня последней каплей. Я придвинулась к нему, и он, словно этого ожидая, обвился вокруг, долго-долго меня не отпуская. В какой-то момент я начала задыхаться. То ли от рыданий, то ли от недостатка кислорода. Но отпустить его было равносильно смерти. Ненависть и любовь одновременно бушевали внутри. Как я могу оставить его, когда мы оба такие чудовища? Я пряталась, когда была нужна ей. Несмотря на то, что мы были так близки, я не увидела, как она сломлена. И, наверное, такая дружба была разрушительна не только для меня, но и для неё. Она сама сделала кучу ошибок, но я сотворила не меньше. Я думала только о себе, думала о Никите, я была так влюблена в само слово любовь, что не видела никого, кроме одного человека. Если бы в последний раз я не испугалась спросить, что не так, она была бы жива. И невыносимое чувство щемит внутри, не даёт вот так просто отпустить Рамма. Это оно привело меня к нему, это оно тянет и тянет, и нет мне прощения за то, что я так поступаю. Ведь я знаю наверняка — сердце болеть будет сильно. И не только потому, что он ужасный, жестокий человек, но и потому, что рано или поздно мне всё-таки придётся уйти. И я поддалась говорящему внутри меня демону. Я резко приблизилась к его губам, не давая себе ни шанса на раздумья. Я не видела уже ничего, кроме его горящих огнём тёмных глаз, жаждущих большего. Вместо того, чтобы бежать подальше, я лечу к нему, будто мотылёк на свет лампы-ловушки. — Ты вкусно пахнешь, — прошептал он, комкая рукава моей толстовки. Я ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. Снова ужалил, поцеловав. На этот раз во рту привкус металла. — Только не плачь по мне, — произнёс он, слизывая с моих щёк солёные капли. — Не буду. Я же тебя ненавижу. — И снова в губы. — Что мы творим? — с надрывом спросил он. — Ты не должна быть здесь. Здесь должна быть она. Он закрыл глаза. — И ты тоже. Я же люблю его. Я зажмурилась. Скорее всего, я самая настоящая мазохистка. Я делаю больно. Так дико больно. И мне так этого хочется. Влад с силой прижал меня к стене, коленом раздвинув ноги. Не переставая целовать его, я прошлась руками под его футболкой, наслаждаясь чужим телом. Парень зарылся пальцами в мои волосы, заставляя жалобно просить не останавливаться. А я и не хотела. Я потеряла себя. Будто меня покинули все чувства и осталась одна лишь пустота, которую хотелось чем-то заполнить. Через несколько длинных минут я почувствовала, как его руки поднимают меня. Не в состоянии ему сопротивляться, я позволила парню делать со мной всё, что ему хочется. Он подсадил меня выше, и я обхватила его бёдра ногами. Я измеряла его пульс своими вздохами. Его горячий язык прошёлся по линии моего подбородка, и я издала тихий стон. Он поймал его губами, заставляя меня замолчать. А потом он назвал меня чужим именем. Им нельзя называть, нет. Затем ещё раз, и ещё. И от этого привкус сладкого яда на языке показался заслуженным. Я знала, что ниже падать просто некуда. И поэтому устремилась в бездну. Я развязала ему руки. Они блуждали по всему моему телу, вытворяя то, чего я никому не позволяла. Жаркие поцелуи-укусы оставляли на шее и ключицах цветные следы. Влад исследовал мой рот горячим языком, не прекращая вжимать меня в себя. Всё было словно в полубреду. Я не могла больше терпеть, поэтому толкнула его в сторону спальни. Мы жарко целовались, сбиваясь с ритма. Сердце стучало как заведённое. И я не слышала больше ни единой мысли. Одни лишь грубые касания и приглушённые всхлипы. По пути я стянула с парня его одежду, обнажая подтянутое тело. Я провела кончиками пальцев по его груди и отметила про себя, что хотела его так, как никогда прежде. Влад блуждал широкими ладонями по моему телу, наслаждаясь этой добровольной пыткой. Не выдержав, парень подхватил меня на руки. Не переставая целовать друг друга куда только можно дотянуться, мы быстро достигли нужной комнаты. Я была готова отдаться ему. Потому что это было не самым ужасным моим поступком. Я предавала не только саму себя, но и лучшую подругу. Я ужасный человек. И он ужасен. Таким как мы не суждено быть счастливыми. Ни секунды не давая друг другу передумать, мы упали на кровать. *** Я проснулась через несколько часов в его постели. На светлом потолке вились незамысловатые узоры. Я изучала их взглядом, чтобы потянуть время. А он лежал рядом, делая вид, что спит. Тоже ведь врёт. Ему самому ведь противно от того, что я наделала. Что мы наделали. В один момент осознание происходящего ударило, словно молоток на высшем суде. Я всхлипнула и отвернулась. Нахлынувшие эмоции ровным счётом ничего не меняли. Мы оба заслужили гореть в огне. Только уже всё равно кто и с кем спал. Это не важно. Ревновать некому. — Не отворачивайся. Его голос был спокоен, будто ничего не случилось. Я взяла его за руку, перекинутую через подушку. Сцепив пальцы, мы замерли так на пару секунд, пока я его не отпустила. Он прижался к моей спине сзади. Его губы холодно прошлись по моей руке, плечу и ключице, а затем перепрыгнули к уху и шепнули: — То, что ты сказала. — Он прочистил горло. — Это правда? Что любишь меня? Я взяла паузу, прислушалась к своей душе, прежде чем коротко кивнуть. — Это правда, — легко ответила я. — Но эта любовь другая, не та, о какой ты думаешь. Он удовлетворённо умолк. Я повернулась к нему. В его руках задымилась сигарета. — Хорошо, — он кивнул сам себе, глядя в потолок. — Хорошо. Мне было бы страшно думать, что ты меня полюбила. Рамм глубоко затянулся, и я перехватила сигарету из его пальцев. — Нет. — Я вдохнула противный дым. — Я больше никогда. Я просто не смогу. Он резко повернул голову ко мне, наблюдая за моим лицом. — А как же Никита? — Я не думаю о нём больше. — Я безмятежно улыбнулась. — Наверное, это можно назвать исцелением. Влад выхватил сигарету у меня из рук потушил о пепельницу. Когда он продолжил, его голос стал металлическим. — Ты ошибаешься. Скорее всего, ты настолько разбита, что собирать уже нечего. Я нахмурилась. — Почему для тебя это так важно? Мы не вместе и что с того? Люди часто ошибаются… Я повернулась к парню. Он лежал, бесцельно глядя в серое окно. — Мы с ним поменялись ролями, — он фыркнул. — Я не верил в то, что кого-то полюблю и полюбил. Я, блять, так её полюбил, что не могу с этим жить. — Он бросил на меня осторожный взгляд. — А он так старался заглушить свою нелюбовь, что проебал тебя. Я вздрогнула. И мне вдруг стало противно от нас. По-настоящему мерзко. Теперь наши тела казались мерзкими. Всё, что было между нами — будто не со мной. Но легко сейчас отстраниться и сделать вид, что это всё была не я. И что это не мы сделали. Правда была совсем другая. Я сделала то, что сделала, и мне с этим жить. Я снова взглянула на отсутствующее выражение лица парня и всё решила. — Я не могу больше этого выносить. Я уеду. — Я вскочила с места. Парень отмер и потянулся за мной на кровати, схватил за руку. — Уезжай. Пожалуйста. Так и застыли, дрожащими пальцами цепляясь за чужие. Эта ниточка держала обоих, надрываясь над высоким обрывом. Мы оба больны. Это всем очевидно. И чтобы эта болезнь не распространилась дальше, мы должны разлучиться навсегда. И только так мы сможем по-настоящему залечить раны. Друг другу мы не помощники. Я нашла в себе силы оторвать от него взгляд и наскоро собрать свои вещи, не обращая на него внимания. Он следовал моему примеру, тоже не видел меня. Глотнул из первой попавшейся бутылки, закинув голову. А затем вышел куда-то на кухню, чтобы мне не мешать. Не дожидаясь хозяина квартиры, я вылетела в коридор и замерла у двери. Коснись я только ручки, и всё это закончится. Но слёзы вновь безвольно закапали «ненавижу». Почему мне всегда так трудно его отпускать? И ведь злость не позволяет мне его жалеть, разум кричит — «уходи», а сердце готово упасть прямо у порога и больше никуда не уходить. Я знаю, останься я сейчас, он меня не выгонит. Тогда мы будем друг у друга. Не факт что счастливы. Нет, скорее наоборот. Оба глупы и безумны в своем горе. И большая часть меня хотела бросить всё и быть с ним уже до конца. Не потому что люблю. Не потому что ненавижу. А потому что так кажется правильно. Я почувствовала его дыхание у себя на затылке. Тёплые руки обвились вокруг плеч, не удерживая на месте, а как бы заявляя свои права. Я ждала чего-то. Сама не знала чего. Может быть, каких-то слов, которые бы хоть что-то изменили. Но он молчал. И я хотела его ударить. Со всей силы. Чтобы понял, что мы сделали. Чтобы перестал так пялиться в одну точку и молчать. Но он молчал. Словно всё к этому и шло. Может быть так бы закончился его дурацкий спор. Его гениальная теория о вечности и любви. Если бы только автор не оказался таким же, как мы, обычным человеком. — Прощай, — прошептала я. Я обернулась в его руках и поняла, что угодила в капкан. Он осторожно провёл рукой по моим волосам, с болью подмечая схожесть. Ещё секунда, две, три и его сдержать будет невозможно. В замедленной съёмке наблюдаю, как его глаза туманятся. Как состояние даёт о себе знать. Он не видит меня. Не слышит. Снова глаза прикрывает, чтобы раствориться в своей галлюцинации. Его губы с придыханием замирают возле моих. Я толкаю его с грубой силой и бросаюсь на выход. Будто бы он захочет меня догнать. Бегу и не вижу ни ступеньки под ногами. Я летела по улице и натыкалась на раздражённые взгляды прохожих. Было плевать абсолютно на всё. В своём одиночестве, можно себя корить. За всё, что натворила. За то, что сошлась с Владом, что бросила Никиту. Что отпустила их обоих. И Катю тоже отпустила. За это я никогда не прощу себя. И её тоже не прощу. Но прощу за всё остальное, потому что она никому из нас не оставила выбора. И теперь не хотелось быть похожей на неё. И на себя тоже. В тот же вечер мои волосы стали тёмными.