Тени прошлого

В которой именно таким Люциус себя и чувствует… Все последующие дни Малфой ощущал какое-то странное необъяснимое чувство — казалось, эта его неожиданная новая семейка подарила ему вторую молодость. Испытывая необыкновенный прилив сил, он искренне наслаждался каждой минутой, проведенной с ними. Благодаря появлению Элиаса, Люциус познавал сейчас то, чего никогда не было в его собственном детстве, и чего, к огромному сожалению (из-за классического чистокровного воспитания и занятости сугубо своими делами), не было и в детстве Драко. Он никогда не думал, что день, проведенный в зоопарке или просто в парке, мог оказаться таким замечательным. И Гермиона… Конечно же, она играла огромную роль в его новом мироощущении. Люциус все больше и больше привязывался к ней: с каждым днем, проведенным вместе, с каждым поцелуем, украдкой сорванным с ее губ, пока не мог видеть Элиас. С каждой ее улыбкой или взглядом… Закрыв дверь детской, Малфой почувствовал себя немного уставшим. Почти всю дорогу он на руках нес уснувшего после долгожданного похода в цирк сына. Брюки и пиджак безнадежно испачкались сырными начос, мороженым и каким-то сладким магловским напитком, но это казалось неважным. Его мальчик так искренне и буйно радовался, смеясь и поминутно вскакивая с кресла во время представления, что собственное блаженство от этих детских эмоций однозначно стоило какого-то несчастного испорченного костюма. Сейчас Элиас спал как убитый, крепко обнимая во сне новые мягкие игрушки — льва и его укротителя с хлыстом в руке. У Малфоя мелькнула мысль, что сын будет счастлив, когда проснется и поймет, что его наконец-то уложили спать в трусах и майке. Поскольку переодеть Элиаса сил у него уже не осталось. Войдя в гостиную, он увидел упавшую на диван Гермиону: ее туфли были сброшены на пол, а сама она полулежала, откинув голову на спинку дивана. Присев рядом, Люциус тоже откинулся назад и спустился пониже, чтобы оказаться с ней плечом к плечу. Они одновременно повернулись друг к другу и устало улыбнулись. — Ты переодел его? — тихо спросила Гермиона. — Нет, даже не пытался. Мне удалось его только раздеть, — взяв ее за руку, он расслабился, тихо радуясь тому, что Гермиона совсем близко. Потянувшись, она дотронулась до его шевелюры и что-то достала оттуда. — У тебя попкорн в волосах… — услышал Малфой ее шепот. Он приложил маленькую ладошку к щеке, наслаждаясь прикосновением. — И ладно. Элиас так радовался этому шоу, что плачевное состояние моей внешности уже неважно. Бог с ней, с одеждой, когда наш мальчик был сам не свой от восторга, — Люциус отпустил ее руку и прикрыл глаза, почувствовав, как она поглаживает большим пальцем по его скуле. Как же тяжко ему пришлось все эти дни! Он согласился не выставлять их отношения напоказ перед маленьким любопытным проказником, но давалось это все трудней и трудней. — А тебе самому не было скучно? — тихо спросила Гермиона, пропуская сквозь пальцы длинные пряди его шелковистых волос. Она заметила в них несколько седых, отметив краем сознания, что почти незаметная седина делает его более живым, более человечным. — О, нет… Было даже забавно наблюдать, как кто-то пытается доказать, что он — волшебник… Тот фокусник делал вид, что владеет магией. Делал вид, что может заставить человека исчезнуть, тогда как я или ты можем заставить человека исчезнуть на самом деле, — Люциус потерся о ее руку, чем-то напоминая сейчас книззла, готового вот-вот замурлыкать. — Значит, мы оба просто устали, — пробормотала Гермиона, по-прежнему лаская его волосы. — Как хорошо… — добавила она чуть позже. — Что «хорошо»? — лениво и чуть сонно отозвался Люциус. — Сидеть здесь с тобой... вот так. Малфой медленно открыл глаза и уставился так пристально, что Гермионе показалось, будто он дотронулся до нее взглядом. Странная будоражащая чувственность, которую пробуждал в ней этот мужчина, не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала раньше. И привыкнуть к этому никак не получалось. — Поцелуй меня, — медленно протянул он, и глаза его слегка потемнели. — Боюсь, я не умею это делать так же хорошо, как ты… — прошептала Гермиона, несмело потянувшись к его губам. Малфой погладил ее по щеке и привлек к себе. — Дело не в твоем мастерстве... а в том, что ты чувствуешь, целуя меня. И я пойму это, поверь, — он легко касался ее губ, произнося это. Поначалу их поцелуй был почти невинным: две пары губ то касались, то отступали друг от друга. Пока уже совсем скоро не начали покусывать, яростно и ненасытно впиваясь, лаская друг друга жадными горячими языками. И тела их тут же откликнулись на эту завораживающую игру ртов: Гермиона перебросила через него ногу как раз тогда, когда Малфой потянулся, чтобы усадить ее к себе на колени. Он жадно провел по бедрам, коснулся ягодиц и потянулся выше, чтобы незаметно скользнуть руками под тонкий джемпер. Гермиона почти всхлипнула, когда он дотронулся до ее голой кожи, но не отстранилась, а наоборот, еще крепче обняла его за шею, стараясь прижаться как можно сильнее. «Мерлин! Сейчас я напоминаю сам себе сопляка, целующегося в гостиной и мысленно молящего, чтобы его не оттолкнули!» Пытаясь взять себя в руки, Люциус бережно уложил ее на диван, но оторвать губ так и не удалось… Он медленно коснулся гладкой кожи, потом покружил средним пальцем по ямочке пупка и тут же ощутил, как мышцы ее живота судорожно дернулись от этих легких касаний. Наконец рука его приблизилась к тому сокровищу, о котором давно мечтал. Да, ее грудь уже давно стала для него навязчивой идеей: так мучительно хотелось коснуться ее, увидеть, вкусить… Накрыв ладонью мягкое полушарие, прикрытое атласом, он замер в ожидании реакции Гермионы. «Прекрасная Цирцея! Как же хочется узнать, какого цвета у нее соски, увидеть их. И почувствовать, как они становятся твердыми от моих прикосновений…» Реакция оказалась божественной: Гермиона тихо застонала и выгнулась навстречу. — Ты вся… будто создана для моих рук… — прижавшись губами к ее шее, выдохнул он тихо. — Люциус… — прошептала она, и Малфой понял, что его не отвергают, не останавливают, что Гермиона сейчас сама точно так же дрожит от желания, как и он. А проведя ладонью по гладкой шелковистой чашке, почувствовал, как сосок напрягается под его пальцами. — О, Господи… — сдавлено выдохнула она, снова выгибаясь ему навстречу. И вцепилась в его плечи, впервые в жизни ощутив, как мужские пальцы бережно зажимают и перекатывают нежную возбужденную плоть. — Ты… не понимаешь, что делаешь со мной! — прорычал Люциус, поднимая джемпер вместе с атласом бюстгальтера и обнажая ее грудь собственному взгляду. — Я хочу… я должен попробовать тебя на вкус, — неприкрытая жажда звучала в его голосе, когда он разглядывал маленькие возбужденные соски персикового цвета, будто устремившиеся ему навстречу. Будто умоляющие, чтобы их коснулись… сейчас, немедленно! Наклонившись, он дотронулся кончиком языка одного из них. — Ох… — то ли выдохнула, то ли всхлипнула Гермиона, прижимаясь к нему, и ее реакция стала для Малфоя болезненно острой и восхитительной. Игнорировать ее было просто невозможно! Он приоткрыл губы и вобрал сосок в рот, начав мягко и нежно посасывать его, когда рука уже сама потянулась ко второму. — Мне… нравится это… нравится то, что ты делаешь… — руки Гермионы запутались в его волосах, прижимая к себе еще сильней. И негромко зарычав, Малфой оторвался от одной груди, чтобы тут же прильнуть к другой, когда почувствовал, как мучительно и напряженно пульсирует собственная налитая кровью плоть. Гермиона протестующе застонала, когда он отпрянул назад, осознав, что уже приблизился к порогу собственной выдержки. Малфой же мягко поцеловал кожу между полушариями, где бешено колотилось сердце, и отстранился, опуская ее одежду на место. — Почему? Почему ты остановился? — хрипло прошептала она, все еще путаясь пальцами в его волосах. Люциус потерся о ее нос своим и легонько клюнул в губы. — Потому что понял, что моему самоконтролю скоро конец, — он невесело усмехнулся и снова поцеловал ее, на этот раз уже крепко. — Ты... действуешь на меня гораздо сильней, чем я думал. Когда я касаюсь тебя, то… не могу не хотеть большего. А то, как ты реагируешь… Поэтому и боюсь, что не смогу сдержаться. — М-мы можем и не останавливаться… — Гермиона произнесла это так тихо, что Малфой едва услышал ее. Закрыв глаза, он прислонился лбом к ее лбу. — Нет… Не можем, — с откровенным сожалением вздохнул Люциус. — Я обещал, что на этот раз не буду спешить. Да и не хочу, чтобы это произошло на диване в гостиной. — Но… моя спальня неподалеку… — Не искушай меня. Пожалуйста… — негромко простонал Малфой, и еще раз поцеловав ее в кончик носа, поднялся с дивана. — Спокойной ночи, Гермиона, — мягко попрощался он, а затем, бросив на нее голодный тоскливый взгляд, исчез в камине. Оказавшись в мэноре, Люциус стремительно прошел через гостиную, не обратив внимания на читающего там Драко, и поднялся к себе. «Мерлин! Эта прелестная юная женщина заставила меня вновь почувствовать себя молодым и полным сил. Но, черт возьми! Как же болезненно ломит у меня теперь все тело… Да уж, кажется, благородство начинает даваться мне с неимоверным трудом...» ___________________________________________________________________ Гермиона не могла поверить в происходящее: Люциус ушел. «Он ушел, когда я откровенно сказала ему, что это необязательно. Что он может остаться… Раньше мне всегда казалось, что мужчины готовы переспать с любой, кто согласится на это. Вот что я слышала от подруг на протяжении многих лет, и даже видела сама. Почему же тогда ушел Люциус? Он хотел меня, я чувствовала это, видела это в его глазах. Хотел! И продолжал держать себя в узде. Как же все сложно...» Не будучи гиперсексуальной (да и тяжело было быть таковой, когда у тебя маленький ребенок), тем не менее, она была умна и понимала, что у человеческого тела существуют определенные потребности. Да и сама была нормальной, здоровой молодой женщиной, которая регулярно мастурбировала. Иногда, чтобы успокоить желание, иногда, чтобы просто спокойно уснуть. Но теперь… когда в ее жизни появился он, все ощущения обострились и усилились. «Навряд ли сейчас мне будет достаточно собственной руки, когда знаю, что такое его прикосновения…», — это стало проблемой, потому что Люциус Малфой продолжал упорно избегать близости. Кинув взгляд на каминные часы, Гермиона достала из кармана мобильный телефон. Было уже поздно, но Джесса была единственной, кто мог помочь ей сейчас — объяснить, посоветовать или хотя бы разложить по полочкам ее мятущиеся мысли. Она улыбнулась, услышав звуки рингтона. — И где же ты? Ты, мой секси… секси-бой! — даже невольно начала подпевать, пока ей не ответил мурлыкающий голос Джессы. — Странно… Почему ты не орешь от наслаждения под своим великолепным самцом в это время суток? — с ходу спросила Джесса вместо приветствия. — Потому что он ушел, — невесело усмехнулась Гермиона. — Поэтому и звоню тебе… Джесс, мне нужен совет, — она уже слышала шарканье шагов и приглушаемый звук телевизора. — О, я умираю, как хочу тебе его дать. Ну, что ты хочешь узнать на этот раз, куколка? Что тебе интересно из моего ценного, грязного и развратного опыта? — Гермиона почти воочию увидела, как дерзко ухмыляется сейчас Джесса, вскидывая бровь. — Как мне удержать его, когда он резко встает и уходит? — прямо спросила она. — Ну... Можно, конечно, связать, но не думаю, что эти игры будут сейчас уместны, поскольку вы только начали роман, — поддразнила ее Джесса. — Расскажи-ка лучше, что там у вас произошло, и после чего он смылся: так мне будет легче. — Ох... ну... Люциус всегда целует меня, когда мы остаемся одни. И мне очень нравится целоваться с ним, а он может целовать меня чуть ли не часами, а потом просто встает и сразу уходит! — Гермиона нахмурилась, несмотря на то, что Джесса не могла этого увидеть. — Целует? Ты хочешь сказать, что поцелуи — это все, что вы с ним делаете? Гермиона, мать твою, ты взрослая женщина! И встречаешься с ним уже порядочно. Но до сих пор всего лишь целуешься? — недоверчиво протянула Джесса. «И как я, черт возьми, смогу сказать, что мы с ним еще сегодня делали, здесь, на диване?» — Ну... сегодня было немного больше, чем просто поцелуи... он ласкал меня… — Гермиона улыбнулась и вздрогнула, вспомнив, как горела и дрожала от его прикосновений. — Но потом опять остановился и тут же ушел. — Та-а-ак… А ты пыталась задержать его? — спросила Джесса, уже догадываясь, что скорей всего — да. — Я сказала, что мы можем не останавливаться... Даже сказала, что можем пройти в мою спальню, — Гермиона в замешательстве прикусила губу. «А что? Этого недостаточно? И я должна была сказать что-то еще?» — Ну... это, конечно, замечательно, но что-нибудь еще ты ему говорила? — тут же раздался новый вопрос Джессы. — Да что еще-то я должна была сказать? — Хотя бы то, что ты возбуждена! Ты сказала, что хочешь его? Что из-за него ты вся мокрая, что хочешь почувствовать его тело рядом со своим, а еще лучше на своем? — Э-э... нет... А ты что, действительно говоришь мужчинам такие вещи? — щеки Гермионы полыхнули. — Эх, милая, когда мне нужно добиться желаемого, я еще и не такое говорю, — усмехнулась в трубку Джесса. — А ты не думаешь, что это может смутить его… или тебя? — недоверчиво спросила Гермиона. — Нет, не думаю. Мужчины, дорогая моя, в большинстве своем существа на редкость прямолинейные. Поэтому о многом, что ты не скажешь им прямо, могут просто не задуматься. Точней даже не подумают задуматься! Пардон за каламбур. Поэтому им практически всегда нужно заявлять о своих желаниях в лоб — ясно и четко. Ну и потом, поверь моему опыту, они кайфуют от наших признаний, что мы хотим с ними трахнуться. Ничего приятней для мужика нет, как услышать из уст женщины, как она хочет его, как он возбуждает ее, как заставляет гореть и плавиться от желания раздвинуть для него ножки. Гермиона вздрогнула и сжалась от этого, более чем конкретного, заявления. — Джесса! Ну не могу же я просто подойти к нему и сказать: «Привет, Люциус! Знаешь, я от тебя горю и истекаю. Так что, давай-ка уже, заканчивай тянуть резину!» — уставившись на каминное пламя, она мельком подумала: «Интересно, что сейчас делает Люциус и вспоминает ли обо мне?» — Конечно, нет! Это как раз не сексуально, — Джесса рассмеялась. — Ладно. Танцуем дальше. Что творится с тобой и твоим телом от его поцелуев? Что там лепечет тебе в этот момент внутренний голосок? — Обычно я думаю, что мне очень нравится, как он целует меня, какие у него губы и руки. Иногда хочу, чтобы он касался меня чаще и чаще, чтобы успокоить что-то внутри… — задумчиво произнесла Гермиона. — Тогда и скажи ему именно это. Когда он будет целовать тебя, скажи ему, как сильно нравятся тебе то, что он делает. Скажи, что хочешь его прикосновений. И скажи ему, наконец, что у тебя все болит, от того, что он нужен тебе, а еще лучше в тебе, — Джесса была непоколебима и упорно стояла на своем. — Но Люциус не похож на обычных мужчин, Джесса. Он зрелый, серьезный, богатый человек. Как я смогу сказать ему такое? Это же… неудобно, — все еще неуверенная в правильности советов Джессы Гермиона, тем не менее, уже размышляла над ними. — А вот это точно не имеет значения! Если он — мужик, а он, думаю, мужик, то это будет для него очень интересно и важно, это я тебе обещаю. Ты хотя бы попытайся, а там посмотрим, что произойдет. Не поможет это, придумаем еще что-нибудь… Но должно сработать — я нюхом чую! — Джесса знала, как трудно будет для Гермионы сделать подобное, но подозревала, что даже ее робкие попытки обольщения должны были возбудить мужчину, который относится к ней так, как относился этот Люциус Малфой. — Поверь мне, Гермиона, я неплохо знаю мужчин. Они, так сказать, мое персональное хобби. — А что, если он оттолкнет меня? — в нервном голосе молоденькой подруги звучало ее явное опасение. — Тогда он не только идиот, но еще и импотент! — отрезала Джесса. — Когда увидишься с ним в следующий раз, не медли — просто выдай ему все, что думаешь, а там посмотрим, куда это все заведет! Резину тянуть и правда хватит. — Мы увидимся послезавтра, он собрался пойти с нами в гости к семье Рона, — с сомнением в голосе сообщила Гермиона. — И чего ты так опасаешься, судя по твоему голосу? — удивленно поинтересовалась Джесса. — Понимаешь, семья Люциуса и семья Рона много лет недолюбливают друг друга. Это давняя и не очень приятная история. Люциус, собственно, даже как-то подрался с отцом Рона, когда мы были еще детьми, но готов пойти на перемирие ради Элиаса. А мне все равно страшно, как подумаю — что там может произойти, — Гермиона подалась вперед и оперлась локтями на колени, с телефоном все еще прижатым к уху. — Ладно, сейчас не об этом. Еще какие-нибудь советы дашь? — Обязательно носи что-нибудь сексуальное, но не явно, напоказ, а так, чтобы знал только он! Например, нижнее белье, сводящее с ума, с надетым поверх пуританским свитерком. Да, и не забудь сделать так, чтобы он-то точно знал об этом! Мужчины — не такие уж неприступные крепости… Так что, вперед, куколка! Трахни его сама, уж коли он дрейфит, — хриплый смешок Джессы заставил улыбнуться и Гермиону. — Я постараюсь. И спасибо тебе, — с благодарностью произнесла она. — До завтра. — Споки! — Джесса чмокнула воздух и отключилась. Захлопнув трубку мобильного телефона, Гермиона поднялась с дивана. Она машинально прошлась по дому, проверяя и обновляя защитные заклинания, прежде чем оказалась у себя в спальне. А присев на кровать, вдруг подумала: «Как же это одиноко — спать одной. И не только одиноко… Печально. Холодно». Уже улегшись и обняв соседнюю подушку, она еще долго размышляла над советами Джессы и мечтала, как бы поскорее заставить Люциуса Малфоя спать рядом. «И чем раньше, тем лучше...»