Тени прошлого

В которой будущее Элиаса определяется. То, что Гермиона находится в ужасном настроении, Гарри заметил сразу. Хмурая и сосредоточенная она прошла к себе в спальню, почти не обратив внимания на его появление из камина. Лишь отрывисто буркнула «привет» и с тех пор не произнесла ни слова. Даже Элиас, стоящий сейчас рядом — с мордахой и рубашкой, перепачканными черничным вареньем, казалось, выглядел слегка озадаченным. — Какая мама-то у тебя сердитая нынче утром, — Гарри ласково потрепал кудряшки мальчика. — У нее, наверное, парад начался, — хмуро отозвался тот. Гарри усмехнулся, мальчишка явно имел в виду менструальный период. — Хм… Малыш, а откуда и что ты знаешь об этих парадах? — осторожно спросил он у Элиаса, которого любил, как родного. — Дядя Рон как-то сказал, что женщина становится кусачей, когда у нее начинается парад. А сегодня она ужасно кусачая, — вздохнул Элиас, глядя, как мать, уже переодетая в другую блузку, появляется из спальни. Гарри улыбнулся, но мысленно сделал себе пометку поговорить с Роном о том, что именно он обсуждает при Элиасе. Мальчишка умудрялся слышать все — что надо, и что не надо. И повторял затем это самое «все» где и когда попало. Даже если и что-то путал при этом. — Не стоит говорить о них при дамах, Элиас, это не очень вежливо, и они обычно расстраиваются по этому поводу. — Что ли еще более кусачими становятся, да? — Ну, что-то вроде того, — Гарри невольно рассмеялся. — Герм, что за суета на тебя сегодня напала? Гермиона остановилась перед зеркалом и, подкрашивая ресницы тушью, поймала его взгляд в отражении. — Сегодня мне придется задержаться, Гарри. Извини. После работы у меня очень важная встреча, — напряженно бросила она. — О… Не свидание ли, часом? — задавая вопрос, Гарри искоса глянул на Элиаса, тут же навострившего ушки. Он не был уверен, насколько уместен этот разговор при ребенке. — Нет! — сразу же отрезала Гермиона, бросая вещи в сумочку, и глубоко вздохнула, прежде чем повернуться к нему лицом. — Гарри, вчера вечером сюда приходил Люциус Малфой. Поттер тут же побагровел, и Гермиона увидела, как шрам на его лбу на глазах становится темнее. Он тяжело дышал, пытаясь держать себя в руках. Гермиона не сомневалась, что не будь рядом Элиаса, ее лучший друг уже взорвался бы от ярости. — И чего он хотел? — выдавил сквозь зубы Гарри. Гермиона взглянула на часы и отложила сумочку в сторону. — Элиас, милый, пойди: умойся и переоденься. Вымой лицо, руки, почисти зубки и надень то, что я оставила тебе на кровати, — улыбаясь, велела она сыну, и тот кинулся из гостиной прочь. Гермиона присела на диван, жестом предлагая Гарри присоединиться, потом сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и заговорила: — Как тебе известно, недавно его освободили из Азкабана. Он начал искать меня, чтобы попросить о прощении. Кажется, Малфой все это время полагал, что он... что он изнасиловал меня в тот вечер. — Да неужели? А разве это не так, Гермиона? — Прошу, не начинай заново. Мы уже обсуждали это не раз и не два, Гарри! Люциус не насиловал меня. Так или иначе, но я сама пошла на это. Сама допустила близость… — она глянула, как на щеке Гарри дернулся желвак, и поняла, что желание убить Малфоя собственными руками у лучшего друга так и не прошло. — А дальше… Ему понадобилась пара минут, чтобы выяснить, кто такой Элиас. — И что этот урод? Надеюсь, он не причинил вам никакого вреда? Если Малфой посмеет хоть пальцем тронуть тебя или мальчика… — угрожающе вскинулся тот. И Гермиона подумала, что Гарри, будучи аврором, не колеблясь, отправит Люциуса обратно в тюрьму, чтобы защитить их. — Нет, нет… — поспешно ответила она. — Конечно, он был ошарашен этой новостью и страшно разозлился. Но, к моему удивлению, как раз на то, что я ничего не сообщила ему о ребенке, — Гермиона перевела дух и продолжила. — На самом деле, Люциус вел себя предельно корректно и даже был очень добр и приветлив с Элиасом. В общем… он хочет встретиться со мной после работы, чтобы обсудить его теперешнее участие в жизни нашего мальчика. — Как думаешь, он не захочет отобрать у тебя Элиаса? — Гарри все еще выглядел недовольным и напряженным. — Кажется, нет… Но, уверена, Малфой будет настаивать на том, что имеет полное право принимать участие в его воспитании. И я не знаю, что мне делать, Гарри… Послушай, когда я вернусь, то обязательно расскажу тебе, как все прошло, но сейчас мне действительно пора идти… — Гермиона снова взглянула на часы и поднялась, подхватывая отложенную сумочку. — И пожалуйста, не давай Элиасу никаких сладких газировок, его после них потом спать вечером не уложишь. Хорошего вам обоим дня! — она чмокнула Гарри в щеку и вышла из дома, чтобы почти сразу же аппарировать на небольшую пустынную аллейку, проходящую неподалеку от магазина. Гермиона снова вздохнула — день обещал быть длинным. ________________________________________________________ Удар! Еще удар… Поворот. Уклон. Еще удар. Еще! Посреди комнаты, превращенной Драко в тренажерный зал, голый по пояс Люциус с остервенением молотил зачарованную боксерскую грушу, подвешенную прямо в воздухе. Еще! Нырок… Удар! Еще удар! Кипящий от непонятных и необъяснимых чувств, Малфой плавно уклонился от качнувшейся прямо ему в лицо, груши. В Азкабане он убедился, что физические упражнения позволяют не только поддерживать себя в форме, но и помогают сжечь лишнюю энергию, а что еще прекрасней — сжечь и гнев с разочарованием. А сегодня он нуждался в этом, как никогда. «Черт!» Голова была готова взорваться от бушующих в ней мыслей. Думать спокойно о том, что у него есть еще один ребенок, причем ребенок-полукровка, Люциус не мог. Хотел. Не получалось… Нет, конечно же, он понимал ее рассуждения о решении держать рождение Элиаса в тайне. Разумом понимал, но не душой! И мысль о том, что больше четырех лет он ничего не знал о собственном сыне, приводила Малфоя почти в неистовство. Чем больше Люциус об этом думал, тем интенсивней становилась его разминка. Уже скоро он начал бить по несчастной груше не только кулаками, но и ногами. «Я должен выпустить пар до того, как увижусь с Гермионой Грейнджер! До того, как начну обсуждать с ней будущее моего сына. Нашего сына... Нашего ребенка, зачатого с горя в самую ужасную ночь моей жизни!» Нет, конечно же, Малфой ни капли не жалел о том, что этот мальчишка появился на свет. Да и как можно было жалеть о таком? Элиас был не просто красив, он оказался еще и бесконечно очаровательным. Даже проведя с ним совсем немного времени, было невозможно не заметить тот чистейший свет, что исходил от мальчика. Он был не по годам развит, чертовски умен, хотя и путал еще некоторые слова. И он явно был счастлив, даже несмотря на отсутствие отца. Малфой скрипнул зубами и скривился. «Кажется, больше четырех лет эти обязанности выполнял сам Гарри Поттер. Черт! Вот бы изменить все!» Люциус вздохнул и снова ринулся на грушу. Сейчас в голове мелькнуло, что, глядя на Элиаса и подумать невозможно, что он появился в этом мире из боли и отчаяния, охвативших его родителей той ночью. «Что ж… Одно прекрасно: мой сын — не дитя насилия. Хоть это утешает…», — Малфой сделал еще один удар и вздохнул. Как ни трудно было вчера оторваться от ребенка и уйти из того захудалого домишки, но сделать это пришлось. Люциус понимал, что давешний вечер совершенно не подходил для того, чтобы объяснять четырехлетке, кто он такой и каким образом возник в его неомраченной ничем жизни. Возвратившись в мэнор, Малфой сразу же прошел к себе в кабинет и вытащил из ящика секретера старые фотоальбомы. Детство Драко — вот что он искал. И как только нашел колдографии старшего сына того же возраста, закусил губу. Люциус искренне удивился, почему не признал мальчика сам. Конечно, Драко был намного тоньше и сухощавей крепкого и щекастого Элиаса, пышущего здоровьем. И кожа его была посветлей, чем у мальца. Да и волосы Драко были тонкими, прямыми и белыми, словно снег, а не густыми вьющимися кудряшками цвета песка. Но все же! Если отбросить в сторону эти различия, их лица и глаза были практически идентичны. «Да, я был ужасным отцом для Драко… И уж точно не примером для подражания!» Малфой до сих пор искренне удивлялся старшему сыну: как смог он сам, без ничьей поддержки и помощи, переболеть прошлое? Переосмыслить и свои и чужие ошибки и стать, черт возьми, практически другим человеком? Это казалось невероятным. И Люциус, сказать по правде, даже гордился сейчас Драко — гордился его светлой головой и тонкой расчетливостью, гордился чувством юмора, гордился порядочностью, которую успел заметить за это недолгое время. Остановившись, Малфой сделал несколько глубоких вдохов и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. «Итак, судьба дает мне еще один шанс стать хорошим отцом. Настоящим отцом. Дает возможность исправить то, что не получилось у меня в первый раз. Если, конечно, эта молоденькая ведьма позволит мне», — Люциус вспомнил выражение ее лица, когда он поправил Элиаса за столом. О, это был взгляд собственницы, защищающей то, что принадлежит только ей. Взгляд, который так и кричал: «Да как вы смеете?» Малфой усмехнулся и подумал, что мисс Гермионе Грейнджер ох, как не понравится то, что теперь не она одна будет играть главную роль в жизни сына. Он нахмурился: «Да и позволит ли Гермиона участвовать в судьбе мальчика? Или же станет бороться?» Глянув на настенные часы, Люциус начал распутывать защитные ленты, обвязанные вокруг костяшек пальцев. Времени оставалось лишь на то, чтобы принять душ и немного отдохнуть и расслабиться. Или же, скорей, наоборот — сосредоточиться перед тем непростым и тяжким разговором, что предстоял ему сегодня. И не просто где-то, а в самом что ни на есть магловском ресторане… «Да уж… — невесело усмехнулся Малфой. — Моральная подготовка мне определенно нужна». _________________________________________________________________ Нервно поерзав в кресле, Гермиона наверное уже в миллионный раз за сегодня посмотрела на часы. Нервозность от предстоящей встречи с Люциусом Малфоем, встречи, в результате которой, как она боялась, этот человек поставит ее тщательно выстроенную и налаженную жизнь с ног на голову, достигла апогея. Она искренне пыталась заняться делами и усиленно вглядывалась в лежащие на столе счета и накладные, но избавиться от тягостных мыслей так и не могла. «Господи! Как же невовремя это произошло… И именно тогда, когда я меньше всего к этому готова», — в который раз мелькнуло в голове. Нет, конечно же, Гермиона всегда помнила, что рано или поздно Люциус узнает о ребенке. И, скорее всего, начнет задавать вопросы. В конце концов, рождение у нее Элиаса не было никаким секретом, об этом знали многие. И даже гадали: кто же его отец — Рон Уизли или Гарри Поттер. Но подойти и спросить прямо храбрости никто так и не набрался. А сама она избегала любых разговоров о своем ребенке. «Но как может измениться эта ситуация теперь, если Люциус соберется заявить о своем отцовстве во всеуслышание? Как это отразится на жизни Элиаса? Как мне объяснять это людям? А самое главное, как объяснить это моему мальчику?» На мгновение зажмурившись, Гермиона открыла глаза, чтобы упереться взглядом на фото Элиаса, стоящее на углу стола. «Я сделаю то, что сочту правильным для него. Чего бы мне это не стоило. Но вот вопрос, что будет для моего ребенка правильным? И как мне понять это?» — Уау! И ты скрывала его от меня! — услышав, как дверь ее небольшого кабинета открывается, Гермиона дернулась и невольно потянулась за палочкой, но увидела посетительницу и тут же отдернула руку. Джесса Смит была ее коллегой и подругой, выглядящей, как поп-дива, решившая почему-то замаскироваться под продавщицу. Гермиона, конечно, знала ярких и смелых женщин, но никто из них не мог даже сравниться с Джессой в ее жизнелюбии и неприятии любых правил. Высокая, стройная, балансирующая на таких острых каблуках, которые выглядели смертоносным оружием, она была великолепна. Длинные каштановые локоны, обрезанные художественно неровными прядями, обрамляли искусно и ярко накрашенное ее лицо. Да и вся Джесса казалась необыкновенно смелой и чувственной в этом своем откровенно сексуальном, но таком естественном и подходящем ей образе. И еще… Она почему-то решила, что главная миссия ее жизни — это научить Гермиону, как нужно любить мужчину. — Кого скрывала, Джесс? — Гермиона закрыла папку, лежащую перед ней на столе. Сосредоточиться в любом случае уже не получится. Из всех своих обязанностей помощника управляющего инвентаризацию она любила меньше всего. — Как это кого? Да вкуснющего мужика, который, между прочим, только что вальяжно ступил к нам в магазин и спросил… Кого бы ты думала? Хм… Представь мое удивление... и разочарование... Он спросил тебя! — Джесса хищно усмехнулась и выжидающе уставилась на Гермиону. — Господи, он пришел намного раньше… — тут же поднявшись, Гермиона судорожно одернула одежду. — Я выгляжу очень испуганной? — Нет, ты выглядишь прекрасно. Итак, кто этот шикарный самец? — не отступала Джесса, удивленная реакцией. Она, конечно же, знала и Рональда, и Гарри, но мужчина, ожидающий подругу сейчас, играл настолько в «другой лиге» (по собственному выражению Джесс), что ни о каком сравнении с приятелями Гермионы не могло быть и речи. — Люциус Малфой, — коротко отозвалась та, доставая из ящика стола небольшое зеркало, чтобы поправить прическу и макияж. — И когда же вы с ним познакомились? — продолжила расспрос Джесса, опершись бедром на угол стола. — Больше десяти лет назад, — Гермиона освежила на губах блеск и слегка брызнула на запястья туалетной водой. — Да ладно! Неужели? Ну, то есть, я хотела сказать, что он намного старше тебя. А десять лет назад ты и вовсе была ребенком, — Джесса вопросительно изогнула бровь. — Я училась в одной закрытой школе с его сыном. А недавно мы просто случайно встретились заново, — пояснила Гермиона, убирая мелочи в сумку и доставая плащ. — Как интересно... По-видимому, вы были достаточно хорошо знакомы... Раз у Элиаса его глаза. Ошеломленная Гермиона медленно повернулась и увидела, что Джесса, все еще сидящая на углу стола, держит в руках фотографию Элиаса. Слава богу, что не волшебную, а обычную, сфотографированную обыкновенной магловской фотокамерой. — Джесса, что означа.. — Собираешься отрицать? — подруга поставила рамку с фотографией обратно на стол. — Ты никогда ничего не рассказывала об отце Элиаса... Сначала я думала, что это Гарри, но потом поняла, что ты никогда не спала с ним. Да и заметно, что вас связывает лишь дружба. — Элиас ничего не знает и до вчерашнего дня даже не видел Люциуса, — Гермиону затошнило. В первый раз она признавалась в отцовстве Малфоя публично. До этого дня вопрос о том, кто отец Элиаса, не обсуждался ни с кем, кроме самых близких. Джесса тихонько присвистнула и ухмыльнулась. — Тайная жизнь Гермионы Грейнджер, — качнула она головой и встала. — Ох… Сказать по правде, я тебе чертовски завидую. Такой мужик… Ладно, давай ключи и иди, я запру все сама, — Джесса протянула руку и Гермиона бросила ей связку ключей. — Удачи тебе, малышка. И будь готова ко всему, слышишь? Ко всему! — подмигнув, Джесса направилась к двери. К сожалению, Люциус стоял прямо у кабинета и, по-видимому, слышал ее последнее замечание. — Добрый вечер, — поздоровался он со смущенной Гермионой, откровенно ухмыляясь. — Добрый вечер, — алея вспыхнувшими щеками, тихо отозвалась та. — Итак, готовы ли вы хотя бы… к ужину? — чуть насмешливо продолжил Малфой. Гермиона кивнула и неожиданно для себя рассмеялась. «Мерлин! У Люциуса Малфоя имеется чувство юмора. Кто бы знал?» — Да, готова, а вы уже решили, куда мы идем? — спросила в ответ Гермиона и слегка вздрогнула, когда Малфой забрал у нее плащ и помог надеть его. — Не скрою, я бы предпочел поесть в одном из наших ресторанов, но уважая ваше желание, решил, что поужинаем в Лондонском «Самшите», — Малфой галантно предложил руку, и Гермиона, широко раскрыв глаза, машинально подала свою. — Что ж… Очень приятно, — с трудом выдавила она, потрясенная тем, что Люциус выбрал достаточно дорогой и известный ресторан. — Вот и отлично. Мне сказали, что у них превосходное меню и очень непринужденная атмосфера. Я заказал уединенный столик, так что надеюсь — поговорить сможем спокойно, — Малфой повел ее к выходу, вежливо кивнув на прощание Джессе и упорно не замечая выразительного взгляда той, обращенного к уходящей подруге. — Да, но вы не сможете расплатиться там галлеонами, — выйдя на тротуар в открытую Малфоем дверь, Гермиона одетая в тоненький плащ слегка поежилась на ветру. — Поверьте, знаю. Это не первый мой визит в мир маглов. Думаю, удивлю вас, но у меня есть магловские кредитки, вложения в магловских банках, а также инвестиционные пакеты и даже небольшой пентхаус в Лондоне. «Черт! Неужели эта девочка думает, что я никогда не находился за пределами волшебного сообщества? И абсолютно не знаком с миром?» — Извините, я не имела в виду, что… — Что? Что я чистокровный ханжа? Который не в состоянии адаптироваться ни к чему, как только к жизни в мэноре? И уж точно не знает, как себя вести в мире маглов? — закончил фразу Малфой. Смущение на ее лице дало понять, насколько резко он оборвал Гермиону. Возможно, сегодняшняя подготовка к встрече не достигла своей цели так, как ему бы хотелось, и эмоции все еще продолжали бушевать. — Простите. Я был неоправданно резок сейчас. — Злитесь на меня? Да? — тихо спросила Гермиона, пока они, повернув за угол, останавливали такси. И той небрежной раскованностью, с которой Малфой проделал это, она тоже оказалась удивлена, хотя и старалась не подать виду. — Нет, не злюсь. Скорей, досадую, — коротко бросил Люциус, открывая ей дверь. Он скользнул на кожаное сиденье рядом и дал указания водителю. — Я понимаю и принимаю ваше решение, умом понимаю, но, простите, ничего не могу поделать с ощущением внутреннего недовольства. В конце концов, именно я, а не вы, потерял почти пять лет из жизни собственного ребенка. Поэтому, прошу извинить некоторую сухость… Внутренности болезненно скрутило, и Гермиона отвернулась к окну. «Конечно же, Люциус прав! Он должен был узнать об Элиасе. Но… я же не из злости на него скрыла все. Он был Пожирателем Смерти! Осужденным преступником! Каким, спрашивается, отцом он мог быть, находясь в Азкабане? И как я должна была объяснить его прошлое мальчику?» — мучительный монолог еще больше убеждал Гермиону в собственной правоте. — Я поступила так отнюдь не для того, чтобы причинить вам боль. А лишь стремилась защитить Элиаса, — негромко отозвалась, когда молчание слишком уж затянулось. — Защитить от кого? От меня? Я бы никогда не причинил боль собственному дитя, да будет вам известно, — Малфой иронично усмехнулся, гадая про себя, сколько понадобится времени, чтобы перестать выглядеть чудовищем в глазах тех, кто знал его плохо. «Мерлин! И что вообще нужно сделать, чтобы убедить в этом хотя бы ее?» — Вот именно... вы бы не причинили! Но Элиас мог услышать сплетни и отголоски скандала, касающиеся и вас, и его рождения. Он мог пострадать от того, что его отец — заключенный, которого он даже не может видеть. От того, что его отец — преступник, в конце концов, Пожиратель Смерти! Неужели вы не понимаете этого? — Гермиона в ярости повернулась к Малфою и тут же вздрогнула от боли, которую увидела в его глазах. — Тогда он был еще совсем мал, чтобы скандал коснулся его и тем более навредил! А как раз к этому времени, когда я освободился, а мальчик уже подрос, о давнишнем скандале уже давно бы все забыли. Тогда как теперь волна сплетен поднимется еще раз, когда мое отцовство будет обнародовано, а оно будет обнародовано рано или поздно. И я не знаю, как больно эти сплетни ударят по Элиасу сейчас, когда он уже многое понимает. И произойдет это именно по вашей вине! Благодаря вашей эгоистичности, упрямству и желанию скрыть от меня рождение сына, — Малфой пытался контролировать гнев, но ядовитая горечь так и сочилась с его губ. — Не смейте обвинять меня в этом! Я не эгоистка, и помните о том, что именно я сохранила ему жизнь, когда могла убить. И для того, чтобы родить его, полностью изменила собственную! Неужели вы думаете, что мне нравится работать в этом дурацком книжном магазинчике? Или думаете, что нравится практически скрываться почти от всего волшебного мира? Но я делаю это, и делаю с легким сердцем, потому что люблю своего ребенка больше, чем весь остальной мир. И готова пожертвовать чем угодно, лишь бы Элиас был здоров и счастлив, — лицо Гермионы пылало, глаза горели, а голос звенел от неприкрытого гнева. Ошеломленный Люциус слегка напрягся, опасаясь, что стихийная магия взбешенной ведьмы вот-вот проявится и напугает водителя такси. — А не казалось ли вам хоть раз за эти годы, что мальчик нуждается еще и в отце? — все же не удержался от язвительного вопроса Малфой. — Но не в том, который находился в тюрьме! Вам не удалось бы стать ему нормальным отцом, Люциус. И я не понимаю, почему вы так упорствуете в этом? — Гермиона в отчаянии устало потерла переносицу. — Однако мне удалось это с Драко. Я писал ему почти каждый день, и сыну было разрешено посещать меня раз в неделю. Нам удалось сохранить отношения, более того, они даже стали еще лучше, еще ближе, — тут же парировал Люциус. — И вы думаете, я допустила бы, чтоб мой ребенок переступил порог этого ужасного места? — не веря своим ушам, спросила Гермиона. — Неужели вы согласились бы, чтоб наш мальчик оказался там хотя бы на минуту, лишь бы увидеться с вами? — Хорошо, предположим, посещения Азкабана и не случились бы, потому что я и сам не захотел бы тащить малыша туда. Но я мог бы писать ему, а вы — приносить мне его колдографии, его рисунки, его детские каракули, в конце концов. И Элиас бы все это время знал, что у него есть отец! А что происходит сейчас? Мой сын не знает меня! Для него я просто напросто какой-то случайный незнакомец, который постучал к вам в дверь однажды вечером! — от повышенного голоса Малфоя таксист подскочил на сидении. Люциус отвернулся и, открыв окно, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Сэр, мы приехали, — прохрипел, все еще не пришедший в себя, водитель, глядя на Люциуса через зеркало заднего вида. И машина остановилась. Малфой сунул руку в карман и, достав бумажник, передал таксисту несколько купюр, не забыв и о щедрых чаевых. Увидев их сумму, водитель тут же вышел из состояния ступора, и с видом крайнего уважения на лице поднялся своего места и почтительно распахнул перед Люциусом дверь. Выбравшись из машины, Малфой вежливо протянул руку Гермионе, помогая выйти и ей. — Как я понимаю, это очень неплохое заведение… — решил переменить тему Люциус, оглядывая вход, оформленный со вкусом, хотя и достаточно сдержанно. — А откуда вам известно о магловских ресторанах? Только не подумайте, что снова нападаю. Просто мне всегда казалось, что вы предпочли бы поужинать или в своем поместье, или в ресторане для волшебников, — стоя сейчас очень близко к Малфою, она заметила вдруг, насколько одинаковые у них с Элиасом уши. Конечно же, ушки ее мальчика были намного меньше, но по форме они совпадали с ушами Люциуса один в один. «Господи! Что еще у моего ребенка от отца? Что? Чего я даже и не знала?» — Я нагло воспользовался любовью Драко к магловской электронике и его талантом по изменению их свойств для работы в магических домохозяйствах, скажем так. И это он подобрал для нас достойный ресторан. Объяснил свой выбор тем, что его хозяин и я — в каком-то смысле, родственные души, — Люциус нахмурился. — Не уверен, что это был комплимент, но пришлось поверить на слово — все-таки Драко обедает в этом мире гораздо чаще, чем я. При мысли о Драко, возящимся с электроникой, как Артур Уизли, Гермиона не выдержала и рассмеялась. Но еще смешнее ей показалось то, что выбором ресторана он будто дразнил своего отца. Впрочем, сарказм Драко ей был знаком еще с юности, но вот о его отце… Об отце она знала куда как меньше. Разве лишь то, что Люциус Малфой богат, чистокровен, теперь уже экс-Пожиратель Смерти, вдовец, и от него рождаются невероятно прекрасные дети… — Простите, — отсмеявшись, Гермиона начала пояснять. — Просто человек, которому принадлежит этот ресторан, очень известен. Он — один из лучших в мире шеф-поваров с ресторанами, разбросанными по всему миру, и участник многих телевизионных шоу в Соединенных Штатах и Великобритании... А еще он известен своим крутым нравом и даже заслужил за это прозвище. — И какое же? — вопросительно дрогнул бровью Малфой. — Злой Повар, — усмехнулась Гермиона. — Вот же засранец, — пробормотал себе под нос Люциус, явно обращаясь к старшему сыну. Услышав это, Гермиона расхохоталась снова. — О, прошу прощения за свой язык, — неловко извинился Люциус, смутившись, что выругался в присутствии дамы. — Это еще ничего. У Гарри и братьев Уизли словарный запас ругательств намного красочней и богаче. Да и применяют они его порой, даже не глядя, что рядом находится Элиас, — попыталась утешить его Гермиона. — А у моего маленького хулигана есть привычка повторять все, что услышал. — И не всегда точно, — Малфой не смог сдержать улыбку, когда речь зашла об их сыне. А увидев, как Гермиона тоже улыбнулась, ощутил, что гнев начал отступать. «Мы найдем с ней общий язык. Хотя бы ради мальчика…» — Пройдем, наконец, внутрь. У нас есть о чем поговорить, — предложил он. — Да, но как мы будем обсуждать наши проблемы при других посетителях? — настороженно спросила Гермиона, когда они вошли в ресторан. — «Оглохни» еще никто не отменял, — усмехнулся Люциус, помогая ей снять плащ и передавая его гардеробщику. — Но вы не сможете воспользоваться палочкой перед маглами! Это же незаконно! — громким шепотом начала Гермиона. — Кто сказал, что для этого мне нужна палочка? — спокойно откликнулся Малфой, подходя к стойке метрдотеля, и оглянулся на свою спутницу через плечо. Выражение лица Гермионы изменилось: на нем промелькнули удивление и зависть. Беспалочковая магия была той разновидностью волшебства, о котором мечтал каждый волшебник. Не все могли освоить ее, а некоторые даже думали, что владение этой магией такой же прирожденный талант, как знание парселтанга или способность к прорицанию. Люциус же и не задумывался о произведенном эффекте: используя беспалочковую магию лет с двадцати, он уже давно воспринимал ее, как нечто само собой разумеющееся. Метрдотель провел их к столику в углу главного зала. А когда отошел, Гермиона заметила, как Люциус беззвучно прошептал что-то, небрежно сделав пас рукой. В следующую секунду вокруг них ненадолго замерцало еле заметное сияние, защищающее как от любопытных ушей, так и от излишнего внимания, которое они могли бы привлечь, если снова начнут спорить. Молча, они какое-то время изучали меню, потом Малфой вежливо поинтересовался ее выбором и сделал заказ. Гермиона была слегка тронута его естественной вежливостью, чем-то напоминающей эдакое рыцарство. Ей, никогда не бывавшей на свиданиях, да и вообще редко куда выходящей, это показалось невероятно милым. После того как Малфой разобрался с заказом и одобрил вино, принесенное сомелье, он сложил руки перед собой и взглянул на Гермиону в упор. «Мерлин! Какая же она молоденькая… — снова кольнуло его чувство вины за сломанную жизнь этой девушки, годящейся ему в дочери. — Вместо того чтобы поступить в университет и наслаждаться молодостью, она работает и одна растит ребенка. Моего ребенка. И что, спрашивается, мне теперь с этим делать?» — Я хочу участвовать в жизни Элиаса, Гермиона, — начал Люциус, решив, что прямой подход будет наилучшим вариантом. Она не выглядела удивленной, и это навело на мысль, что Гермиона уже догадалась о его намерениях. — Но он не знает вас, — возразила она. — Я понимаю, что это не ваша вина, но он не знает вас, вы ему чужой... человек, который однажды пришел к нам и остался на ужин. — Тогда мы начнем с ним знакомиться, — Люциус не давал ни малейшего шанса возразить ему. — Список моих грехов можно растянуть на целую милю, Гермиона, но я не собираюсь добавлять к нему еще и брошенное дитя. Я знаю, кем я был, и знаю, что делал. И знаю, что не был хорошим отцом для Драко, хотя и любил его, и давал ему все, чего он хотел. Я не могу позволить себе совершить эту ошибку еще раз. Поэтому не отступлюсь, поймите меня. И Гермиона поверила ему. Она не знала, почему, но поверила! Было что-то в его лице, в его тоне… убедительное, что заставляло верить каждому слову. Малфой хотел узнать Элиаса, хотел быть отцом, на этот раз — хорошим отцом. «Да, но что мне сказать сыну?! Точнее — что нам ему сказать?» — И как я должна объяснить это Элиасу? — Гермиона потянулась к бокалу вина и щедро глотнула, надеясь, что алкоголь успокоит ее: «Малыш, помнишь дядю, который ужинал у нас на днях? Ну так вот, этот человек — твой папа». Она медленно покачала головой, и Люциус снова поразился ее молодости. Сейчас Гермиона выглядела такой… юной, беспомощной и страшно напуганной. — Он не поймет этого, Люциус! — Допустим. Тогда мы начнем с ним общаться. Я могу приходить к вам по вечерам на несколько часов, чтобы узнать его. А он тем временем узнает меня. И только потом, когда все наладится, расскажем ему, кто я, — предложил Малфой. — Да? И как же мы объясним ему, где вы были все эти годы? Что скажем, когда он спросит о том, почему вас не было в его жизни столько лет? И почему вы и я не были вместе, когда он родился... Что мы скажем ему? — слезы уже начинали мерцать в ее глазах. «Черт!» Малфой изо всех сил надеялся, что она не заплачет. Женские слезы были тем, с чем он никогда не справлялся. — Эти вопросы звучат несколько серьезно и сложно для ребенка его возраста. — Да, но и Элиас — не типичный четырехлетка! Он невероятно внимателен и любопытен к любым нестыковкам. Его любимый вопрос: почему? Он спросит нас, это я вам обещаю! — вытирая глаза салфеткой, она невольно улыбнулась. — А мы скажем ему, что нам обоим — и вам и мне было очень холодно и очень одиноко. И он — порождение доброты, участия и заботы. Мы скажем, что я должен был очень далеко уехать, и вы не знали, как связаться со мной. Думаю, этой информации будет для него достаточно. Люциус увидел, как взгляд ее смягчился, а глаза снова наполнились слезами. «Мерлин! Она такая тонкая и ранимая, что кажется, ее душа — обнажена... И она — бесконечно добра. Изначально именно ее доброта и участие создали ситуацию, в которой мы оказались сейчас». — Простите, Люциус, но есть еще одно «но»… Я не могу позволить вам играть его чувствами. Элиас — ребенок, он нежный и очень ласковый... И душа его — чиста. Но если он привяжется к вам, а вы его оставите, что тогда с ним станет? Мой малыш будет раздавлен и опустошен... — Я не оставлю его, обещаю. Он — мое дитя и так будет всегда, — Малфой вдруг потянулся через стол и взял Гермиону за руку. И тут же почувствовал ее удивление, ее дрожь. Услышал ее резкий вздох. Да и сам себе изумился и не совсем понимал, что заставило его сделать это. — Знаю, что это нелегко для вас, но и для меня непросто. Я хочу узнать своего сына, Гермиона, нашего сына. Пожалуйста, не вступайте со мной в борьбу. — А если я откажусь? — она не хотела и не собиралась этого делать, но необходимо было знать, насколько серьезен сейчас Малфой. И ответ на этот вопрос был для нее очень важен. — Что ж, тогда у меня не будет выбора. Я подам официальный запрос в Министерство магии на проведение специальной процедуры установления родства. А затем буду требовать у суда права чистокровного волшебника на воспитание своего ребенка, — тихо ответил Люциус, молясь про себя, чтобы Гермиона не решилась провести их всех через это унизительное испытание. — Не надо! Я не собираюсь прятать от вас Элиаса. Но… вы должны обещать мне: не раскрывать ему правду, пока мы оба не решим, что время пришло, — ее сердце колотилось, как сумасшедшее. «Господи, моя жизнь снова кардинально меняется, и я опять не готова к этому!» Гермионе оставалось только одно: надеяться, что не ошиблась… — Обещаю, — от улыбки Малфоя в животе что-то напряглось, и она положила вторую ладонь сверху… на его. — Что и когда вы собираетесь рассказать Драко? — задала следующий вопрос. И беспокойство о том, как его старший сын воспримет эти новости, явно прозвучало в ее голосе. — Не знаю. Это будет нелегкий разговор, тем более что его мать была мертва всего несколько часов, когда был зачат Элиас. И я не знаю — поймет ли он меня когда-нибудь, — Люциус ощутил, как сейчас она ударила по самому больному месту. Это было самым болезненным, что беспокоило Малфоя с тех пор, как он вышел из их старенького домика. «Как объяснится с Драко? Как признаться своему сыну, что у него есть маленький брат... полукровка? Брат, зачатый в ночь смерти матери Драко!» — Он уже взрослый... Я уверена, что поймет вас, даже если ему понадобится время. Только вот приготовьтесь увидеть разгневанного Драко: он всегда был очень вспыльчив, — Гермиона сжала его ладонь и убрала руку, вдруг осознав интимность этого жеста, хотя и ничего, по сути, не значащую. — Спасибо. Гермиона, не отнимайте у меня Элиаса, — вдруг тихо произнес Малфой. — Он нужен мне. Глубоко вздохнув, она посмотрела Люциусу в глаза. — Тогда сделайте так, чтобы я не пожалела об этом, — услышал он в ответ. Уже в следующий миг официант поставил на стол их заказ. Наконец можно было спокойно ужинать…