Ailes de la Liberte

Изабель и Петру хоронили порознь, на кладбищах в двух отдаленных друг от друга районах города. Эрвин не был приглашен ни на одну из церемоний, но не пришел бы даже в противном случае. Он принес цветы к их могилам после: два букета белых лилий, за которые отдал всю сложенную в коробке под кроватью заначку, - счел это более правильным и уместным со своей стороны. Спустя столько лет он все еще отчетливо помнил похороны отца и матери. Маленьким мальчиком он никак не мог понять, почему маму прячут в ящик, который опускают в землю и засыпают землей - ведь тогда ей будет трудно дышать, и она не сможет выйти. На похоронах отца он был облачен в мундир. Погоны сверкали в пронзительных лучах зимнего солнца, ботинки скрипели в снегу, выстрелы один за другим звучали, как счетчик, четче часов. Небольшая могила мамы выглядела куцей рядом с отцовской - внушительной по размерам и благолепию надгробной плиты, под стать герою войны. Эрвину было двадцать четыре, когда на него взвалилось одиночество сиротства. Опустошение, которое, казалось, невозможно восполнить. Через два дня после официальных поминок все собрались в “Ailes”. Клуб впервые был окрашен в серое и черное. На сцене - Нанаба в длинном черном платье, с черной шляпкой и прикрепленной к аккуратно завитым волосам вуалью, выделялась только темно-красная помада на ее губах. Нана изливалась меланхоличной песней, но слова песни о надежде и светлом грядущем все-таки отпечатались на ее лице мягкой умиротворенной улыбкой. Люди между собой говорили шепотом. Тихо смеялись, сжимали для утешения плечи и руки, разливали без разбору напитки и изредка поглядывали на сцену. Но присутствие траура уже не ощущалось. Горе за эти два дня улетучилось, остался только шлейф - сейчас все словно отмечали праздник жизни, еще продолжающей свое течение на земле для живых и сменившей свое русло для ушедших Изабель и Петры. Оруо, Гюнтер и Эрд сидели за привычным угловым столиком вместе с Ханджи и Майком. На их лицах виднелась только тень улыбки, они еще не справились со скорбью - трещины в их сердцах оказались глубже, стягивались дольше. Нужно было только как следует залатать их алкоголем, развлечениями и смехом. - ...Она так всегда надо мной насмехалась, - драматичнее обычного выл Оруо. Эрвин опустился на диван рядом с Захариусом, который даже не прикидывался, что обращает внимание на говорящих. Он был слишком занят, внимая Нанабе. Вместо приветствия товарищи наградили Смита кивками, Ханджи с молчаливой мрачной усмешкой протянула ему стакан бренди, а Майк, не взглянув на него, положил ладонь на плечо и несильно стиснул. - Только она могла поставить тебя на место, когда ты вел себя как конченный недоумок, - с улыбкой заметил Гюнтер. Оруо рыкнул. - То есть, по-твоему я недоумок? - В тот раз ты чуть не откусил себе язык, пока скакал верхом, Оруо, - как можно деликатнее намекнул Эрд. - А Петра всегда тебе говорила помалкивать, пока ты на коне. Но ты не слушал, - добавил Гюнтер. - А когда танцевал, всегда спотыкался о собственные ноги, потому что не следовал за ее движениями из чистого упрямства. Все коротко рассмеялись. Оруо, фыркнув, демонстративно отвернулся. Губы Ханджи расплылись в добродушной улыбке. - Она правда тебя любила, Оруо. Ты был ей как брат. Она постоянно говорила о тебе, без умолку рассказывала забавные истории. - Она была славной девушкой, - неожиданно для всех вставил Эрвин. Они молча кивнули, соглашаясь, и погрузились в молчание в знак почтения. Эрвин безотчетно обвел присутствующих глазами: в их неподвижных, сосредоточенных взглядах, покрытых глянцевой пеленой, мелькали мгновения из прошлого. Кадры из жизни Петры, запечатленные на пленке их памяти. Эрвин знал ее совсем недолго и почти не знал Изабель. Их отсутствие он ощущал лишь эфемерной тоской - слишком призрачным для восприятия чувством. Но осознание того, что они больше никогда не вернутся, ложилось на его сердце неподъемным грузом. - Фарлан или Ривай уже здесь? - спросил он. Последний раз он виделся с обоими в такси по пути из пригорода в Париж. Ривай не проронил ни слова в его адрес, и с тех пор между ними не возникало никакого контакта: ни физического, ни вербального. Ривай держался обособленно и холодно и даже не плакал. - Или да, или скоро будут, - кинула Зоэ. - Ривай все время держится Фарлана. Я к ним заходила сегодня утром. Эрвин кивнул, но у Ханджи было, что добавить. Однако продолжила она уже на английском. - Он спрашивал о тебе, Эрвин. Ривай хотел узнать, явишься ли ты сегодня. Поймав ее взгляд, он медленно моргнул - один раз, второй, в унисон с гулкими ударами в грудной клетке. - Разве это не очевидно? В конце концов, они погибли, действуя под моим руководством. После этих слов на лицах всей компании произошла мгновенная перемена - они избегали смотреть ему в глаза. Их явно задел сухой милитаризм, с которым он держался. Смиту стало стыдно, но он все равно не счел свою позицию оплошной: да, они были девушками, но и солдатами тоже. Он не собирался принижать их подвиг, помянув их просто как хороших подруг. Они были его соратниками, это порождало в нем истинную признательность, привязанность куда более прочную, чем могла породить любовь. Оспаривать свою правоту Эрвин, впрочем, не стал - только не в этот вечер. Ханджи приникла к нему, понизив голос - теперь остальным ее было вовсе не услышать сквозь песню Нанабы. - Он просто спросил. И выглядел крайне довольным положительным ответом. Сказал, что хочет тебя видеть. Выдавив улыбку, она безучастно пожала плечами. Эрвин сделал большой глоток бренди, скрывая легкий румянец за стаканом. Поставив его на стол, он метнул взор в сторону сцены. - Могу поспорить, сегодня он выступает. - Очень может быть, - речь Зоэ вновь перепорхнула на французский. - Мне бы не помешало повеселиться. Да и остальным тут тоже. А у Ривая грустных выступлений попросту не бывает! Собравшаяся за столом компания скоро поредела, как раз к приходу Нанабы. На своих неизменных местах, как припаянные к пьедесталам статуи, ее встретили Ханджи, Майк и Эрвин. Нана обвилась вокруг Майка и, не сняв скрывающую половину лица вуаль, прильнула к его губам. Ее поцелуй зацвел на них красным следом помады. - Как ты, Нана? - поинтересовался с короткой улыбкой Эрвин. Она кивнула, чуть покривив рот. - Хорошо, Эрвин. Рада тебя видеть. Все благодарны тебе за то, что ты пришел. Он смущенно потупил взгляд, уставившись на стакан в руках. Он никогда не умел принимать благодарность как полагается. Нана чувственно сжала его плечо. - Ты ведешь нас вперед. В такое нелегкое время нам необходимо на кого-то положиться - того, кто укажет нам путь, не позволит сдаться. Иначе все для нас пропало. Какими бы беззаботными мы не казались, это правда. Она обвела глазами танцпол, где люди танцевали под экспериментальный дуэт Шадиса и Оруо, и на этом закрыла тему. Эрвин чувствовал, что этой ночью народ не нуждался в его речах о войне, подвигах и необходимости беспрерывной борьбы. Как и все, он просто хотел провести время в кругу друзей и знакомых. Их тосты, улыбки, танцы и выступления, яркие, как фейерверки, пробуждали в нем волнительное счастье. Эрвин заливался смехом и запивал его бренди. Ханджи занимала компанию историями о Петре, и к ней вскоре присоединилась Нанаба. Она не могла не вспомнить о том, какой замечательной танцовщицей была Петра, а Изабель - неугасимым лучиком света. Потом ей даже удалось вытащить Эрвина на танцпол, подавив все попытки сопротивления с его стороны. Было приятно спустя столько времени вновь танцевать с женщиной: изящная во всем, она двигалась грациозно и легко, самозабвенно кружась по велению его рук, пока ее галантно не увел Майк. Позже Закли сообщил Эрвину о намерении созвать собрание на следующую ночь. Командор решил распространить эту новость среди своих людей не сразу, а ближе к утру, чтоб они могли хотя бы на время позволить себе развеяться без нависающих грозовыми тучами забот. Он и сам провел много времени за пустой болтовней: о музыке, шоу, нарядах, выпивке и девушках. Никто ни разу не заговорил о войне, что расползалась по земле нещадными языками пламени, вспыхивая очагами пожара прямо перед их глазами. На сцене засуетились. Волоча с собой стул, вышел Фарлан и остановился в центре. Обрадовавшись его появлению, некоторые захлопали сразу же, кто-то - присвистнул, грянули бодрящие возгласы. Освещенный притупленной иллюминацией, он едва сдерживал улыбку. Зазвучало фортепиано: мелодия сперва мягкая, как предрассветный туман, с вихрем разнеслась в задорный мотив. По-американски блестящий, будоражащий и бурный, вихрь в тот же миг подхватил весь зал. Ривай появился в лучащейся атмосфере сцены так гармонично, как рожденное бурлеском вместе с блеском и музыкой создание. Отточенные черты в кукольном макияже, роскошные черные кудри, наряд, облегающий его фигуру невыразимо потрясающе, подобно изваянию музы - сегодня он был Вайолет. Его платье, расшитое камнями, мерцало золотом в лучах прожекторов. Окаймленная бисером юбка была короче спереди - так что открывались почти обнаженные, в сетчатых чулках, ноги - а сзади спадала ниже колен, развеваясь при каждом его воздушном движении. Он одарил всех улыбкой и послал в толпу воздушный поцелуй. Чтоб возбужденные овации стихли, приподнял облаченную в перчатку руку и поднес к лицу. - Ну-ну, мои дорогие, - приложил палец к губам. - Ш-ш-ш. Оркестр снизил звук, и публика смолкла, только кое-где доносились еще шушукания. - В последние дни вам всем пришлось несладко, - играя роль, протянул Ривай. - Один очаровательный молодой человек поведал мне об этом. Вы, быть может, знаете его имя? Он чуть подался вперед, и зрители, как по мановению руки невидимого дирижера, отозвались в унисон: - Ривай! Вайолет хихикнула - голос чуть выше и звонче голоса Ривая. Слышать из его уст французскую речь, однако, стало для Эрвина непривычным, почти диковинным - на слуху еще оставался томный английский, что терзал его во всех сновидениях. - Он самый, - ответила Вайолет, обращаясь к залу. - И у нас с ним есть кое-что общее. Хотите знать, что? Из публики летели невпопад комментарии, некоторые настолько похабные, что Эрвин едва не покраснел. Он отпил бренди, украдкой взглянув на своих компаньонов, чтоб проверить, смущены они так же или нет. Совершенно не тронутые пошлыми выкриками, они внимали выступлению Ривая с весельем на лицах. Артист взялся за спинку стула, который вынес на сцену Фарлан, и, задрав ногу повыше, закинул ее на сиденье. С заговорщическим видом он выдержал паузу и только потом, наконец, произнес: - Мы оба влюблены в блондина. Эрвин тут же ощутил на себе взгляд Ривая и весь словно запылал изнутри, пока вакуум зрительного зала наполнялся смешками. Никто не смотрел в его сторону, кроме Ханджи, чьи губы изогнулись в одобрительной улыбке, от которой ему стало неуютно. Ривай завел песню о немецких солдатах - красивых и сильных, и поголовно безмозглых, но Эрвин уже не мог сосредоточиться на ней, пропуская куплеты мимо ушей. Его сердце бешено колотилось, глухо ударяясь о грудную клетку, в животе все сжалось, мысли сменяли друг друга в суматохе, на лицо невольно наползла улыбка. Прежний стыд, стоявший перед остальными чувствами глухим тупиком, снесло адреналином. Волнение и влечение охватили его. Незаметно для себя Эрвин съехал на самый край своего стула, очарованный песней, как лепетом сирен. Теперь он не спусках глаз с Ривая, по-прежнему восстававшего у стула. Слова песни наконец коснулись его слуха. Доброй ночи, офицер. Меня вы взяли под прицел. Ах, если нужно, на обыск я согласна - Наглядно покажу - я совершенно безопасна, Я ничего не утаю. Ривай теперь поднялся на стул двумя ногами и выпрямился. Он провел ладонью по своей груди и ниже, качая бедрами под проигрыш трубы. Офицер, Guten Aben, добрый вечер. Я наслышана, во всем вы безупречен. Но не поверю, пока сама не испытаю: Способны ли вы заставить меня таять... Музыка нарастала, пока он держал последнюю ноту, и мгновенно оборвалась - Ривай подпрыгнул вверх, приземлившись обратно на стул в соблазнительную сидящую позу, не на шутку взбудоражив публику. ...Как это делал француз. И он снова начал пластично двигаться в распаляющем танце, расположившись на стуле так, чтоб быть к залу полуоборотом. Эрвин сглотнул, разглядывая его профиль и опускаясь ниже по невообразимо гнущемуся телу: Ривай извивался, чувственно касался себя руками, искусительно водил бедрами и нарочито выпячивал их назад. У Эрвина пересохло в горле. Стало невыносимо душно. Тот грациозным движением повернулся лицом к спинке стула. Обхватив ее ногами, он выгнулся в спине и откинул голову, обнажая жадным взглядам гибкую, чуть поблескивающую от пудры шею. Сквозь очередной всплеск оваций, он запел снова, но Эрвин, словно оглушенный, не слышал ничего, кроме собственного тяжелого дыхания. Он перебрал бренди. Переборщил с грезами о близости Ривая. Выступление подошло к концу слишком скоро, но этого времени хватило, чтоб Эрвин всем телом ощутил одурманившее его вожделение. Рядом Майк и Нанаба хохотали как ни в чем не бывало, Ханджи напевала заевшую мелодию под нос. - В следующий раз споем ее немецким выродкам, а, Эрвин? - окликнула она. Его улыбка вышла чересчур натянутой. - Да. Уверен, они оценят. После этого он потерял нить общей беседы, погрузился в свои пьяные размышления, окутавшие его мглистой пеленой. Они улетучились только тогда, когда Ривай снова появился в поле зрения: он брел вдоль края сцены с наполненным наполовину бокалом. Его волосы после парика слипались от пота, маска краски сошла с лица. На нем - легкая голубая рубашка, распахнутая у шеи, и брюки. При всей этой опрятной простоте он все равно выглядел эффектно. Эрвин поднялся с места, как перед ним предстала Нанаба, чьего временного отсутствия он даже не заметил: она возвращалась из гримерной, переодетая в легкие штаны и рубашку Майка, перевязанную на талии узлом. - Идешь домой, Эрвин? Уже почти час ночи, клуб скоро закрывается, - ее голос окончательно выдернул его из марева, но только на мгновение. Сзади к ней подступился Майк. Растрепанные волосы спадали на раскрасневшееся лицо, выдавая состояние жуткого опьянения, и его шатало. - Помощь нужна, дружище? Тебя чуток качает. Я даже не заметил, как ты накидался, - рассмеявшись, он икнул. Нанаба улыбнулась, придержав его за руку. - Это ты у меня так напился, chouchou, вот тебе и кажется. Я, конечно, тоже не из трезвых, но Эрвин вполне твердо стоит на ногах. Эрвин похлопал друга по плечу, пустив смешок. - Вы двое идите без меня, - он взглянул на Ханджи, которая за столом обсуждала с Шадисом вопросы обеспечения топливом. - Я еще побуду тут. Проверю, как там Фарлан и Ривай, пока есть возможность. Ривай сидел у самого края сцены, покачивая опущенной вниз ногой. Толпа заметно поредела и продолжала просачиваться на улицу, но без внимания артист все равно не оставался - сейчас он вел беседу с некоторыми из оставшихся посетителей. - Ну хорошо, - Нана коротко улыбнулась. - Береги себя, Эрвин. Скоро увидимся. Майк притянул его к себе и смачно поцеловал в обе щеки. - Бывай! Девушка, хихикая, оттащила его к зияющему уличной мглой выходу, и даже когда слились с гурьбой в холле, до Эрвина донеслось брошенное ею: “Tu es impossible, Zacharie.” Смит двинулся к сцене. На полпути он поймал взгляд Ривая - в этом освещении его серые радужки переливались ближе к зрачкам кристальной голубизной. Компания, окружившая его, оглянулась, устремив свои взоры к приближающемуся мужчине. - Здравствуй, Ривай, - сказал Эрвин, улыбнувшись одним уголком рта. Неумелая попытка выразить на лице сочувствие погасла, не сумев заняться. - Прошу извинить, но его мрачный тон подсказывает мне, что это что-то важное, - жеманно кинул он на французском, будто еще не вышел из образа. Те послушно стали разбредаться, напоследок прощаясь. Ривай переметнул все свое внимание к Эрвину, выжидая, пока он первым заведет разговор. С высоты подиума, на котором он сидел, их глаза находились на одном уровне, отчего Эрвин сперва даже оробел. - Как ты? - начал он, не ухватившись ни за одну толковую мысль, и понадеялся, что дальше бренди сам поведет разговор в нужном направлении и ему не придется чувствовать себя полным дураком. - А по мне не видно, как все хорошо? - Ривай сделал небольшой глоток из своего полупустого бокала и поставил его рядом на паркет. - Я же уже говорил, смерть мне не в новинку. Изабель верила в Бога. Уверен, она замечательно коротает время в Раю. - А ты не веришь в Бога, Ривай? - спросил Эрвин, не скрывая любопытства. Тот скрестил руки на груди, чуть наклонив голову вбок, меряя его придирчивым взглядом. - Нет. Но вот ты определенно похож на верующего. - Не сказал бы, - тотчас выпалил Смит. - Некогда я вдоволь намучился с верой. Ривай изогнул бровь, отпив еще. - Поэтому всегда, когда мы целуемся, ты убегаешь? - его язвительный тон застал Эрвина врасплох. Он сжал челюсти и, выдержав паузу, отрезал: - Я только пришел убедиться, что с тобой все в порядке, Ривай. Очень рад, что ты в духе. Мне, пожалуй, пора, - он отвернулся, намереваясь уйти. - Уходишь? Опять? - артист сжал губами сигарету, поднося к ней спичку. Его взгляд скосился, фокусируясь на небольшом огоньке. Говоря, он не смотрел на Эрвина. - Неужели я успел тебя задеть? Мы же даже до самого поцелуя еще не добрались. Тот насупился. - А ты хочешь, чтоб я ушел? Потому как у меня создалось впечатление, что это я тебя чем-то обидел. Напряженный взор Ривая лег на его лицо, но в этот раз он его выдержал. - Сегодня я сам не свой, - парень похлопал по месту на сцене рядом с собой. - Присядь, Эрвин. Без лишних уговоров, Эрвин подошел и устроился рядом. Сцена оказалась неожиданно высокой - он едва мог коснуться носками пола, в то время как Риваю, чтобы слезть, вообще пришлось бы спрыгнуть. Заметив это, Ривай пробурчал на выдохе: - Ridicule. Эрвин не сдержал ухмылки. - А я подумал, тебе нравятся высокие блондины. Тот окинул его взглядом настолько прожигающим, что кожа вот-вот начала бы плавиться, и Эрвину не оставалось ничего, кроме как смахнуть это пронизывающее ощущение неловким смешком. - А ты уже зазнался, м? - закатив глаза, Ривай глубоко затянулся сигаретой и отвел глаза. - Не то слово, - ответил Смит, тоже уведя взгляд в сторону. Закли, стоявший у главного входа, выпроводил последних посетителей. Он оглянулся к тем двоим, кивнул им и тоже покинул клуб. Они остались совершенно одни в зале, неживом до неузнаваемости. - Ключи у меня, - пояснил Ривай. В пробирающей тишине слышались редкое гудение прожекторов, еще пускающих на сцену свой яркий свет, и дыхание Ривая, втягивающего очередную порцию дыма, - бархатистое шипение привлекло внимание Эрвина, и он повернулся к нему. В его выражении ровным счетом ничего не изменилось - как и прежде, никакого огорчения или скорби. Ровный стан, мраморный взгляд. Но на костяшках правой руки разительно выделялись синяки. Эрвин потянулся, чтоб прикоснуться к его ладони, но остановил себя. - Что произошло? Ривай сперва сделал вид, что не понял вопроса, но потом безучастно ответил: - Мм? А, это. Фарлан и я немного повздорили после похорон. Он вдоволь побуянил. Ранее этим вечером, представ в лучах искусственного света перед публикой, Фарлан не выглядел нервным или расстроенным. Он даже улыбался. - Но сейчас ему стало лучше? - уточнил Эрвин. Тот пожал плечами. - Он переносит смерть Изабель гораздо тяжелее, чем все мы. Ханджи и то справляется лучше. Сегодня я послал его домой сразу после выступления. Он едва может сдерживать слезы и не хочет, чтоб его видели таким. Смит вспомнил, как в доме Несса парнишка еще долгое время оставался на кухне даже после кончины Изабель. - Кажется, он винит себя. Ривай выпустил тонкую струю дыма и вздохнул, потупив взгляд. - Он всю жизнь за ней присматривал. Считает, что обязан был ее защитить, что это на его совести, - он помедлил. - Но я твердил ему, что это не так. Ни для кого не секрет, какой она была… - он нахмурился, стараясь подобрать подходящее слово. - Сорвиголовой? - подсказал Эрвин. Он кивнул. - Она бы ни за что не повелась ни на какие уговоры. Я пытался ее отговорить, но ей все казалось шуткой, - он хмыкнул. Тело Эрвина словно пронзило электрическим током. Несмотря на весь выпитый за вечер бренди, в этот момент его мысли стали на удивление ясными. - Но… все ли хорошо с тобой, Ривай? Парень вскинул на него слегка раздраженный взор. - Я же тебе сказал, что да. Тот хило скривил губы. - Да, верно… Но я склонен тебе не верить. За каких-то несколько часов ты утратил двух близких друзей. Я хочу быть уверен, что ты оправился после такого. Ривай фыркнул, ядовито ухмыльнувшись, и выпил залпом почти все вино из своего бокала, оставив немного на дне. - С чего это? Потому что тебе на меня не плевать? - А тебя это сильно удивляет? - Эрвин сдвинул брови. Им двигало нечто неведомое, тянуло к Риваю, побуждая сокращать разделявшее их расстояние. Колени соприкоснулись. От тела Ривая повеяло манящим теплом. - Нет, наверно. Произнеся это, Ривай отвернулся, будто хотел отгородиться от мужчины, и осушил бокал. Они окунулись в безмолвие настолько немое, что слышно было журчание воды в трубах за стенкой. - Ты ведь целовал меня все-таки. И не один раз, - наконец продолжил Ривай. Их взгляды встретились. Эрвин бы принял эту фразу за очередную издевку, но тон совсем отличался от прежнего своей неподдельной серьезностью. - Когда я спал, например. Это меня разбудило. Мне тогда показалось, что это все еще сон, но… - он придвинулся к Эрвину, не спуская глаз с его лица; на такой близости Эрвин мог разглядеть следы подводки и остатки туши в его ресницах. - Ты так ласков со мной, - говорил Ривай, - и почти одержим тем, чтоб утешить меня, поддержать, хотя я не раз говорил, что не нуждаюсь в твоей поддержке. Смит чувствовал, как пылают щеки, слышал неистовое сердцебиение в барабанных перепонках. Его ладонь легла на колено Ривая, поддавшись пленившему его целиком непреодолимому влечению, и он окончательно нарушил размытые границы личного пространства, подавшись вперед. - Ты не отверг моих поцелуев. Остался спать рядом со мной, хотя легко мог уйти, - его слова походили на аргументы в споре, которого не существовало. Он лишь подразумевал, что и Ривай отвечал ему нежностью - был способен на тепло как никто другой, невзирая на внешнюю неприступность. - Ну конечно, stupide. Я тебя хочу. Ривай проговорил это так, словно не было на свете ничего очевиднее. “Я не хочу тебя, Эрвин Смит”, - сказал он в ночь их знакомства. Слова вертелись в уме Эрвина вновь и вновь беспрерывной вереницей, пока не утратили всякий смысл. Кажется, он улыбался - он уже сам не мог определить. Перестал что-либо понимать в один момент, когда Ривай припал к его губам в поцелуе. Эрвин поднес руки к его щекам, ощущая его хрупкость в своих широких ладонях, и его объял упоительный трепет. Ничтожные сантиметры между их телами таяли с каждым мгновением, распаляющим поцелуй. Ривай перебрался на его колени и, обернув руки вокруг его шеи, зарылся пальцами в волосы. Волны дрожи пробежали от затылка по спине, Эрвин обнял Ривая, скрестив руки за его талией, и прижал вплотную к себе - ощутил его вздымающуюся грудь, тугой живот, отвердевающий член. Вкус Ривая на языке, его случайный тихий стон отдавались вспышками близких к сердцу обрывков воспоминаний - то, чего ему так мучительно не хватало все время. Ривай целовал алчно и рьяно и все не мог насытиться. Его напор граничил с грубостью, губы терзали губы, пальцы сжимались крепче. Схватившись за ворот рубашки, он начал ритмично двигать бедрами, и все его тело вилось, как в танце. Несдержанный Эрвином стон разрядил тишину, отразился от окружающих сцену стен глухим эхо, пробирая танцора невесомой вибрацией. Он отпрянул и заглянул в бездонную синь глаз Эрвина с непритворным откровением. Прозрачный, его чистый взгляд наполнил Эрвина, помимо трепета, благоговением - Ривай был готов отдаться ему без остатка, всеми своими красотой и страстью. Смит ощупывал кончиками пальцев упругие мышцы его спины, что сокращались с каждым толчком бедер. Волнение гибкого тела в его руках снова и снова обдавало Эрвина потоками иступленного возбуждения. Он прикусил губу, чтоб не дать стону сорваться, проглотив его вместе со ставшим в горле комом. - Ривай, - едва сумел собрать грозящие вырваться наружу звуки в нечто членораздельное, но Ривай никак не отреагировал - не остановился и не утихомирил свое неистовство хоть на долю секунды. Искра совести затронула рассудок, знакомый голос благоразумия стал распинать Эрвина прежними сомнениями: это все неправильно, грязно, он не должен этого хотеть… Ривай заглушил этот голос своим стоном, заткнул его поцелуем, напрочь стирая смятение. Ни одна из женщин, с которыми Эрвин когда-либо спал, не сравнилась бы с Риваем: двигаясь настойчиво и одновременно плавно, он выгибался в спине, беззастенчиво прижимался к его паху, послушно давая рукам Эрвина направлять себя, отвечая на все прикосновения бездыханными томными звуками. Его тонкие черные брови напряженно сходились у переносицы, ногти ощутимо впивались в плечи солдата сквозь ткань рубашки, вытягивая и из него хриплые обрывистые стоны. Теряя голову, Эрвин почти забыл о том, что и Ривай получает от происходящего не меньше удовольствия, чем он сам. Узрев выражение наслаждения на его лице, он уже не смог отвести глаз. Словно очнувшись, он стал отчетливо слышать сбившееся дыхание парня, увидел горячий румянец, покрывающий щеки, и почувствовал твердь чужой плоти. Скользнул рукой ниже по его спине, а другой потянулся к лицу, желая ощутить тепло его лица на ладони, зарыться в взмокшие в поту волосы, провести пальцами по блестящим от слюны, распухшим губам. Не дав отвести руку в сторону, Ривай придержал ее за запястье и прихватил его палец губами, провел языком по самому кончику, несильно прикусив. У Эрвина сперло дыхание. Тот сомкнул губы в более плотное кольцо, обсасывая фаланги, глубже, глубже, пока не уперся в мягкое нёбо. Воздух в комнате стал разреженным, его едва хватало на двоих, и Смиту уже казалось, что он вот-вот задохнется. Ривай скользнул губами обратно по длине его пальца, выпуская изо рта со смачным звуком. - Нравится, Эрвин? - протянул он, слизывая стекающую с уголка губ слюну. Усмехнулся и резко толкнулся бедрами вперед. - Д-да, - скрипнул голос Эрвина сквозь протяжный стон. Он уже и не думал просить Ривая остановиться - похоть затмила его разум, смела остатки здравого смысла, сменив их нестерпимой нуждой. - Подвинься дальше на сцену и ляг, - приказал Ривай. Эрвин без особых усилий приподнял его со своих колен и попятился, пока не отодвинулся достаточно далеко от края. Ложась, он попытался притянуть Ривая вниз вместе с собой, но тот уперся рукой в его грудь, не поддавшись. Без теснящей близости стало неуютно, словно в один момент воздух остыл. Рука Ривая на ширинке - пульс колотился о барабанные перепонки. Ловкие пальцы Ривая под тканью - все тело напряглось, натянулось в предвкушении. Губы Ривая, мягкие, горячие - время перестало существовать. Эрвина уже не заботило то, насколько громки его стоны. Он зарылся в волосы парня, липкие от геля и пота, сжал в кулаке и нечаянно надавил - остатки самообладания растворялись от ласк. Прошло несколько лет с тех пор, как он испытывал подобное, но ему еще никогда не было настолько хорошо. Ривай сглотнул вокруг головки и скользнул губами вниз, вбирая его глубже. Взглянув на него из-под тяжелых век, Эрвин встретился с гипнотизирующей раскаленной сталью его глаз. Запечатлел их выражение на полотне своей помутненной памяти, чтоб никогда не забыть. Его ноги непроизвольно дернулись, бедра резко толкнулись вверх - он не успевал сообразить, что делает, тело окончательно перестало слушаться, побуждаемое ощущениями и инстинктами. Ривай глухо простонал. Он запустил ладонь под рубашку Эрвина, изучая на ощупь сантиметры сокрытой от глаз кожи ногтями, за которыми призрачными следами оставались красные полосы, недостаточно глубокие, чтоб не побледнеть слишком скоро. - Ривай... Он пытался выдавить из себя предупреждение, но на издыхании срывались только обрывки бездумных междометий. Ривай пропускал их мимо ушей. Не останавливался даже тогда, когда Эрвин потерял способность издавать что-либо, кроме хриплых стонов. Так и не отпрянул, позволив ему, выгнувшись в спине, кончить себе в рот. Смит зажмурился, пропуская сквозь все тело пульсирующие волны истомы, не в силах выйти из оцепенения. Мгновение спустя его хватило на то, чтоб разлепить веки. Он следил рассеянным взглядом, как Ривай присел, вытер ладонью рот и привел одежду Эрвина в надлежащий вид. - Ладно, Эрвин, я… - Ривай не успел договорить, прежде чем Эрвин дернул его на себя, схватив за грудки. Нерушимая стена отчуждения, отгораживавшая его прежде, рухнула бесповоротно. Смит уложил его на спину, замял под себя, и от неожиданности у Ривая перехватило дыхание, глаза распахнулись шире, грудь почти не вздымалась, на миг замерев, под тяжестью чужого тела. Не обращая внимания на тяжесть, он накрыл губы Эрвина приоткрытым ртом, целуя сразу глубоко, развязно. Это сводило мужчину с ума. Ривай обратился в его руках хрустальным бокалом, и он хотел испить его до дна. Нерешимость покинула его, уступила жажде. Его ладонь опустилась к промежности Ривая, поглаживая; в ответ на прикосновения тот несдержанно простонал, почти порнографически эротично прогнулся в спине, запрокидывая голову назад. Эрвин словно стал частью его представления. Безликие кресла и стулья взирали на них из зала отсутствующими глазницами, плавился паркет, расступались стены, комната шла кругом перед застланными дымкой глазами. Наскоро управившись с ширинкой на брюках Ривая, Эрвин обернул пальцы вокруг его плоти - от ощущения ее жаркой пульсации в руке по коже прошел сотрясающий нутро разряд. Сыпал поцелуями, прикусывая и засасывая нежную кожу - Ривай хныкал, извивался в беспамятстве, выкрикивая его имя охмеленным срывающимся голосом. Его французский лепет стал неуловимо бессвязным. Он приоткрыл глаза и посмотрел на Эрвина, ловя воздух ртом. Брови туго сведены, пальцы вдавливались в пол так, что белели фаланги. Когда он кончил, Эрвин впился в его губы поцелуем, чтоб словить его последний долгий стон. Долгое время они лежали недвижно, просто смотрели друг другу в глаза и переводили дыхание. Ривай протянул ему платок из кармана. - Видеть не хочу, что я натворил с твоей рукой, - его язык еле ковылял по английским звукам, отчего слова выходили пожамкаными и непонятными. Но Эрвину его акцент был уже привычен; он негромко рассмеялся и, с благодарностью приняв платок из рук парня, сел. - Уверен, утром я буду об этом жалеть, - заявил он. Снова опустил взгляд к Риваю, чтобы запечатлеть его безупречный разнузданный облик. Ривай недовольно покосился на него, возясь с застежкой на брюках. - Напомни мне поработать над твоими манерами, если ты рассчитываешь на следующий раз. Тот опешил. - Я только хотел сказать, что даже несмотря на это, я… я все равно счастлив, что не сбежал в этот раз, - он почесал затылок, невольно перейдя на бормотание, - Я жутко провалился в тот раз, когда попытался тебя утешить. Но ты только не думай, что в мои планы входило искупить свой провал… этим. - Зато абсолютно точно входило в мои, - впервые Ривай засмеялся при Эрвине так искренне. Он сперва подвелся на колени, потом вскочил на ноги со своей обычной грацией. Осмотрев себя сверху вниз, натянул на лицо брезгливое выражение. - Может пошевелишь, наконец, своей жопой? Я хочу скорее уйти переодеться. Эрвин усмехнулся и, поднявшись, подошел к нему. Его лицо нависало над лицом Ривая дрязняще близко, пока тот не вцепился в его помятый воротник, притянув вниз. Они целовались лениво и не спеша. Эрвин ощутил на языке Ривая странный привкус и только спустя долю секунды понял, что этот привкус - его. Он замялся, но только стиснул его сильнее в своих объятиях, не желая отпускать, даже когда тот отпрянул. - Иди домой, Эрвин, - произнес Ривай с добродушной усмешкой. Он был счастлив, хотя и не выказывал этого явно, как другие. Эрвин чувствовал его счастье каждой клеткой собственного тела, его одолело желание поцеловать Ривая в лоб. Ривай в ответ на этот жест закатил глаза, заставив чувствовать себя полным дураком, но было заметно - он еле сдерживается, чтоб не улыбнуться шире. - Давай, выметайся. Эрвин обернулся взглянуть на него уже у самих дверей, но к этому моменту Ривай успел скрыться в закулисье. Высоко в небе бледнела, едва отражая свет, серебристая луна. Кругом - мгла, безликая и непроглядная. Но никогда в жизни Эрвин еще не видел город столь прекрасным.