Ailes de la Liberte

Juillet 1942 Июль 1942-го - Ты в курсе, что храпишь? - пробурчал Ривай. Сегодня он проснулся раньше Эрвина, что было явлением не просто странным, а из ряда вон выходящим - пробудившись до рассвета, он все продолжал лежать на его груди, ткнувшись макушкой в подбородок. Только с первыми лучами солнца, скользнувшими в приоткрытое окно, Эрвин, наконец, тоже разлепил веки. К этому моменту Ривай полностью стряхнул с себя пелену сна, в его голосе не былo и намека на заспанность. - Правда? - Эрвин потянулся; тело Ривая прогнулось вместе с его. - Да. Когда спишь на спине. - Мм, понятно, - он обернул руку вокруг его плеч и, прижав к себе крепче, с упоением вдохнул запах его волос: он весь пропах душистыми банными маслами, которыми они пользовались для секса. - А ты спишь с открытым ртом. Ривай игриво пробежал пальцем вниз по дорожке жестких волосков на животе Эрвина. Тело обдало приятной дрожью. - Тогда, может, тебе стоит просунуть что-то внутрь. Эрвин коротко засмеялся - почти бесшумно, но Ривай щекой ощутил содрогание его груди. - Вот как? Ладонь Ривая невзначай опустилась ниже, нащупывая мягкий член; самими кончиками пальцев он скользнул по всей длине, услышав в ответ негромкий резкий вздох. - Может. Эрвин невольно подался бедрами, толкаясь в неплотное кольцо кулака Ривая. - Ривай, я еще полусонный. Влажные горячие губы накрыли пульсирующую вену под линией челюсти. Кровь отхлынула к низу живота так быстро, что Эрвин едва сдержал еще один нервный смешок. Зарываясь пальцами в волосы Ривая, он властно оттянул его голову назад и поцеловал лениво, развязно. Они в новой квартире Смита - более компактной и чистой. Эрвин решил, что переезд будет разумным решением в связи со сложившейся ситуацией, и свое недавнее новоселье они отметили сексом на каждой попавшейся горизонтальной поверхности; этой ночью, например, - на кухонной столешнице. Эрвин погладил Ривая между ягодиц, нащупал кончиками еще чуть расслабленный с прошлого раза проход. Он массировал его, дразня, пока тот не стал вздрагивать, едва удерживая себя в руках. - Ты же сказал, что уставший, - рявкнул Ривай. Эрвин ухмыльнулся против его губ. - Поэтому ты будешь сверху. Ривай перевернулся на живот, залезая на Эрвина, и уселся на его пах, подразнивающе водя бедрами по кругу. - Кто сказал? Сцепив пальцы на его пояснице, Эрвин прижал его к себе и глухо простонал. - Я сказал, - он закрыл глаза, отдаваясь близости его воскового жаркого тела. Стук в дверь всполошил их обоих; они тут же подскочили с кровати, и от томной пелены полудремы, окутавшей их моментами ранее, не осталось и следа. Эрвин знал, что никак не сможет оправдать присутствие в своей квартире Ривая - особенно в таком виде, - и единственным выходом было где-нибудь его спрятать, вне зависимости от того, кто решил к ним нагрянуть. Ривая эта идея, конечно, не вдохновила. Потрясенный, что тому в голову вообще могла прийти подобная мысль, он смерил его озлобленным взглядом, не сдвинувшись с места. - Эрвин? - голос Нанабы. - Эрвин, вставай! Произошло нечто ужасное. Дверь отворил Ривай, одетый, как и Эрвин, только в боксеры и распахнутую ночную рубашку. Нана полностью проигнорировала его присутствие и кинулась искать Эрвина. Тот едва совладал с собой - от одной мысли, что их застали вместе, сводило живот, к горлу подступал тошнотворный ком, и даже казалось, что никакие плохие новости не переплюнут этого чувства. - Они схватили несколько тысяч человек. Переплюнули. Шел второй день вывоза евреев за территорию округа отрядами освобождения. Через час должны были начать вывоз из страны. Хотя нацисты никогда раньше не зарились на детей, все равно всех охватывал страх, что когда-нибудь настанет тот день, когда доберутся и до них. Но как бы перед ним ни трепетали, грянул этот самый день внезапно, как гром среди ясного неба, и никто не был готов столкнуться с его кошмарными последствиями наяву. Нана поведала Эрвину все до мельчайших подробностей. О том, как в еврейские дома ворвались полицейские и согнали их десятками тысяч в Велодром д’Ивер. Построенный не так давно современный стадион для зимних велогонок обратили в настоящую тюрьму. - Где Ханджи с Майком? - спросил командор. - Майк отправился за оружием на склад, Ханджи - за подмогой. Я знала, что должна первым делом прийти к тебе. Эрвин незамедлительно начал одеваться, расторопно, но не суетливо. Его руки не тряслись, когда он застегивал мелкие пуговицы своей рубашки. - Немедленно сообщи остальным. Встречаемся у Майка. Он ближе всех к Вель д’Ив. Ривай, наконец, ожил из замершей в дверном проеме статуи. Он шагнул к Эрвину, сверля его взглядом. - Вы ведь не собираетесь вмешиваться?! - Конечно, собираемся, - встряла Нанаба, прежде чем Эрвин успел открыть рот. Тот метнул взгляд на нее, потом на Ривая и потянулся к своим брюкам. Его голос прозвучал ненамеренно угрюмым: - Те, кто будут заподозрены в связях с нами, наиболее подвержены риску. Не сомневаюсь, их убьют в первую очередь. Я обещал, что защищу их. Натягивая подтяжки, он повернулся к Нанабе: - Отправь новичков Рико по адресам тех семей, которых мы собирались перевозить в следующие две операции. Пусть убедятся в их безопасности. В противном случае - доложат. Мы должны быть в курсе и вести записи. Всех, кто остался, необходимо привести в издательство Пиксиса, срочно уладить все вопросы с документами и выслать на юг. Ривай схватил его за руку, вонзаясь ногтями в кожу сквозь ткань рубашки. - И что конкретно вы сделаете, а? Это же… - он на миг отвернулся, кусая губу, а потом вновь посмотрел на Эрвина. - В такую масштабную операцию может быть втянута целая армия. Тебя арестуют или еще чего хуже. Вы ничего не добьетесь. - Значит, так тому и быть, - Смит обернул пальцы вокруг его запястья, вынуждая ослабить хватку. - Но мы спасем, кого сможем, чего бы нам этого ни стоило, прежде чем встретиться с судьбой. Странным было видеть напряжение на лице Ривая; его нижняя губы подрагивала, и он, весь на взводе, терзал ее зубами - чтобы перестала. Но не похоже было, что это плач разрывал его изнутри, - скорее, злость от собственного бессилия. Раздражение. Страх. - Нанаба, оставь нас на минуту, - велел он. Девушка смотрела на обоих с неким недоумением, нахмурив тонкие - не подкрашенные - брови. Эрвин только тогда заметил, что и волосы у нее были растрепаны от сна. - Нана, встретимся у Майка. Там все обсудим, - голос Эрвина был для нее более резонным. Она кивнула и поспешила удалиться из его квартиры. Не мешкая, Ривай вцепился в его рубашку. - Даже. Не думай. Идти, - отчеканил он. Не столько с угрозой, сколько с предупреждением. Тот покачал головой. Склонившись над ним, он крепко поцеловал его, не дав шанса ни отпрянуть, ни возразить опять. Сам по себе этот жест вышел чересчур драматичным и романтичным, сродни картинным поцелуям в американских фильмах. И сперва Ривай не отреагировал, лишь замер. Но когда, наконец, оттаяв, стал целовать в ответ, сердце замерло в груди Эрвина: напористыми и плавными касаниями губ Ривай открывал ему свои истинные отчаяние и боязнь. Стало почти невозможно дышать. Этим поцелуем, всепоглощающим, бесконечным, он отдавался Эрвину целиком, доверяя ему всего себя; вложил в него все, что оставалось между ними недосказанного и непонятого. Эрвин знал это, чувствовал. И из глубины души отвечал тем же. - Не умри, - последнее, что сказал ему Ривай. Велодром д’Ивер являл собой конструкцию из стекла и стали - яркий представитель современной архитектуры. По сторонам от главного входа возвышались башни, напоминавшие башни Собора Святой Софии - такие восточные мотивы вносили свою жемчужину в архитектурную корону Парижа. Но сейчас они имели вид внушительно зловещий - как башни темницы, где, вопреки справедливости и здравому смыслу, на муки обречено бесчисленное количество узников. Эрвин оставался собранным, хотя внутри все сжималось от волнения. Только тринадцать человек было обнаружено в безопасности своих жилищ. Пугающее большинство же заточено за огромными стенами прямо перед ним. - Сколько их там? - шепнул сбоку мальчишка - тот светловолосый, что занял место Фарлана в гардеробной “Ailes”. Эрвин не замечал раньше, как плох его французский. - Мы располагаем лишь приблизительными сведениями. Тот повернулся к своему спутнику и передал услышанное ему. - Это здание может вместить в себя до двадцати тысяч человек. Они… собираются набить его полностью? Солнце скрылось за окружающими их отряд зданиями. Новых заключенных заводили через боковой вход; Эрвин отдал приказ: как только прибудет автобус, они вольются в ряд с узниками, чтобы проникнуть внутрь и вызволять людей оттуда. Все - Нана, Майк, Оруо, Эрд и Гюнтер - были готовы следовать плану Эрвина, невзирая на то, что понимали, сколько в нем изъянов. Как бы они ни маскировались, как бы ни осторожничали, риск был слишком велик. Новобранцы останутся на улице встречать беглецов и направлять их в подпольное убежище, где уже укрывались те, кому удалось спастись. Прежде чем Эрвин подал сигнал к началу операции, его взгляд зацепился за шушукающихся в проулке Нанабу и Майка. Они коротко поцеловались, Майк, по обыкновению, зарылся носом в ее волосы и, замерев так, закрыл глаза, пока она поглаживала его по плечу. А Эрвин думал о Ривае. - Пора, - кинул он, приметив выплывающий из полумрака автобус. Фары разрезали тьму улиц, отражаясь ослепительно ярким свечением в стеклянных стенах Вель д’Ив. Пользуясь суматохой, возникшей около высыпающейся из автобусных дверц толпы, они проскочили позади и незаметно присоединились к общему хаосу. Солдаты обращались с заключенными, как со скотом: лупили винтовками, пихали в шеренгу, толкали друг на друга, чтоб те пошевеливались и скорее забирались внутрь стадиона. Эрвин не мог видеть своих товарищей, так как держал взгляд приклеенным к полу - так же, как и плетущиеся рядом с ним люди. Только их глаза, огромные, были наполнены животным страхом. Из-за спины доносился детский плач. Смит улавливал обмен фразами солдат, однако их речь не была немецкой. Они переговаривались на французском. Полисмены. - Отведи их на распределение. - Это последние на сегодня. Изнутри Велодром оказался чем-то из ряда вон выходящим. Изможденные люди валялись прямо на треке, всполошенные дети метались без разбору, скатываясь с откосов, многие забивались под трибуны, желая скрыться сами не зная, от чего. Смердело мочой и потом. Эрвин осторожно осмотрелся, и к нему, наконец, пришло тяжелое осознание: эта миссия самоубийственна, никак иначе. Он обернулся и встретился взглядом с Ханджи. Она, поникшая, смотрела на него в ответ. И все его соратники - тоже. Их глаза, некогда голубые, карие, зеленые, накрыла черная пелена безысходности. И он понял, что как бы ни старался держаться, выглядит сейчас именно так. Один за другим они стали пробираться вглубь. Эрвин держался рядом с Ханджи, он взял ее за руку - притворялись семейной парой. Зоэ отвела глаза и, приникнув к нему, уткнулась щекой в его грудь, идеально вживаясь в свою роль. Отряд шествовал за ними, пока они не остановились у лестницы, ведущей к одному из ярусов трибуны. - Как мы здесь сумеем кого-нибудь найти? - выдохнул Оруо. Нана пялилась отсутствующим взглядом впереди себя. - Можем разделиться и постепенно вытаскивать детей. Эрвин кивнул. - Да, их в первую очередь. Оставайтесь в парах. Детей было тысячи: грудные, вопящие в руках у матерей, забившиеся от испуга по углам и резвящиеся друг с другом, будто на игровой площадке. Договорились поделить стадион между собой по секциям. Одежда позволяла им не выделяться среди остальных, потому они не стали терять больше времени и двинулись на трибуны вверх по лестнице. Эрвин стиснул ладонь Ханджи в своей. Они стояли у первой ступени, провожая товарищей взглядами. - Нужно было маскироваться в сторожей, Эрвин, - попытка Ханджи съязвить прозвучала слишком вялой. Он изо всех сил постарался выдавить усмешку. - Вот так промашка. Роковая промашка. Металлические прутья сверху истошно заскрипели; оглушительно громко, со звоном, застучали по ярусу тяжелые сапоги. Жесткие шлепки и удары дубинок о кожу. Крики. - Нет! - невозможно было не узнать в этом сорванном выкрике голос Нанабы. Эрвин хотел было сорваться с места, но Ханджи навалилась на него всей массой тела и оттолкнула назад. Они свалились на пол, и выложенные в ряд ящики справа скрыли их от чужих глаз. Ханджи потянула его за собой и, когда он попытался возразить, припечатала ладонь к его рту. Доносившийся откуда-то сверху суровый французский звучал, как лай: - Это которые?! - Какая разница? Подошва скрипнула по полу; Эрвин подался вперед и, прижавшись к ящику вплотную, чуть выглянул, всматриваясь. Наконец ему удалось увидеть их, выставленных перед полисменами напоказ в шеренгу, как трофеи. Среди пойманных оказался весь проникший внутрь под прикрытием отряд. Смит попытался выдвинуться снова, но Ханджи мертвой хваткой перехватила его предплечье, не давая покинуть безопасное место. Смерив его непоколебимым помрачневшим взглядом, она почти зашипела: - Не рыпайся пока. В их поле зрения было двадцать восемь мужчин, все облаченные в форму Карлана. Некоторые из них, обойдя повстанцев, заключили их руки в наручники, заведя за спину, а потом грубым толчком в плечо толкнули вперед, вынуждая упасть лицом вниз на грязный бетонный пол. Двое, судя по одежде, были офицерами. Один из них заговорил: - Этих двоих я знаю, - сказал он, ткнув указательным пальцем по очереди на Нану и Майка. Девушка дышала рвано, но не давала страху выбраться наружу, пронзая гестаповца холодным бесстрастным взглядом. С нижней губы Захариуса на пол капала кровь. - Ханна Буэр. Захари Сэн Микель. Сама судьба привела вас сюда. Эрвин покачал головой, не веря своим ушам. - Эти трое не жиды, - офицер махнул рукой. Он стоял к Эрвину спиной, но даже так тот различил, как сотрясаются его плечи в насмешках. - Но они бесполезны. Убейте их. Прежде чем Смит предпринял очередную попытку вырваться из хватки Ханджи, грянул выстрел. Еще один. Еще. Оруо, Эрд и Гюнтер не успел издать и звука, падая замертво на пол. Только глухие удары безвольных тел о бетон отразились тошнотворным эхом в ушах. Нана смотрела на них, потрясенная, не в силах сдержать слез. - Ублюдки! Ебаные мрази! Горите в аду! Второй офицер влепил ей с размаху звучную пощечину. Майк пришел в себя: подавшись вперед, врезал головой в живот придерживающего его сзади солдата. Тот сперва замешкался, взбудоражив остальных. Воспользовавшись общим переполохом, Нанаба попыталась выбраться. Эрвин беспомощно наблюдал, как в один момент их опять усмирили. - Арестуйте их и швыряйте к остальным, - приказал первый офицер. Каждая клетка тела Эрвина рвалась в бой, но он знал, что Ханджи права. Что он мог сейчас сделать, кроме как бессмысленно умереть? Его друзей уводили в разных направлениях: Нанаба задыхалась в рыданиях, впиваясь невидящим взглядом в Майка, и тот смотрел на нее сквозь пелену слез в собственных глазах. Смит чувствовал себя последним трусом, высиживая все это время в укрытии. Ему стало плевать на собственную жизнь. Это все его вина. Это он привел своих друзей к погибели. Солдаты ушли, унеся с собой тела убитых, а двое офицеров остались, все еще стоя спинами к Эрвину и Ханджи. Оба темноволосые; первый - высокий, лучше сложенный и подтянутый, второй - потолще, явно старше. - Лутрель, его здесь нет, - проговорил второй. - Я не виноват, Анри. Не смотри на меня так, я слишком чувствительный. Смиту никогда еще не доводилось видеть их вживую: Пьер Лутрель и Анри Лафонт. - Присылать приспешников выполнять всю грязную работу за себя? Не очень-то на него похоже. Пьер переминался с ноги на ногу. - Не рассказывай мне об этих людях, Анри. Я знаю их куда лучше, чем ты. - Вот как? Поэтому ты не знал, что они нагрянут сегодня? - Ой, цыц, мы выловили половину его шайки. Я счел бы это одним очком в нашу пользу. Лафонт повел головой в сторону, и Эрвину удалось разглядеть его профиль - напряженные черты, выражавшие крайнее недовольство. - На кой черт нам сдался твой ручной зверек, если он даже не сумел выяснить время их наступления? Пьер рассмеялся. - Неужели ты считаешь их угрозой теперь? Они и раньше-то из себя особо ничего не представляли - игрушечные солдатики нам на развлечение. А, Анри? - он ткнул его в бок, снова заливаясь. - Поистине, Ривай хорошо для нас старается. У Эрвина отняло дыхание. Дальше он воспринимал все, как в замедленной съемке, едва мог разобрать слова Лутреля - они гудели в ушах, их смысл долетал сквозь лихорадочное марево. - Он сказал мне, что ему едва удается разузнать что-либо, даже спросив напрямую. А это не такая тема, разговор на которую можно случайно подслушать. Видимо, эта операция была спонтанна. Или засекречена. Но я все равно с ним переговорю. - Непременно переговори, Пьер, - Анри сжал его плечо. - Иначе рано или поздно этот никчемный крысеныш перестанет являть для меня какую-либо ценность. Лутрель смахнул с себя его ладонь. - Но не для меня. И если ты еще раз станешь ему угрожать, я пущу пулю в твою черепушку, - его тон мгновенно заледенел, и даже внешне он странным образом соответствовал произнесенным словам. - Он мой. И он так много сделал для нас, как ты можешь называть его никчемным? - Станет таковым, когда переметнется на другую сторону. Как Фарлан. Пьер заметно вздрогнул и буквально зарычал: - О Фарлане я позаботился. Ривай предан мне. Нас связывает нечто большее, тебе не понять. Смит ничего для него не значит. Он сам меня в этом убеждал, и я ему верю, - он неспешно зашагал прочь. - И тебе стоило бы верить, Лафонт. Эрвина охватило ощущение, что из легких выкачали весь воздух. Словно омерзение вытеснило из его крови весь кислород. Перед глазами двоилось. Голова шла кругом. Ривай. Все было ложью. Ривай соблазнил его и затащил в постель, изображая влюбленность. Как же легко было обвести Эрвина вокруг пальца, какой легкой добычей он оказался! Мало того, что он трахался с мужчиной, он позволил этому мужчине себя использовать. Мужчине, которого почти… Ханджи схватилась за его подбородок, вырывая из мучительного плена мыслей. - Эрвин! - шикнула она, как будто уже долго пыталась дозваться до него. Во второй руке она держала нож. - Я… - он в смятении поднял глаза к ее лицу. - Не время и не место. Он кивнул, вдалбливая себе это в уме. - Да. Нужно… Она задрала юбку достаточно высоко, что показалось нижнее белье. - Нужно сымитировать серьезную травму. Если я надрежу в правильном месте и не задену артерию, то с внутренней части бедра хлынет достаточно крови, чтобы сделать вид, что у меня выкидыш, - ее глаза опасно сверкнули, когда она взглянула на него. - Ты меня вынесешь. Эрвин взялся за ткань ее юбки, придерживая вместо нее для удобства. - Но будет лучше, если ты будешь молчать. Притворись, что потеряла сознание. Она хило посмеялась. - Может, и притворяться не придется. Они дождались, когда цвет сошел с ее лица, а кровь окрасила синюю юбку в черный. Она текла по ноге рекой, и Эрвин не отнял руку сразу, чтоб для убедительности тоже перепачкаться в ней. После они кое-как обвязали рану. Ханджи уже едва оставалась в сознании, нужно было скорее соображать, как поступать дальше. В голову приходил один-единственный вариант, и Эрвин, больше не мешкая, поднял ее тряпичное тело на руки. Ее очки покоились в его нагрудном кармане. - Прошу, - взвыл он, бросившись к полисмену у входа. - Пожалуйста… Один из охранников сказал, что вы поможете. Она беременна. Я не знаю его имени, но он сказал идти к вам. Как только машина выехала на безлюдную узкую улочку, Эрвин прикончил его одним выстрелом в затылок и свернул к зданию Вель д’Ива, где еще ждали новобранцы. Когда он выбежал к ним, Ханджи в его руках уже пришла в себя. - Командор? - темноволосый парнишка встретил их взбудоражено, с широко распахнутыми блестящими глазами. - Не везите ее в больницу, сразу к Пиксису. Он ждет, - он передал Ханджи в руки одного их них. Зоэ изо всех сил старалась оставаться в сознании. Вперед шагнула высокая черноволосая девушка. - Командор, что произошло? Эрвин не отводил глаз от своей подруги. - Нас подставили. Ханджи все объяснит. Встретимся в издательстве. Оттуда ни шагу, пока я не приду, усекли? - Но куда вы, командор? - выкрикнул темноволосый. Эрвин уехал, не удостоив его ответом.

***

Ривай не собирался влюбляться. Было глупо считать свои чувства влюбленностью, но других объяснений тому, что с ним происходило, было не сыскать: он не мог избавиться от опустошающего наваждения, дикого беспокойства и никак не мог найти себе места. Такого с ним никогда не случалось. Никогда он себя так не вел. Может, это не любовь вовсе, а чувство вины. Раскаяния. Чего-нибудь еще. Почему вдруг все пошло под откос? Он не выходил из своей квартиры, ведь знал, что стоит ему ступить за порог, ноги сами понесут его к Эрвину, чтоб, пока не поздно, признаться ему во всем, предостеречь. Но это не привело бы ни к чему хорошему. Подобная откровенность завела бы Ривая в ловушку, обрекла бы на смерть от рук одного из мужчин, с кем он так или иначе был связан. Хотя оставался шанс, что все обойдется, если он сознается и объяснится, расскажет, что подвигло его стать доносчиком. Ведь Эрвин уже хорошо его знал и всегда стремился уберечь его. Он мог бы понять. Пьер ввел его в курс предстоящей акции в одну из ночей, устроившись напротив него в постели. Он чистил свое оружие, Ривай чистил его ботинки, сидя на краю кровати со свисающими вниз ногами. А потом Пьер приказал ему выяснить все, что только можно, об операции повстанцев. Никаких сомнений не возникало: Эрвин - покойник. Сердце мерзко защемило. Сукин сын, почему он не послушал? Самоуверенный тупой ублюдок. К заходу солнца он все же уснул, дома у Смита. До этого прибрался в квартире, разложил одежду аккуратно по местам и приготовил ужин для Эрвина - самонадеянно, если тот вернется - с фруктами и шампанским. Разбудил его щелчок замка, но шагов не последовало, и свет оставался выключен. Он тотчас понял - что-то не так. Не успел и шелохнуться, как шею сдавила ладонь Эрвина. Ривай часто заморгал, пытаясь сфокусироваться на его лице, но ему не нужно было видеть его, чтобы узнать сразу, по руке. Двигаясь инстинктивно, он врезал коленом в грудь мужчине, почти откидывая его на спину, и вскочил на ноги. - Что ты творишь, soldat? - огрызнулся он, хотя в глубине души хорошо знал ответ на этот вопрос. К горлу подступал отдающий желчью ком - то ли от передавленной глотки, то ли от тошнотного чувства внутри. Глаза постепенно адаптировались к мраку, и Ривай сумел различить выражение на лице Эрвина: острое, пронзительно жесткое - c трудом верилось, что это был он. Разбитый, отчужденный и дикий. Он сделал еще один выпад вперед и отпихнул Ривая к стене, снова сцепив пальцы вокруг его шеи. Однако в этот раз он не стал давить или перекрывать воздух - очевидно, не хотел убивать сразу. Ривай не вырывался, только смотрел на него, выжидая, когда заговорит. - Моей смерти хотел? - рыкнул Эрвин. - Этого добивался? Тогда почему сразу не прикончил во сне? Чтобы Пьер сделал все за тебя? С упоминанием имени Пьера что-то надорвалось у Ривая в груди, но он не собирался дарить Эрвину наслаждение видеть себя насквозь. - Я не собирался тебя убивать. - Не лги мне. В руке Эрвина блеснул нож, которого тот до этого не замечал. Сверкнувшее в лунном свете лезвие сработало для Ривая как сигнал к борьбе. Он с силой отдернул его руку, почти отрывая от себя, - пальцы ощутимо ослабили тиски. - Если хочешь убить меня, валяй. - Скажи, зачем. Теперь он точно не мог сказать правду. Ответ сорвался с языка сам по себе так же непосредственно, как если бы не был выдумкой: - Я люблю его. - Я должен прикончить тебя. Я просто обязан тебя прикончить! В таком виде Эрвин внушал леденящий ужас. Риваю стало ясно - перед ним настоящий убийца, бесспорно способный на все расправы, что ему приписывали. Когда Пьер впервые поведал ему об Эрвине Смите - об особой манере убивать бесшумно и ”со вкусом”, о хладнокровии и горах трупов, в чьей крови он испачкан, Ривай не мог себе вообразить, что станет одним из них. Может, над ним он сжалится. Убьет по-хорошему. - Так давай, - плюнул Ривай вопреки страху. - Грохни меня, трус ебаный. - Я был твоей мишенью с самого начала? С момента нашего знакомства? - Ты стал моей мишенью даже до того, как узнал о моем существовании, - Ривай знал о нем все. Откуда он был родом; откуда, как и когда бежал. Хватка вокруг его горла усилилась. Эрвин склонился над ним, сверля взглядом из-под сдвинутых у переносицы бровей, и в полутьме его глаза переливались чернильно-черным. - Надеюсь, ты знаешь, что натворил. Эрд, Гюнтер, Оруо - все мертвы с твоей подачи. Нану и Майка депортируют в лагерь. Все благодаря информации, которую ты ему предоставил. - Ничего я Пьеру не предоставлял! Где был ты, чтобы защитить их?! Что-то шевельнулось в Ривае, что не давало ему так покорно принять смерть от чьих бы то ни было рук. Он вмиг встрепенулся. Подрезав локтем предплечье Эрвина, молниеносно вывернулся из его рук, не издав и звука. Он знал, где Эрвин хранил свой пистолет. Кинулся к прикроватной тумбе. Снова Ривай повернулся к Смиту лицом, уже приставив дуло к его лбу. И только теперь он лицезрел, насколько тот переменился: осунувшееся лицо, бесцветная кожа и оледенелый взгляд, словно душу вынули из тела, сделав его безликой оболочкой. Вот все, что осталось от налитых жизнью небесных глаз и неотразимых черт, которые Ривай мог узнать вслепую, стоило только провести по ним кончиками пальцев. Сердце Ривая не просто разбилось - его словно выдрали из груди. Но что он мог сделать? - Если еще хоть раз тебя увижу, Ривай, я тебя урою. Попробуй только сунуться к кому-либо из нас. Гарантирую, я лично с тобой разделаюсь. Ривай уже не мог чувствовать боли, на смену ей пришло исступленное онемение. Пистолет выпал из непослушных вялых пальцев, руки веревками повисли по бокам. Не нужно было вчитываться в выражение на лице Эрвина, вслушиваться в монотонный голос или видеть, как белеют костяшки пальцев, сомкнутых вокруг рукояти ножа, чтобы понять - он говорил предельно серьезно. Ривай долгое мгновение безотрывно глядел на него, осознавая - его только что пожалели, пощадили. Внутренности свело, в груди кололо и жгло. Он ненавидел Эрвина. Ненавидел его жалость. И чувствовал себя слабаком. Но он ни за что на свете не покажет этого Эрвину. Больше нельзя открывать ему свои чувства. Ривай отложил пистолет обратно на прикроватную тумбу, подобрал туфли, натягивая их на ходу в прихожей. Слезы обжигали глаза и горло, грозясь вырваться наружу. Он оглянулся на потертые обои, облезлую краску, цифру шесть на двери напротив квартиры Эрвина, в последний раз вдохнул витающий здесь запах. Собрав остатки гордости, с ощущением отвращения и полного опустошения, ушел прочь.