Ailes de la Liberte

Когда Ривай проснулся, Пьер еще спал беспробудным сном. Еще бы - не успели они по возвращении домой закрыть за собой дверь, как он затащил Ривая в постель, не дав даже смыть макияж. Остывшие только под утро поцелуи запечатлелись в размазанных по его лицу тенях, пудре и помаде. Во сне Пьер всегда выглядел необычайно умиротворенным, идилличным. Иногда, когда его волосы мокли от пота, одна прядь выбивалась из челки, кудрявилась и ложилась на лоб завитком. В детстве у него было ангельское лицо: круглое, с пухлыми щечками и удивительно красивое. И сейчас, во сне, он возвращался к своей безмятежной красоте. Ривай наклонился к нему, поцеловал в лоб и тихо вздохнул, проведя кончиком носа по этому завитому локону. Крепко спящий Пьер как будто возвращался к своему прежнему "я", не искаженному напускным безумством, и Ривай мысленно радовался этим моментам. И мимо воли думал об Эрвине, спящем всегда очень чутко, - или спавшем - многое могло измениться за два года. Сам Ривай изменился. Ривай принимал ванну, когда Пьер, еще полусонный, присоединился к нему. Купаться вместе не было для них чем-то необычным с первого дня знакомства. Впрочем, тогда это было вынужденной мерой - Ривай был слишком слаб, чтобы устоять на ногах в душевой. Пьер вымыл его почти с головы до пят, не обращая внимания на грязь, кровь и дерьмо. А после даже подстриг неаккуратно отросшие волосы острыми лезвиями, что всегда, вплоть до того дня, делала только его мама. - Люблю тебя, - прошептал Пьер, устраиваясь в ванне за спиной Ривая, и оставил мягкий поцелуй у шеи. Ривай вяло пробормотал то же в ответ.

***

По всей комнате расползался тяжелый жар и окутывал в свою духоту, отнимая дыхание, касаясь кожи. Находиться здесь становилось тягостно, и Ривай пытался побороть подступающую дурноту, наблюдая за тем, как одевается Пьер. - Я за тебя переживаю, - причитал тот, застегивая свой пиджак. Ривай вздохнул. - Я возьму с собой пистолет. - Ствол, лежавший перед ним на столике, не был просто оружием, а имел гораздо большую - эмоциональную - ценность: был подарком Пьера на его шестнадцатилетие. - Он не убьет меня. Пьер скосил на него глаза. - Он помешан на тебе. - Нет, не помешан. Ты просто надумываешь. - Не надумываю, - подойдя к Риваю, он мягко провел руками по его плечам, потом погладил по шее и положил ладони на щеки. - Будь у меня выбор, я бы не подпустил его к тебе на пушечный выстрел. Как ты не видишь, Ривай, что он тебя хочет? Он все время пытается остаться с тобой наедине. Ривай прикрыл глаза. - Все со мной будет в порядке. - Ну извини, что я за тебя беспокоюсь, Ривай, - даже не глядя, он знал, что лицо Пьера обиженно скривилось. - Наши отношения ведь начались с того, что я спас тебя от помешанного… Ривай вмиг распахнул глаза, раздраженно насупившись. - Так может, не надо меня к ним в койки подкладывать? - огрызнулся он. - Я поступаю так, как должен. Не то, чтобы тебе не нравилось скакать на их членах! - у Пьера аж вздулись ноздри. Тот скинул с себя его руки и отошел, сытый по горло его упреками. - Где письмо? Мне пора. - Ты же знаешь, я не серьезно, - прозвучало за спиной. Половицы заскрипели под тяжелыми шагами. Пьер обернул руки вокруг его талии сзади, поцеловал в шею, зная, как он это любит. - Ривай, прости. Сейчас все так накаляется. Но скоро мы сможем быть свободны. Я иду на это только ради нас, ты ведь знаешь? Скоро мы заживем, как прежде. Разве ты не скучаешь по тем временам? Ривай стиснул кулаки с такой силой, что ногти болезненно впивались в кожу. Он откинул голову назад, выжидая, когда Пьер, наконец, отпустит. - Знаю, Пьер. Но мне уже нужно идти. Где письмо? Эрвин в очередной раз сменил место жительства, но этот адрес оказался Риваю знаком. Когда тот только получил бумажку, на которой он был нацарапан, то сперва переспросил посыльного, Армина, не произошло ли никакой ошибки в цифрах. Тот твердо покачал головой - никакой ошибки, при этом было заметно, как он побаивается Ривая, что и забавляло, и ранило одновременно. Фасад здания, на первом этаже которого некогда бурлила жизнь клуба “Ailes”, отличался живописностью среди ряда остальных жилых домов. Оно глядело на улицу широкими окнами апартаментов и просторными балконами, заставленными горшками с душистыми летними цветами. Эрвин жил на пятом, последнем, этаже. Ривай постучался, фыркнув про себя - в глаза бросалось количество замков на тяжелой двери - надо же, каким чрезмерно осторожным умудрился стать Смит за время их расставания. - Это я, soldat, - позвал он, чтобы дверь отворили скорее. К его удивлению, ответила незнакомая девушка. - Ой, прошу прощения, я уже ухожу. Красивая, с темными, почти черными, волосами и глазами чистейшего, кристального голубого цвета. Декольте ее платья было неприлично распахнуто, почти полностью оголяя грудь, а бретельки бюстгальтера то и дело соскальзывали с плеч из-за рукавов. Он вскинул бровь и отступил в сторону, давая ей пройти, и она порхнула к лестнице, нарочито виляя бедрами. Риваю, относившему себя к чете шлюх, хватило короткого взора, чтобы безошибочно определить другую шлюху. В дверном проеме появился Эрвин, тоже одетый кое-как и наскоро причесанный. Теплый румянец еще не сошел с его лица - Риваю нетрудно было понять, что он только что трахался. - А ты рано. - Ты это специально? Эрвин нахмурился, пропуская гостя в квартиру. - О чем это ты? - он негромко щелкнул замком, закрыв за Риваем дверь. Внутри его квартира смахивала на комнатку нищего: кровать выглядела так, словно вот-вот развалится, нормальной кухни не было в помине, и всюду царил беспорядок, хотя на виду не было ни одежды, ни личных вещей. - Ты притащил сюда бабу именно к тому времени, когда я должен был прийти, - Ривай по-свойски уселся за стол, скрестил руки на груди и огляделся, замечая развороченную постель. - Ну и как она, неплохая? Учитывая, что у нее и хера-то нет, диву даюсь, как у тебя вообще на нее встал. Эрвин склонился над ним, облокотившись на спинку стула, и зашипел: - Это тебя не касается, Ривай. - Да вот как-то в дверях и коснулось, - пробормотал он. - Плесни мне своего дерьмового вина. Жажда замучила. Эрвин отстранился от спинки стула и направился к тому жалкому подобию кухни, каким располагало его жилище. Он разлил дешевое вино по двум стаканам и, вернувшись, поставил один, не церемонясь, перед Риваем, а потом развернул соседний стул и сел лицом к нему. Было странно спустя столько времени находиться с ним наедине в комнате, пропахшей насквозь сексом, и при этом осознавать, что замена - какая-то женщина. Это она сажала все цветы, выглядывающие на улицу с подоконника? Она делала уборку, раскладывала вещи и не давала забыть принимать ванну? Ривай пил вино крупными глотками, чувствуя, как по всему телу, вплоть до кончиков пальцев, расползается пряное тепло. Он старался игнорировать внимательный взгляд Эрвина, пусть это было абсолютно бесполезно. - Где письмо, Ривай? Он вытащил конверт из кармана и, зыркнув на Эрвина, положил на стол прямо перед ним. - Я допью вино и уйду. Пьер хочет, чтобы ты прочел письмо при мне. Тот и не шелохнулся, чтобы распечатать конверт. - Он делает тебе больно? Ривай застыл, не допив глоток, и звучно отставил стакан. - С хуя тебе кажется, что ты можешь задавать такие вопросы? - его брови поползли вверх от возмущения. Взыскательный взгляд Эрвина стал строже. - Я знаю, что он убил Фарлана. В животе Ривая все перевернулось, и вино тотчас оказалось самой худшей затеей. Он поджал губы, прикусив их с внутренней стороны. Врать и притворяться, что Эрвин понятия не имеет, о чем говорит, - явно бессмысленно. Ривай своими глазами видел, как закапывали тело. Ту ночь он провел у Эрвина, чтобы хоть на время забыться. Он больше не мог выносить оправданий Пьера, от каждого его довода одолевала тошнота. - Фарлан пытался переметнуться на другую сторону. Ничего удивительного, я Пьера не виню, - его голос предательски дрогнул. - Ты боишься, что с тобой он поступит так же? Эрвин наклонил голову так, что теперь их глаза находились на одном уровне. Риваю захотелось хорошенько ему влепить, чтоб сбить с его лица это дурацкое выражение искреннего беспокойства. - Тебе-то, блять, что? - рыкнул он. - Из вас двоих на самом деле пытался меня прикончить только ты. Это сработало, чтобы убрать Эрвина за границы его личного пространства. - Я не стану просить прощения за это, Ривай. - Большего я от тебя и не ждал, - ответил тот, не кривя душой. Он выпил еще - иначе разговор стал бы чересчур невыносим. - А ты вообще согласен с тем, что он делает? Пьер, то есть. Раньше ему никогда не приходилось отвечать на такой вопрос - никто не спрашивал его личного мнения, просто ставили перед фактом. И хотя он собрался было снова соврать и втереть Эрвину какую-нибудь правдоподобную историю, настоящая правда сорвалась с языка раньше, чем он успел как следует раздумать: - Нет. Не согласен. Я… - он вздохнул. - Мой отец был евреем. Хотя это не имеет особого значения ни для меня, ни для кого вообще. Кроме нацистов. Лицо Эрвина едва смягчилось. - Они знают? Ривай покачал головой, отворачиваясь к окну. - У меня нет его фамилии. И я не считаю его своим отцом. Ему всегда было на меня плевать, я с ним ни разу не разговаривал. - Сейчас он мертв? - Не знаю, - Ривай пожал плечами. - Мне все равно. Но Пьер делает все, чтобы никто не узнал о моем происхождении. Никого не заботит тот факт, что евреями считаются только по матери, а не по отцу. - А где сейчас твоя мать? - не прекращал давить Смит. - Мертва. Мне тогда было двенадцать, - он потупил взгляд, глядя на стакан, зажатый в ладони, где на самом дне плескалась переливающаяся рубиновым полупрозрачная жидкость. - Только не надо меня жалеть, soldat. Мне твое ебаное сочувствие до одного места. Он поднял глаза и встретился со спокойным взглядом Смита. - Я не стану проявлять сочувствия, если тебе так хочется. - Он на пару секунд замолчал. - Как ты познакомился с Пьером? - Собираешься дальше меня допрашивать? - огрызнулся тот. Уголок губ Эрвина чуть вздернулся. - Тебе не кажется, что ты должен передо мной объясниться? Просто ответь мне. Я заслуживаю знать. Ривай хотел было снова съязвить, но помимо воли рассказал, как есть: - Спустя четыре месяца после смерти мамы... Я тогда спал с мужчинами за деньги. Один вышел из себя, слишком распустил руки. Пьер нашел меня, выручил, и с тех пор мы вместе. Эрвин кивнул и тяжело сглотнул - кадык заметно заходил под кожей. - И ты в него влюбился? - Да, - мгновение поколебавшись, ответил Ривай. - В пятнадцать мы начали трахаться. Мы одного возраста, так что это не особо важно. Инициатива всегда исходила от меня. Он просто меня не отверг. - Кажется, теперь все совсем не так. - Засунь свои гребаные выводы в жопу, - он почти скалился. - Он заботится обо мне, а я - о нем, - защищать Пьера было просто смешно, но давно вошло в привычку. Что бы он ни испытывал, он становился на его сторону и корил себя за это. Прижавшись губами плотнее к краю бокала, он залпом его осушил. - Налей еще, - подвинул стакан к Эрвину. Тот просто отдал ему свой. Его брови не были сведены у переносицы, как это обычно бывало, когда он впадал в раздумье, но Ривай, глядя на него, будто слышал скрип шестеренок в его голове. - Сделай лицо попроще, - кинул он. - Я не прошу у тебя понимания, Эрвин. Даже не знаю, что и почему ты пытаешься понять. Тот насупился, стирая замешательство с лица. - Ну извини. Видимо, пора мне кончать с привычкой за тебя переживать. Ривай сразу отвел взгляд. - Заткнись. Ты ожидаешь, что я тебя пожалею? Эрвин стоял на своем, пропустив мимо ушей риторический вопрос. - А ты испытывал ко мне хоть что-то? В тот день ты сказал мне не говорить Пьеру о нашей романтической связи. Почему? - Заткнись. - Нет, - он схватил Ривая за локоть. - Ответь мне, Ривай. Тот обернулся к нему и вперился прожигающим взглядом. - Захлопнись. - Ривай. Прошу. Ривай чувствовал тепло на своих щеках и в груди - то ли от вина, то ли от открытого взгляда Эрвина, - и в глубине души он признавался себе, что невероятно соскучился по нему, по его поцелуям, объятиям, сексу - неистовому и нежному одновременно. По тому, как Эрвин выглядел на самом пике наслаждения, по его запаху, стонам и дыханию. По его отвратительному французскому, заплетающемуся языку и растрепанным по утрам волосам. Вместо того, чтобы ответить, он подался вперед, и Эрвин тоже приблизился, несильно сжав ладонь на его предплечье, невольно притягивая его к себе. Их губы соприкоснулись, и Ривай был уверен, что тот ответит на поцелуй. Он провел кончиком языка по его губам, не разрывая зрительного контакта с чутким взглядом, чувствуя, как пальцы поглаживают его по руке под закатанным рукавом рубашки. Но в один момент на смену нежности столь же внезапно пришло холодное опустошение, которого Ривай не смог бы описать словами. Он отдернул руку, и Эрвин, растерявшись, отпустил. - Ты прав, - сказал Смит, когда Ривай поднялся со своего места. Было ясно, что он попросту пытается прочесть его реакцию. - Прав в чем? - переспросил тот, поправляя воротник. - Что не стал продолжать. Пословица была… “Однажды на обман повелся…” - так, вроде? - Эрвин будто замкнулся обратно в свою оболочку в мгновение ока, заставляя сердце Ривая сжаться. Он забрал свой стакан и залпом выпил все его содержимое, отставив на стол со стуком. - Тебе пора. Пустота внутри Ривая наполнялась чем-то другим, вскипающим, бурлящим. - Ты же знаешь, что та девка никогда со мной не сравнится. Эрвин глухо засмеялся на выдохе и отвел глаза. - Сними корону. - Нет, так и есть, - Ривай ненавидел быть отвергнутым, он никогда не мог просто с этим мириться. Отвергать самому - одно, но он был сыт по горло притворством Эрвина, прекрасно зная, что тот его хочет. - Если тебе кажется, что ты сможешь достичь того, что было между нами, с ее пиздой, то очень ошибаешься. Я знаю, как тебе нравилось трахать меня вместо баб. Эрвин смотрел на него пораженно, не веря своим ушам. - Ты сам только что шарахнулся от меня, Ривай, в чем твоя проблема? - Это у тебя проблемы! То ты угрожаешь мне ножом, то весь такой трясешься надо мной и лезешь целоваться! - У меня была чертовски веская на то причина! - Эрвин вскочил со стула, и тот жалобно скрипнул о половицы. Но и Ривай не отступался. - Меня заставили. Я защищал вас, как только мог. Я придерживал информа-… - Твою мать, ты был шпионом! - У меня не было выбора! - рыкнул Ривай. - Я полюбил тебя, - произнес Эрвин сокрушенно. Ривай остолбенел, изумленный. Конечно, он знал - видел и чувствовал, прочитывал в каждом его жесте. Каждый момент, проведенный вместе, ощущение любви накрывало его с головой - даже когда Эрвин пытался его скрыть, оно лилось изнутри, пробивалось наружу в самом стремительном своем проявлении. Но слышать эти слова - нечто иное. Уже не сдерживаясь, Ривай кинулся к нему и впился в его губы, забывая, как дышать; давая его рукам прижимать себя крепче, приподнимая. Оказавшись на столе, он послушно развел ноги, чтобы дать Эрвину встать между ними, и не стал терять времени - потянулся к его ремню одной рукой, другой сминая его сквозь брюки, нетерпеливый к контакту. Он слышал, как учащается биение в груди Эрвина, как срывается дыхание. Тот тоже не опешил и принялся раздевать Ривая, удивительно спокойный, когда его пальцы обернулись вокруг полувозбужденного члена. На то, чтобы он окончательно затвердел, не ушло много времени; тогда он прошелся языком по своей ладони, смачивая ее слюной, чтобы легче водить кулаком по его длине. Эрвин покусывал губы Ривая, оттягивал и засасывал, заставляя его хныкать и постанывать, извиваясь всем телом. Тот прогнулся в спине, теснее прижался к его груди, откинул голову, ловя воздух ртом, и Эрвин, воспользовавшись этим, протолкнул внутрь свой язык. Тот не протестовал, податливый к каждому властному прикосновению и взгляду, которыми Эрвин его одарял. Он отчаянно жаждал их, нуждался в них, хотел всецело принадлежать Эрвину. И всегда принадлежал. Прошло слишком много и слишком мало времени, когда Смит оторвался от его губ, чтобы стянуть всю оставшуюся одежду, а потом припал к его шее. - Эрвин, - выдохнул Ривай. - Прекрати, сукин ты сын. Никаких засосов. Эрвин сомкнул кулак плотнее у основания его члена и задвигал им быстрее, заставляя стонать в голос. Тот отдернул его рубашку, спуская ее с плеч, чтобы вонзиться ногтями в спину, толкаясь бедрами вверх над столом. Эрвин прихватил губами нежную кожу шеи, провел языком, смачно втягивая. - Я же сказал, хватит, - проскулил Ривай, когда его большой палец надавил на головку и, скользнув ниже, стал массировать у уздечки. - Я хочу, чтобы он знал, - произнес Эрвин и оставил почти невинный поцелуй у него за ухом, прежде чем оттолкнуть полностью на стол. Ривай тихо вскрикнул, ударяясь спиной о полированную деревянную поверхность. Он развел колени шире, открытый взгляду Эрвина, и тот не собирался его дразнить: пальцы сразу ощупали проход, массируя и надавливая на мышцы с вновь распаленной настойчивостью. Ривай изогнулся и, судорожно цепляясь за ворот рубашки, притянул Эрвина к себе, обсыпая поцелуями его скулы, опускаясь к линии челюсти. - Ненавижу тебя. Ты все изгадил, - он прикусил у уха, впиваясь зубами в кожу сильнее, пока до него не донесся желанный стон. Горячее грузное дыхание Эрвина опаляло его шею, руки скользнули ниже по его спине, слегка приподнимая. - Он поймет, если ты вернешься с синяками? - Эрвин откинул его обратно на столешницу и отошел к тумбе, из которой выудил баночку масла - такого, какое они использовали годами раньше. Сердце Ривая подскочило от возбуждения, волнения и тревоги. Им овладевало чувство пьянящей невесомости. - Я скажу, что это от него, - он сцепил ноги вокруг Смита, когда тот вернулся, одну закинув на его плечо. - Он трахал меня этим утром. И ночью тоже. Дважды. Эрвин ввел один палец резко и без предупреждения; то, как легко он проталкивался глубже, подтверждало слова Ривая. Тот ненасытно насаживался сам, и Эрвин замер, наблюдая за этим. Ривай выглядел естественно, разыгрывая свое шоу, и он был неотразим в своей игре: томно стонал, закатывая глаза, ласкал себя, пока Эрвин его растягивал. - Он кончал в тебя? - спросил Смит. Ривай только выдавил ухмылку, довольный таким его поведением. Наслаждался его ревностью и властностью, отличными от Пьера. Эрвин с той же легкостью добавил еще два пальца. - Боже… Ривай, - он смотрел на него из-под полуопущенных век, прикусив губу. Тот коротко заскулил, подаваясь вперед, сильнее прогибая спину. Он двигал рукой рьяно и жестко, пока смазка не стала стекать на дорожку волосков на животе. - А ты кончал в ту девку? Эрвин вытащил пальцы, еще влажные от масла, и убрал руку Ривая от его члена, заменяя ее своей. Он двигал ею мучительно медленно; Ривай шумно выдохнул, выругавшись себе под нос, и уперся ладонями в стол, чтобы не потерять равновесия, толкаясь бедрами вверх. - Нет, - ответил Смит прямо. Он нависал над Риваем, едва ощутимо прикасаясь губами к его губам, но не смыкая их в поцелуе, отвел ладонь с его члена и обхватил свой, приставляя головку к проходу. - Я не смог… кончить с ней. Ривай вздрогнул, затаив дыхание, и подался вниз, жадный к ощущению Эрвина внутри себя. - Не с-смог? - Нет. У меня… - Эрвин в один толчок вошел до основания, его глаза широко распахнулись, и рот раскрылся в немом стоне. Он закончил предложение, еле ворочая языком: - …Не получается с ними. Ривай негромко хмыкнул, обернул руки вокруг его шеи и притянул к себе так близко, что его горячий рот оказался прижат вплотную к его щеке. Он будто растворялся в ощущении жаркой близости, чувствуя Эрвина внутри, глубже и быстрее с каждым толчком - лучше и лучше, когда казалось, что лучше некуда. - Я тебя люблю, - он выпалил это Эрвину на ухо опрометчиво, не подумав. Вцепился пальцами в длинные пряди его волос, мокрых от пота, ловя его долгий низкий стон, чувствуя его рваные выдохи, вместе с которыми с его губ срывалось его имя. - Я тебя люблю, - повторил он уже осознанно, чтобы эти слова не испарились в раскаленном воздухе между ними, не достигнув их слуха. Эрвин кончил с полу-криком, столкнувшись бедрами с Риваем так сильно, что точно останутся синяки, и тот почувствовал, как по ягодице стекают вязкие капли. Он все еще оставался возбужден, и Эрвин обхватил его ладонью - хотя выглядел таким вымотанным, словно едва мог устоять на ногах - и отошел немного назад так, чтобы было удобнее взять его в рот. Замер на короткий момент, словно сосредотачиваясь, а потом стал ласкать так усердно и неумело, что скоро Ривай оказался на грани. Он не стал предупреждать, кончая прямо в его рот. Эрвин не отводил от него пылкого, исполненного обожания взгляда, проглотил все до последней капли, только приглушенно простонав, когда Ривай иступленно дернул его за волосы на себя. Они опомнились не скоро. Ривай вымотался так, что не мог совладать с дрожью в ногах и свинцом в веках, и его грудь вздымалась тяжело, пропуская гулкие удары сердца. Это был не самый долгий и не самый физически изнуряющий секс в его жизни, но на него приятным грузом обрушилось нечто совершенно иное, что ему никогда еще не доводилось испытывать. Все его тело, обессилев, плавилось от этой сладкой неги. Эрвина тоже мелко трясло, но он, выпрямившись, осторожно поднял Ривая на руки и понес к кровати. И хотя Ривай считал это жестом совершенно неуместным и глупым, все равно не удержался от того, чтобы прижаться к нему и расслабиться в долгожданных теплых объятиях. Грудь Эрвина степенно вздымалась, его мерное сердцебиение под ухом напоминало о тех далеких ночах, когда они засыпали рядом друг с другом. Ривай блуждал пальцами по линиям расслабленных мышц, обводил подушечками шрамы, которых с момента их последней встречи стало в разы больше. Вдыхал его запах, забывался в нем. - Я любил тебя. Люблю до сих пор. Хотя старался избавиться от этого чувства, - произнес Эрвин вдруг еле слышно. Ривай кивнул, по привычке уткнулся макушкой под его подбородок и оставил мягкий поцелуй в ямочке между его ключиц. - Спи, soldat. Я должен буду уйти до заката.