Ailes de la Liberte

- Août 1944 – Август 1944-го За шесть дней до девятнадцатого числа внутренние силы подняли восстание, и с самого начала Ривай оказался втянут в столкновения. К этому времени он едва виделся с Эрвином - в конце концов они решили, что тот был прав. Их отношения подвергали обоих слишком большому риску, и Риваю следовало держаться от командора подальше. Возможность свиданий наедине сводилась почти к нулю, так как Пьер стал показываться в клубе гораздо чаще, не пропуская ни одного выступления, и вместо поздних вечеров они встречались ранними утренними часами, “случайно” пересекаясь в пабах и кафе. Им приходилось довольствоваться этими недолгими, но упоительными мгновениями, короткими поцелуями в мглистых переулках и прикосновениями украдкой под столом. Эрвин, как и Ривай, обладал поразительной способностью скрывать свои эмоции. Даже обостривший свою бдительность Пьер перестал подозревать их в чем-либо; его паранойя сошла на нет, но это также значило, что Ривай по-прежнему должен был притворяться, что любит его. С этим он тоже мог справиться, но не без доли отвращения. Ему не раз приходилось трахаться с мужчинами, что были ему ненавистны; пусть и с трудом, он мог это перенести. По крайней мере, теперь они с Эрвином были вместе. Ограниченные в близости, не способные заниматься любовью - и пусть, Ривая это не слишком беспокоило. Сражаясь на его стороне, он чувствовал - все так, как должно быть, и даже вероятность пасть на поле боя не отпугивала его, если это значило пасть под командованием Смита. Странного рода благоговение и удовольствие переполняли его, заглушая ощущение пристыженности от того, что он позволял собой помыкать. Слишком уж рьяно он рвался следовать за всеми указаниями Эрвина и с еще большим энтузиазмом принял под свое командование небольшую группу солдат. Сейчас они расположились недалеко от Сены - укрылись за баррикадой, изувеченной пулями и окрашенной пятнами крови. Успели потерять двоих, обоих от рук снайперов. Ружье, свисавшее у Ривая за спиной, отчаянно нуждалось в перезарядке. Их положение приближалось к крайней критической точке. - Давайте, шевелитесь, - приказал Ривай, встав над двумя сгорбленными фигурами своих солдат - Жана Кирштайна и Армина Арлерта. - Прием, Брценска, - повторил Армин в сотый раз. Радиоприемник задела пуля - страшное происшествие, вследствие которого семеро новобранцев и Ривай оказались отрезаны от центра командования. - Бр-ццц-ска. Радиоприемник был неисправен - это стало ясно наверняка. - Двигаться с места небезопасно, - озвучил свои мысли Жан. - Но без командования мы просто-напросто бесполезны. - Нет, не бесполезны, - возразил, оскорбившись, Ривай. - Я более чем способен нас всех спасти, если перестанешь мнить, что ты тут за главного, Кирштайн. Тот потупился, а потом зыркнул на Эрена, пытающегося скрыть свою ухмылку за стволом винтовки, которую заряжал. - Микаса, - позвал Ривай, переведя взгляд на нее. - Ты и я перемещаемся на крыши. Уберем обнаруженных снайперов. - Так точно. - Остальные остаются здесь. Не попадайтесь им на глаза и, тем более, под прицел. Я верю в нас. Армин продолжал корпеть над радио. Он вздохнул, пробежал пальцами по взлохмаченным, грязным волосам. - Ну же, Брценска. Прием. Это Арлерт. - Арлерт. Это Брценска. Какова ситуация? Ривай опустился на колени и махнул Армину рукой, чтобы тот передал приемник ему, и приставил его ко рту, проговаривая так медленно и четко, как только мог. - Брценска, Ривай на связи. Здесь снайперы. Микаса и я попробуем их убрать, но есть вероятность, что понадобится подкрепление. Да, ему раньше приходилось убивать, да, он попадал в перепалки, где несколько десятков мужиков кидались друг на друга без разбора. Но на войне все было иначе. Война проникала под кожу острыми иголочками и впрыскивала свой яд - обостряла и притупляла, вводила в состояние онемения, вакуума сознания, когда из глубин души наружу вырывалось самое потайное. К горлу Ривая подступил страх, присосался паразитом к его былой уверенности. Уже погибли двое его солдат; он ощущал ярость, бередящую нутро, - больше всего на свете ему хотелось растерзать виновных в их смертях. - Ривай? Это был Эрвин. - Эрвин. Слушай. Я не знаю, сколько здесь снайперов, но по траектории выстрелов Армин сделал некоторые предположения об их локации. Мы используем его догадки, чтобы найти врагов и устранить. - Хорошо, Ривай. - Что с твоими людьми? - Пьер здесь. Он оставил Гестапо. Я отослал его с разведкой, но подумал, что тебе стоит об этом знать. Жребий брошен. - Подошли к нам подмогу. У нас исчерпываются боеприпасы, и нам необходимы медикаменты. - Ты слышал, что я сказал? - Это ты, блять, меня слушай. Нам нужны припасы. Пауза. Взгляды солдат вперились в Ривая, и он чувствовал на себе их тяжесть, но не подавал виду. В разговоре словно материализовалась их точка преткновения. Эрвин не стал упоминать Пьера снова. Ривай знал Лутреля достаточно хорошо, чтобы понимать - в нем нельзя быть до конца уверенным. Ни за что и никогда. Он был таким человеком, который, перебираясь через реку, все равно одной ногой остался бы на другом берегу, будь у него такая возможность. То, что он бросил свой пост, было лишено всякого смысла. Создавалось навязчивое ощущение, что что-то не так. - Эрвин? - заговорил Ривай, прежде чем отложить радиоприемник. - Да, я здесь, Ривай. - Не доверяй ему. Конечно, Эрвин понимал, о чем идет речь. - Знаю. Микасе удалось ворваться в небольшой многоквартирный дом справа от себя, Ривай взял на себя другой, напротив. Она действовала точно и своей немногословностью напоминала ему самого себя, разве что была более читаема снаружи. Тем не менее, между ними сам по себе укрепился некий дух общности, который, кажется, испытывала и она. Ко всему прочему, ее уровень владения ножом уступал только его собственному. Ривай забрался вверх по лестнице и обнаружил, что выход к крыше заблокирован, однако стоило несколько раз навалиться на дверь всей тяжестью своего тела, как она поддалась, и проблема оказалась с легкостью решена. Крыша оказалась безлюдной. Издали он увидел скользнувшую за мансардное окно тень Микасы, темнеющую в лучах вечерней зари. Подобно фантому, он перебирался с крыши на крышу - перепрыгивал, бесшумно приземлялся, то появлялся, то вновь исчезал из виду, пока не приметил свои мишени. Он не давал им шанса издать ни звука: нападал со спины и вонзал клинок глубоко прямо в легкие, чтобы выбить воздух, затем хватал за волосы и, откидывая голову назад, вспарывал глотки молниеносным движением, пользуясь техникой, которой его научил Эрвин. Она была действенной, но недостаточно аккуратной, и к тому времени, как он добрался до конца авеню, с ног до головы был вымазан в крови. С этой высоты ему открывался вид на улицы, откуда гулким эхом к небу раздавались выстрелы. Они все приближались и приближались, как грозный треск грома, предвещающий бурю. Ривай смог разглядеть своих соратников - они сворачивали за угол, с винтовками наготове загоняя в тупик группку нацистских солдат, что попалась им на пути. Среди них был и Эрвин. Его волосы - пропитанные потом, растрепанные от долгих бессонных ночей, проведенных на улицах. На его нижней губе глянцем поблескивала кровь, и у Ривая зачесались пальцы от нестерпимого желания вытереть алую каплю, оставить у раны мягкий поцелуй и увести Эрвина в тепло и безопасность их маленькой квартирки. Успешно справившись с заданием, Микаса появилась на противоположной стороне улицы. Их взгляды пересеклись, они обменялись кивками и двинулись обратно по тому же пути. Ривай привел своих людей к местоположению отряда Эрвина. Из засады они окружили оставшихся нацистов, сомкнулись вокруг них исподтишка плотным кольцом, не оставляя шансов на побег. На то, чтобы их добить, ушли последние запасы амуниции. Улицы полнились трупами и кровью. Никто уже не обращал на них внимания. Эрвин ступил вперед, отдал приказ разобрать припасы и уже после подошел к Риваю, который теперь держал взгляд прикованным к своим рукам, тщательно вытирая их платком, что всегда носил с собой в кармане. Он взглянул на Эрвина, когда тот приблизился, зная, что при солдатах ни объятия, ни поцелуи, ни другие знаки внимания не были позволительны. - У вас все в порядке, Ривай? Кивок. - Зачем ты приволок все командование? Смит оглянулся, посмотрел на Рико, которая заменяла провода в приемнике Армина, на Пиксиса, распределяющего среди молодых боеприпасы. - Пришлось. Мы нужны Союзникам еще кое-где. Брови Ривая поползли нехарактерно высоко. - Союзники? Они прибыли в тот же день, в ту же минуту. Раньше конца войны было не разглядеть, а теперь, когда ее очертания стали виднеться на горизонте, Ривай не мог до конца определить, какое чувство зарождалось в нем. - Хочешь сказать, они уже вторглись? - Если продолжим в том же духе, нацистов в Париже не будет через неделю. И тогда Ривай вдруг осознал, почему Пьер сбежал. Это было последней жалкой попыткой обезопасить свою шкуру. Но теперь его судьба гораздо меньше беспокоила Ривая, он почти не думал о нем, не обременял свои мысли его образом. Он посмотрел на Эрвина, ровно, без тени улыбки, без кивка, но знал, что Эрвин понимает и так - словно читает мысли. Пьер потерял свои силу и влияние, и как только война в Париже кончится, они смогут окончательно выкинуть его из своих жизней, оставить его далеко в прошлом. - Где мы им нужны? - спросил Ривай, двинувшись вместе с общей шеренгой. - У Монмартра. Там для нас приготовлены припасы. Нас попросили служить прикрытием в их операции. Я покажу. Эрвин отдал команду. Молодые солдаты обчистили здание, и Ривай, заправив собственное оружие, занял свою позицию на крыше. Среди прочего доставленного обеспечения была дальнобойная винтовка, блестящую способность управляться с которой продемонстрировала Микаса. Почти до самого заката проходили собрания и совещания, на протяжении всего этого времени Ривай ни на минуту не покидал Эрвина. Они находились в жарком небольшом помещении, с излюбленными картами Эрвина, развернутыми перед ними. Пока командор очерчивал потрепанную бумагу красной восковой палочкой, Ривай стоял рядом с несколько отсутствующим видом. Разговор не шел - Смит был полностью поглощен информацией, предоставленной Союзниками, но тот не возражал. Он наблюдал за ним, чуть насупившись, внимая его сосредоточенному строгому выражению лица, следя за тем, как скачут зрачки от одной метки на карте к другой. В конце концов Ривай устроился за столом, подмяв одну ногу под себя, а другую закинув на столешницу, выудил сигарету из заначки в нагрудном кармане и закурил. Тишина тянулась еще долго, пока Эрвин с тусклой улыбкой не попросил его о сигарете. Ривай протянул ему одну и помог закурить от своей. - Еще не закончил со всем этим? Смит оглянулся на карту, положив ладонь на стол, близко к бедру Ривая. - Пока да. Нас ждет та еще терка, хочу тебе сказать, - черты его лица слегка смягчились. Он потянулся к ноге Ривая, оборачивая пальцы вокруг свисающей у края столешницы щиколотки. - Значит, тебе придется еще больше сражаться. И мне тоже. Ривай изогнул бровь. - Намекаешь, что я слишком вымотан, чтобы сражаться? - Нет, - тот пустил смешок. - Даже не думал. Расстояние между ними моментально сократилось. Эрвин поцеловал его в уголок рта, придерживая за щеку, потом - в губы, заставляя Ривая чувствовать себя хрупким в его руках. Он ответил на поцелуй, раскрывая рот, пропуская язык Эрвина внутрь. Потушил свою сигарету и выкинул в сторону, а потом убрал и сигарету Смита, чтобы ничто не занимало их рук. - Нам бы в это время спать, пока есть возможность, - возник Эрвин, обдавая его лицо жгучим дыханием. Ривай не спешил отпускать его. - Заткнись, - отрезал он, сгребая складки его грязной рубашки в кулаки. Эрвин лишь широко улыбнулся и наклонился за еще одним поцелуем. Ривай жадно упивался его вкусом, прижимая его как можно ближе к себе. Их дыхание окончательно сбилось, обратившись рваным тяжелым шипением, а развязные поцелуи - неконтролируемым столкновением губ, зубов, языков. Ривай прогнул спину, побуждая Эрвина стянуть рубашку, от которой ему вдруг отчаянно захотелось избавиться. - Ривай… - прошептал тот, отпрянув от его губ, и прислонился к его лбу, глядя прямо в глаза. С такой близи его лицо смазывалось в едва очерченное пятно, и Ривай отвел взгляд, чуть сощурившись, чтоб сфокусироваться. - Почему ты остановился? - спросил он, не тая разочарования и раздражения. - Нам нужно отдохнуть. Черт знает, когда у нас еще будет такая возможность. Пальцы Эрвина покоились на его талии, едва ощутимо надавливали на синяки, оставленные им же около недели назад. Ривай вздохнул, неожиданно шумно, шатко. - Я счастлив, что ты в порядке, - произнес Эрвин спустя мгновение молчания. - А ты еще мог в этом сомневаться? Пора отдать мне должное, в конце концов. - Да уж, глупо было сомневаться в тебе, - он не спускал с него глаз, и Ривай тоже упрямо не разрывал зрительного контакта. - Я лишь расстроен, что мы не воссоединились раньше. Ривай в конце концов опустил голову, надеясь оставить наползающий на щеки горячий цвет незамеченным, но к его лицу нежно прикоснулась теплая рука. - Да. Теперь мне приходиться сражаться не меньше твоего, ты не в курсе? - Я люблю тебя, Ривай. Эрвин снова подался вперед, заключая короткий поцелуй на его припухшей нижней губе. Тот ответил, ведомый им, прикрыл глаза, пока Эрвин вновь не отстранился. Тогда он прошептал в ответ: - Люблю тебя. Но когда открыл глаза, то заметил, что Эрвин не только отодвинулся от него, а и смотрел теперь куда-то за его плечо таким взором, что все внутри похолодело, несмотря на царящую в помещении вязкую духоту. Обернувшись, Ривай увидел стоящего в дверном проеме Пьера, и испытал моментальный прилив - нет, не страха - гнева. Дуло пистолета Лутреля было направлено прямо на Эрвина, и его вид всполошил ту часть Ривая, о существовании которой он не подозревал и сам, вплоть до этого момента. - Лжец, - услышал он слова Пьера, впивающиеся в него болезненными шипами. Не вскрикнув, не сказав ни слова в ответ - не дав панике взять над собой верх, - он поддался силе, притянувшей его к Пьеру с неистовой мощью, невиданными скоростью и резкостью. Он словно отлетел от стола и, выкинув ногу вперед, нанес тяжелый удар прямо в грудь Пьеру, сбивая с ног. Палец надавил на спусковой крючок, словно в замедленной съемке. Пуля рассекла толстый слой стоящего застывшего воздуха и пробила потолок. Мимо Эрвина. Ривай приподнялся и переместился на грудь Пьера, придавливая руки к полу коленями. Конечно, тот без труда смог бы скинуть его с себя, если бы не нож, приставленный к его горлу. Черные зрачки едва заметно расширились на фоне насыщенно-карих радужек. Пьер глядел на Ривая широко раскрытыми глазами, ерзая и корчась, с одышкой, однако так, чтобы лезвие не ранило его опасно сильно. Ривай держал его крепко. Не собирался отпускать. - Ривай? - почти прошипел Пьер. Тот не отвечал. - Райви? Пожалуйста, Райви… - Захлопнись. - Прошу, Райви, не убивай меня. Ты же любишь меня. Я… я тебя люблю. В уголках его век стояли слезы, и глаза застлала прозрачная пелена. На памяти Ривая был только один случай, когда он видел Пьера плачущим; тогда он держал его в своих объятиях и гладил по волосам, пока тот цеплялся за его узкие, тонкие плечи. Теперь сложно было припомнить, что именно довело его до рыданий столь безудержных, откровенных, но он отчетливо помнил, как Пьер нуждался тогда в его близости. Поддержке. Защите. - Райви. Взгляни на меня. Прошу. Пожалуйста, не убивай. Вдруг сквозь оглушающее истерическое бормотание, забившее слух Ривая, до него донесся голос Эрвина. - Ривай, - окликнул он. Тот понял, что значит этот тон. Он четко знал, и знали его пальцы: надавить достаточно сильно, отвести в сторону, придерживая лезвие как можно более ровным, пока не почувствуешь, как все - кожа, мышцы, сосуды - поддается этому движению. И он должен был жаждать этого движения сейчас. Должен был испытывать всем своим существом необходимость немедленного его совершения. - Райви… Его руки тряслись, как бы он ни хотел унять дрожь. Ривай чертыхнулся, чувствуя вскипающую ярость, но вместо того, чтобы вылиться на бессильного мужчину под ним, она продолжала печь и жечь его нутро. Колени больно стукнулись о пол, когда Пьер выдернул свои руки. Ривай попытался отодвинуться до того, как кулак врежется в его скулу, но из-за этого удар пришелся по виску; перед глазами все замигало, потемнело. Он тяжело рухнул на пол, пульсирующая боль расползалась от щеки к челюсти. Хватка вокруг рукоятки ножа ослабла, и оружие выскользнуло из его пальцев, звеня о пол. Он не мог видеть Эрвина, не мог слышать его, поглощенный гулким сердцебиением, колотящим по барабанным перепонкам все с меньшим и меньшим бешенством, пока пульс не пришел в норму после бурного прилива адреналина.