Длинная линия жизни

Очнувшись, я сначала не мог вспомнить все то, что произошло, в голове было темно и словно в тумане. Осмотревшись по сторонам, я увидел вокруг себя койки с ранеными, врачей, ходящих от одного больного к другому, выбеленные стены, столь не любимые мною с детства. В нос ударила смесь запахов йода, гнили и медикаментов. Повсюду были слышны стоны, из операционной доносился истошный крик. Потихоньку, память начала возвращаться, и я вспомнил все произошедшее со мной, нога еще ныла, но на ней был новый чистый белый бинт. «Очнулся, а я думал ты умрешь! - весело кто-то сказал с соседней койки - ты так два дня валялся с тех пор, как в грузовике отключился, нога твоя жива? Бегать за девками сможешь?" Я повернул голову и увидел смеющееся лицо Алекса: «да ладно, не бери в голову, как самочувствие?» - спросил он. Я многозначительно промычал, показывая свои страдания, после чего мы громко рассмеялись. За те дни, что мы лежали в госпитале мы очень сдружились, смерть сближает людей, в таких местах нет родных и близких, на их место встают боевые друзья, с которыми бы ты никогда и не общался бы в мирной жизни, но здесь, они являются твоей опорой, они становятся дороги тебе и незаменимы. Мы узнали друг о друге очень многое, те несколько недель, что мы пробыли вместе остались в моей памяти навсегда. Он много любил рассказывать о себе и обо всем, он был крайне веселым человеком, смеялся даже когда вроде бы и не над чем было смеяться. В его ясных голубых глазах всегда горела искорка радости и детского задора, в нем горела жизнь ярким пламенем. Он рассказывал, как с детства грезил быть солдатом и что был до безумия счастлив, когда попал в Вермахт, ведь он хотел быть как его отец, хоть он и знал про него не так много, но знал, что он погиб в 1917 году на фронте, где-то в боях при реке Ипр. Родился Алекс в очень бедной семье пятым ребенком, но до настоящего времени выжил только он и его младшая сестра. Из-за пазухи он доставал и показывал фотографии, на которых были его немногочисленные родственники, он всегда улыбался, показывая их, но в его голубых глазах, проплывали тучки грусти, что тяготили сердце любого солдата, находившегося далеко от своего родного порога. Через несколько недель его выписали и со словами: «Пришло время и повоевать!» - он ушел снова на фронт, оставив мне записку со своим домашним адресом. «Когда это все кончится, загляни ко мне, буду рад тебя видеть целым и живым, а то ежедневно видеть твою больную морду надоело уже!» - сказал он с улыбкой, протянул свою мозолистую руку и ушел. Через несколько дней после его отъезда, я смог уже самостоятельно ходить с костылями, мне повезло, и пуля не повредила кость, а лишь прошла вскользь по коже, слегка зацепив мышцу. Койку Алекса занял итальянец раненый в лицо, а завязать с ним разговор было очень тяжело, он очень плохо говорил на немецком и лишь мог отвечать односложно на простые вопросы. Дни тянулись один за другим, люди в госпитале меняли друг друга, вскоре исчез итальянец и его место занял небольшого роста немец, который лежа в бреду кричал про минные поля. Через несколько дней я уже привык к этому и не обращал внимания, но после очередного приступа он резко замолчал и обмяк. Во время обхода врач осмотрел меня и сказал: «Через неделю выпишем, выздоравливай солдат». Подойдя к койке этого парня, врач равнодушно пощупал пульс, подозвал пару санитаров, унесших безжизненное тело бедняги. Вскоре после него появился молчаливый парень и все что я смог узнать о нем, так это то, что он был артиллеристом. Написав пару писем домой, я умирал со скуки. Новости с фронта тоже были неутешительными штурм Тобрука сорвался и Роммелю пришлось отступить и ждать подкреплений. Началась осада крепости, в надежде на резервы из Европы, но их не было. Но в июне пришли вести, о сокрушительной победе наших войск. 15 июня англичане, начали наступление, не подозревая, что мы уже развернули оборону и 15-я танковая дивизия действует во всю силу. Когда британские танки, пробираясь через минные поля замедлили ход, они попали под шквальный огонь наших 88-мм зениток, вслед за этим Роммель приказал 8-му полку контратаковать, застав англичан врасплох. После 6-часового боя британцы отступили, потеряв около сотни танков подбитыми и захваченными. Прославился отдельно Йоханнес Кюммель, подбив с десяток английских танков и по праву теперь носивший прозвище «Лев Капутцо». В госпитале было большое оживление после этого, повсюду слышались крики «Слава великой Германии!», «Слава фюреру!», «Победа близко!». К этому времени я уже ходил без костылей и даже почти не хромая, поэтому в один из дней ко мне подошел врач: «Уве Бласс, как Ваше самочувствие?» - спросил он. «Нога больше не болит, спасибо» - ответил я. «Тогда держите приказ о Вашей выписке, пришло время возвращаться в строй, ефрейтор!» - улыбнулся мне доктор и протянул бумажку. Взяв ее, я отправился к выходу, повсюду на меня смотрели глаза изувеченных и больных, в которых можно было прочитать «отомсти за нас». Быстрыми шагами я вышел из госпиталя и в глаза мне ударило ослепительное солнце, от которого я уже отвык за это время. Вдохнув горячий сухой воздух, я пошел к сборному пункту.