Длинная линия жизни

Пока мы шли с Михелем, начало светать. В первых лучах солнца я повнимательнее рассмотрел нового знакомого. В лучшем случае лет тридцать на вид. Чуть выше меня, но его широкие плечи не шли в сравнение с моими. На лице было несколько небольших шрамов. Грудь украшал значок «за рукопашный бой». Он первым прервал молчание: «Как тебя занесло сюда? – но взглянув на мои петлицы вздрогнул и вытянувшись сказал, – Прошу прощения, герр Лейтенант! Как Вы тут оказались?» «Вольно рядовой, пока никого нет, можно и без формальностей, не люблю я их», – ответил я. «Фух, – шумно выдохнул солдат, – а то в прошлый раз я так придрался к паршивому ССовцу, а он оказался оберштурмфюрером или как там у этих уродов. Терпеть их не могу. Лучше бы нас так снабжали, как их», – но взглянув на меня он тут же осекся и замолчал. «Не переживай, все нормально. Не сдам я тебя, – постарался успокоить его я. Но он недоверчиво на меня посмотрел и продолжил сопеть себе под нос. – Мой танк подбили, я чудом просто выжил, а отряд приставленный к нашему «Тигру» развешан теперь по этому лесу,» ¬ продолжил я. «На востоке бывало и похуже», – коротко ответил он. «Ты тоже там воевал?» «Да, под Сталинградом. Даже Волгу видел. Но меня ранили в декабре, так что меня пришлось отправлять на самолете в Германию. Мне повезло, очень, потому что потом я попал в часть к моему брату, да и избежал той мясорубки, хотя мне хватило и этих трех месяцев на всю жизнь, чертовски поганое место», – уходя в воспоминания произнес Михель. ¬ А Вы… Ты где там засветился?» «Под Прохоровкой пришлось повоевать… Тоже, не Франция совсем», ¬ я поймал его одобрительный взгляд, похоже он начал все же мне доверять. «Я вот надеюсь поскорее получить увольнительный и поехать к жене, о-о-о, какая у меня бабёнка», – начал по-солдатски расхваливать свою жену новоиспеченный товарищ, – «как бывало задаст жару, аж весь дом ходит, посуда бьется, м-м-м», – облизнулся он и утонул снова в воспоминаниях. Такие разговоры не редкость в солдатской среде, ведь вокруг царит смерть, а обсуждение дома, женщин и выпивки часто помогает расслабиться. Упиваясь своим рассказом, он даже забыл про меня. «Кхм, прости, накипело уже. А тебя кто-нибудь ждет?» ¬ раскрасневшись спросил Михель. «Да как-то не было времени у меня на это все…» ¬ его слова задели меня за живое, мысли об Анне не давали мне покоя с момента нашего расставания. «Это не дело, когда тебя не ждет баба! И воевать легче, сразу думаешь, как вернешься, да как…» ¬ и понеслось всё вновь. Так мы добрались до еще одного поста, где обменялись паролями и прошли в город. Старая добрая Франция. Я помню тебя летом 1940 года. Девушки, вино, цветы, прекрасные закаты. Как это все было великолепно и торжественно. Взглянув на полуразрушенные дома, мне стало грустно и тяжело на душе. Где-то глубоко я осознавал, что это докатится и до моего дома. «Сходи в госпиталь, он через три дома отсюда по этой улице, а то твоя бровь меня пугает, – добродушно сказал Михель, – а теперь, удачи тебе, пусть бог бережет тебя», – похлопав по плечу друг друга, мы попрощались. В госпитале было очень много раненых. Приторный запах гноя и медикаментов снова ударил мне в нос. Запах Африки. Воспоминания взвились у меня в голове. Мне зашили бровь и наложили бинт. Фельдшер сказал, чтобы я пришел через день сменить повязку. Освободившись, я двинул в штаб. Отчитавшись там и узнав, что уезжать в тыл никто не собирается, а ради одного танкиста выделять машину не будут, я немного расстроился. Чтобы я не шлялся без дела, меня отправили к капитану Фурхтлосу. Получив от него винтовку и пару сигарет, я начал коротать время. На следующий день перевязку мне сделала очень симпатичная санитарка. В голове снова возникла Анна. Как же ты там, Анна? Погруженный в мысли я зашел в небольшой домик, где располагался мой новый отряд. Как оказалось Михель был тут. У меня было достаточно времени, чтобы познакомиться с новыми товарищами.