Премьеры ранней осени

— Что ты делаешь здесь так поздно? — первое что спросил Андрей, приземлившись на балконе. Он встал в дальнем его конце, чтобы не смущать парня, сидевшего в инвалидном кресле, и не смущаться самому. — Тебя жду, — ответил тот просто. — Зайдешь? И он кивнул в сторону двери, прикрытой шторой. Можно и зайти. Отчего не зайти? Когда позвонит бабушка, он просто извинится и уйдет. Через дверь. — Егор, — парень протянул руку. Андрей подошел и почему-то взял ее в свои ладони. Теплая, несмотря на прохладный вечер. — Андрей, — сказал он, улыбнувшись. «”Вагончик” — крошечная двухкомнатная квартира … на восьмом этаже нового дома. На окне — тюлевая штора с большой дырой, которая заштопана внахлест черными нитками. Балконная дверь забита матрасом. Так хозяин квартиры зимой спасался от мороза. У стула одна нога привязана веревкой. У потолка — огрызок плафона, будто кто кусал его. Старое, продавленное кресло много раз чем-то обливали. Так и остались пятна. На дверях шифоньера, видно, сушили одежду — полировка слезла. Посредине комнаты — стол. На нем мусор, пустые бутылки, мутные стаканы. Мятые газеты, журналы, пара книг брошены на книжную полку, висящую на одном гвозде. Обои в квартире отваливаются. Все стены в кровавых пятнах. Хозяин квартиры будто назло кому-то давил клопов. Все это в большой комнате. Во второй, узкой, как гроб, стоит кровать с серыми простынями. Рядом — тумбочка, на ней телевизор. На кухне — стол, табурет. На подоконнике — банки и бутылки.» Квартира нового знакомого Андрея выглядела совсем иначе, чем квартира в пьесе, где он должен был играть. Современное деревянное окно со стеклопакетом, чтобы не дуло из всех щелей. На окне - дорогая тюлевая занавеска и тяжелые шторы до самого пола, почти не пропускающие свет, все же первый этаж. В комнате из мебели только стол, даже стульев нет, платяной шкаф, да плазменный телевизор на тумбе. Все новое, современное. Под потолком — хрустальная люстра. Она, видимо, давала много света и переливалась разными огнями, но сейчас в комнате неярко горел торшер. На стенах светлые обои. И идеальная чистота. Андрей даже кроссовки стянул с ног, оставшись в одних носках, чтобы не наследить ненароком. — Выпьешь? — спросил Егор, извлекая из тумбы под телевизором бутылку с виски и два хрустальных фужера. Андрей отрицательно покачал головой — бабушка сразу учует запах алкоголя, начнет пытать, что да как. А у него совершенно не было желания рассказывать ей про Егора, а врать он не умел. Точнее она сразу отличила бы, где правда, а где ложь. И тогда было бы еще хуже — воспитательная беседа с заламыванием рук могла продлиться до утра. Лучше лишний раз воздержаться. — А я выпью, — сказал Егор, наливая себе из бутылки солидную порцию виски. — Тебе могу предложить кофе. Не из кофе-машины, настоящий, сам сварю. — Кофе можно, — согласился Андрей и пошел на кухню вслед за быстро укатившим туда Егором. Кухня тоже сверкала идеальной чистотой, словно ее только мыли, убирали, но никогда ей не пользовались. Но судя по тому, как лихо Егор достал из напольного шкафа банку с кофе и посуду для приготовления напитка, можно было не сомневаться, что хозяин здесь он. Андрей даже не пытался ему помогать, просто наблюдал, привалившись к косяку двери, как Егор на ручной мельнице перемолол зерна, засыпал кофе в джезву, залил холодной водой из кулера и поставил на плиту. Словно по секундомеру, он снял напиток с плиты и, перелив в чашку тонкого фарфора, протянул Андрею. — Угощайся, пока не остыл. Тут все дело в пенке. А сам налил себе еще виски из бутылки. — Ты бы не пил, — заметив, что бокал у Егора в руках стал слегка подрагивать, попросил его Андрей. Не любил он пьяных, не знал, как с ними себя вести. Он поднес к губам чашку с кофе и глотнул густого обжигающего напитка. — Вкусно, — сказал он и облизнул языком верхнюю губу, испачканную пенкой. Напиток, действительно, оказался вкусным и густым. Егор понимал толк в кофе и умел его готовить. — Сделай еще раз так, — попросил он Андрея и улыбнулся. — Как так? — не совсем понял тот его. — Ну, — протянул Егор, опасаясь и дальше оказаться непонятым, — отпей кофе из чашки, испачкай верхнюю губу в пенке, а потом оближи ее. У тебя это получилось невероятно сексуально. У большинства убого, пошло, а от тебя глаз не отвести. Андрей хмыкнул, ему не жалко, и проделал еще раз то же самое. Он допил кофе, вымыл чашку и поставил на стол. Они оба молчали. Егор налил себе еще виски и почти залпом выпил. Андрей видел, что парень пьянел на глазах, видимо, до его прихода он тоже прикладывался к бутылке. По-хорошему надо было попрощаться и уйти, но Андрей не мог придумать, что бы такое сказать, чтобы не обидеть Егора своим уходом. И тут телефон завыл пожарной сиреной — Андрей по рингтону знал, что это бабушка его разыскивает. — Мне пора, — сказал он и шумно вздохнул. — Бабуля звонит. — Ну и вались к своей бабе, — вдруг разозлился Егор и стукнул почти пустым фужером о стол. Но этого ему показалось мало, и он смел на пол, махнув рукой, все, что стояло на столе. Плоская бутылка из-под виски выдержала, упав на кафельный пол, а хрустальный фужер рассыпался на тысячу мелких осколков. Андрей поморщился, он не любил истерик, но ничего не сказал. Телефон снова завыл сиреной. — Извини, — сказал он. Надо было уходить, бабушка не успокоится, так и будет названивать, пока он не появится на пороге своей квартиры. — Убирайся, убирайся, — пьяно взмахивая руками, стал его выпроваживать Егор. — Ненавижу баб, — произнес он, — все зло от них. Андрей быстро вернулся к балконной двери, взял в руки свои кроссовки. Он замешкал ровно на секунду, размышляя, обуться прямо здесь или уже под балконом, когда спрыгнет вниз на бетон. — Стоять, — Егор остановил его грозным окриком и заставил обернуться. — Придешь завтра? — вдруг спросил он тихо. — Приду, если зовешь, — пожал плечами Андрей. В неярком свете торшера ему показалось, что глаза парня как-то странно заблестели, словно от слез. — Во сколько придешь? — не унимался Егор. Он не стал подъезжать к Андрею слишком близко, а остановился где-то посередине комнаты и теперь нервно вращал колеса своего кресла.— Точное время назови. Я буду ждать. — Точное время? — Андрей поднял глаза к потолку. — Как сегодня. Точнее не бывает. Я раньше не освобожусь. Работа… Он, пожалуй, впервые не захотел уточнять, где и кем работал. Рядом с Егором его лицедейство и кривлянье на сцене показалось ему мелочным, никчемным, ненастоящим. Снова завыл телефон — от бабушки сегодня ему придется выслушать много неприятного. Ничего, он сейчас спрыгнет вниз и сразу ей перезвонит, скажет, что в маршрутке было шумно, он не слышал звонка. Не поверит — в этот час маршрутки уже не ходят. Соврет, что водитель такси громко врубил «Владимирский централ», он заткнул уши, поэтому ее звонок пропустил. Бабуля знала, что ее внуку не нравился шансон. Скажет, что не мог ответить, не уточняя причину.