Премьеры ранней осени

Андрей знал, что целоваться он не умел. Его бывшая подружка ему часто говорила об этом. Ну и что? Учиться никогда не поздно. Поцелуй получился до невозможности сладким — от марципановых булочек с чаем, а может, и от чего-то совершенно другого. И долгим. Они целовались с упоением, отрываясь друг от друга меньше чем на секунду, лишь чтобы глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватало. В какой-то момент, когда сил стоять на ногах не осталось совсем, Андрей, не разрывая поцелуй, уселся на колени Егору — лицом к лицу, сердцем к сердцу. Ему приятно было ощущать возбуждение Егора, а самому прижиматься обнаженной горячей кожей бедер к его джинсам. И до мурашек чувствовать горячие ладони Егора на своем теле под задравшейся до подмышек майкой. В кармане шорт завибрировал и завыл сиреной телефон. — Бабушка? — тяжело дыша, словно только что пробежал пятисотметровку на пределе сил, прошептал Егор, уткнувшись в лоб Андрея своим лбом. — Бабушка, — в ответ ему тоже прошептал Андрей. Ему до безумия не хотелось отвечать, но бабуля не отстанет и будет названивать до тех пор, пока он не возьмет трубку. А если телефон выключить, то получится совсем нехорошо, словно он не хотел с ней разговаривать. — Ответь, — предложил Егор и потерся носом о нос Андрея. Тот улыбнулся и вынул телефон из кармана. — Почему тяжело дышишь? — первое, что спросила бабушка. — Домой бегу, — соврал Андрей. — Скоро буду. И нажал отбой. Несколько минут до следующего звонка у него есть, чтобы еще совсем немного побыть с Егором. Но момент упущен — второго такого сладкого поцелуя уже не будет. Егор поднял руку и провел пальцем по лбу Андрея, по его тонкому прямому носу, по чуть вспухшим от поцелуя губам, подбородку, шее. Спустился ниже. И остановился, дойдя до пояса шорт. — Придешь еще? — спросил он, глядя на его обнаженный живот. — Завтра смогу на несколько минут забежать, — ответил Андрей, завозившись на коленях Егора и предприняв попытку встать на ноги. — Нет, вот так, как сегодня, надолго? — Егор поднял глаза. — Только в понедельник, — улыбнулся Андрей. — У нас в этот день… Он чуть не проговорился, что по понедельникам в театре не бывает спектаклей, а репетиции заканчиваются довольно рано. Еще не время знать Егору, что он служит в театре. Когда почувствует, что пора рассказать об этом, обязательно расскажет. Но не сейчас. — Уходи, — сказал Егор и довольно сильно толкнул Андрея одной рукой, словно пытался сбросить его со своих колен. Но второй одновременно прижимал его к себе, никуда не отпуская. — Уходи, — повторил он снова. — Придешь в понедельник. Я буду ждать… Во сколько придешь? — В семь, — ответил Андрей. Он терпеливо дождался, пока Егор его отпустит и, встав с его колен, сразу прошел к балконной двери, где стояли его кроссовки. Снова зазвонил телефон. — Буду буквально через пять минут, — сразу ответил Андрей, — уже к дому подхожу. — Я буду ждать тебя! — крикнул Егор ему в спину. Андрей отодвинул рукой штору и прежде, чем исчезнуть за ней, произнес, не оборачиваясь: — Я обязательно приду… Главреж присутствовал на генеральной репетиции спектакля. В качестве самого первого зрителя он пригласил Игоря Ровкина. Тот некогда сам участвовал в этой постановке, и Сергей Михайлович очень надеялся, что тот заметит огрехи, которые упустили и он, и режиссер-постановщик. — Андрей не подходит на эту роль, — негромко прошептал Игорь почти на ухо главрежу, чтобы его никто не услышал. — Совершенно не подходит. — Почему? — тот повернулся к своему приме. Что происходит на сцене его теперь мало интересовало. Он весь обратился в слух — мнение Игоря, пусть даже оно ошибочно, его интересовало в первую очередь. Тот ведь сам играл того мальчика в шортиках. Игорь недовольно скривился. — Андрей слишком решителен и безапелляционен. Взгляни, — и он изящно махнул рукой в сторону сцены. Главреж улыбнулся, глядя не на игру актеров, а на него. Его прима оставался примой и в мелочах — взмах рукой, поворот головы, наклон. Мужчине скоро сорок лет, а он оставался по-прежнему таким же притягательным, как и двадцать лет назад. — Он должен вызывать отторжение своими словами, — продолжил Игорь, глядя на сцену. — А ему веришь. Веришь, что он поступил правильно. Я ему поверил, и зрители поверят. Эта роль не для него. Ни сексуальный вид, ни шортики не спасут постановку от провала. Он темноволосый… А по моему разумению герой должен быть инфантильным блондином… — Но… — попытался его перебить главреж, намекая, что и Игорь далеко не был блондином. — И парик тут не спасет, — отмахнулся тот от Сергея Михайловича. — У него решительность в глазах. Он способен на поступок. Он знает, что делает. Он не скучающий молодой человек, как задумано по пьесе. Андрею некогда скучать. Вот на роль Ромео он вполне бы подошел. Главреж хмыкнул. Он и сам подумывал об этом, но не решался парню предложить сразу две главные роли. Решил попробовать его сначала в одной. — Давай подождем до прогона перед премьерой, — предложил он Игорю. — Выслушаем мнения актеров театра. Может, не все так страшно, как ты только что тут мне наговорил. И если что-то пойдет не так, заменю Андрея сначала дублером, а потом подберу для этой роли другого парня. — Для него это будет сильным ударом — снимать с роли перед премьерой, — покачал головой Ровкин. — Так можно поселить в его душе неуверенность, сломать парня, как артиста. — Я помню это, — недовольно поджал губы главреж, — не стоило мне напоминать о прописных истинах. Ты же прекрасно знаешь, что тогда я просто сниму спектакль, как сырой. Поменяю афиши. Он только для видимости изобразил праведный гнев — за все время, пока рядом с ним находился Игорь, он ни разу по-настоящему не рассердился на него. — Подумай над моим предложением, — Игорь положил голову на плечо главрежу, повторяя жест Андрея на сцене, — предложи ему попробовать себя в роли Ромео. А премьеру отложи, сославшись на то, что игра актеров несколько сыровата… А я за это время присмотрюсь к парню. Послежу за ним, узнаю, с кем дружит, с кем общается. Может, и удастся нащупать нити, за которые можно будет его подергать, чтобы роль удалась на славу… Но в таком виде оставлять спектакль нельзя — уж больно главный герой решителен… То, что постановка не понравилась Игорю Ровкину, Андрей понял сразу — главреж не назначил дату прогона спектакля перед премьерой. А это могло означать только одно, что премьера в ближайшие две недели не состоится. Жаль. А он так надеялся блеснуть в главной роли. А потом Андрей вообще расстроился, когда ему в гримерку принесли отпечатанные на принтере листки с текстом роли Ромео и молча положили перед ним. Спектакль «Ромео и Джульетта» шел в театре все время с аншлагом — вряд ли в успешном спектакле стали бы менять артиста, игравшего главного героя, на него. Андрей обреченно вздохнул. Где он не справился? Что сделал не так? И быть ему на вторых ролях или дублером вечно! А он так надеялся бабушку пригласить. Обещал ей купить билет в первый ряд, как только ему дадут главную роль. Да и Егора мечтал пригласить в театр. Неудачник он, недотепа. Андрей решительно поднялся. Плакать и расстраиваться он не собирался — его же не сняли с роли, только не назначили премьеру. Ничего страшного. Он порепетирует еще, подшлифует некоторые сцены. В конце концов, обратится к тому же Ровкину, чтобы он указал ему, что не понравилось в его игре. — Мясницкий! — раздался грозный окрик режиссера-постановщика, заглянувшего в гримерку — Он еще не прима, а уже ведет себя неподобающе. Почему я должен разыскивать тебя по всему театру? Все собрались, ждут только его. А его светлость размышляет о чем-то. Андрей недоуменно уставился на распечатку роли, которую ему принесли несколько минут назад. Он что, не дублер? Артиста меняют? — А… — Андрей не успел задать вопрос. — Играть Ромео будешь ты, — Виталий Иванович обреченно махнул рукой. В отличном, на его взгляд, спектакле меняли артиста, исполнявшего главную роль. Главреж, по его мнению, просто сошел с ума. Сначала он притормозил премьеру уже готового спектакля с Андреем и следом дал команду поменять артистов. — Мне дали две недели, чтобы заменить Ромео. Не подведи… — попросил он чуть не плача. — Текст, надеюсь, успеешь выучить? Мог и не спрашивать. Андрей так желал эту роль, что давно все реплики выучил наизусть, распечатка ему не требовалась. Он размечтался, пока по коридорам бежал в сторону репетиционного зала, — на этот спектакль и бабулю можно пригласить. И даже почему Джульетта — мальчик, он ей смог бы объяснить — ведь любовь и душа пола не имеют. Хотя… Трудно было догадаться на протяжении всего спектакля, что Джульетту парень играет, пожалуй, кроме финальной сцены: одежда на нем унисекс — кроссовки, джинсы, футболка с безразмерной курткой, прическа унисекс с длинной челкой, спадающей на глаза, на голове — бейсболка, повернутая козырьком назад. Так одеваются и юноши, и девушки. И только в конце, когда Джульетта над «мертвым» Ромео скидывает с горя свою одежду, чтобы соединиться тело с телом, сердце с сердцем, становится понятно, что на сцене все время за девушку лицедействовал юноша. Андрей был в ударе — это заметили все. И не потому, что хотел понравиться — роль была несомненно его. Такое случается у актеров — один играет, играет, и вроде все хорошо, но выходит другой и неожиданно роль засверкала совсем другими красками. Так и здесь в финальной сцене Андрей сорвал аплодисменты от своих коллег. Это было очень приятно, словно главреж похвалил его. — Надо показать тебя завтра Сергею Михайловичу, — режиссер-постановщик похлопал Андрея по плечу. — Пусть выпускает в спектакле, как бы не перегорел. Детали по ходу пьесы отшлифуем. Андрей счастливо улыбнулся — и пусть билеты на первый ряд стоили по три тысячи рублей, он обязательно приобретет и для бабушки, и для Егора. Пусть на него полюбуются. — А с той постановкой что будет? — поинтересовался Андрей у Виталия Ивановича. Не хотелось бы ее бросать, он столько сил и души в нее вложил. Режиссер выразительно пожал плечами. — Продолжаем репетировать, — сказал он как-то неопределенно. — Пока никто ничего не отменял.