Два с половиной месяца спустя. Франция. Париж.
Свет яркого солнца озарил красивый, выточенный сад, полагающийся только домам знати. Тонкие, все как на подбор изящные и одинаково пёстрые деревья вот-вот грозились расцвести, хвастаясь только недавно проступившими почками. Даже цветы, в особенности тюльпаны, уже показались из сырой земли, вытянувшись к только иногда пробивавшемуся солнышку. И трава уже пестрила своими яркими зелёными листиками по всему саду, знаменуя хоть и не скорое, но приближение долгожданного лета. Зима в этом году прошлась едва заметно по всей Европе, только слегка касаясь изморозью всё те же голые ветви деревьев. Ещё в декабре метеорологи предсказали её тёплой и дождливой, так оно и случилось: едва ли не каждый день почти всё вокруг поливал ливень, только изредка сменяя себя на едва ощутимый снежок, что тут же мерк в слишком тёплой для него улице и исчезал в глубоких, серых лужах. Кстати, о лужах: молодой аристократ в красивом чёрном фраке сейчас взволнованно носился по двору и уверенно, будто специально, пачкал штанины своего дорогого брючного костюма в грязи, с силой наступая в эти самые серые зеркала природы. Он был взволнован, очевидно, чем-то очень важным для себя. В то время как на балконе, единственном, чудом каким-то, из коридора выглядывавшим в сад родного поместья, за ним наблюдал не без насмешки ещё один схожий с ним, только постарше — мужчина. В лучах солнца его волосы всё так же, как и обычно, не меняли своей окраски, не пестрили разнообразием цветов — чёрные как ночь, только ломящиеся в разные стороны разнообразными завивающимися локонами из низкого хвоста, что длинной своей достигал уже чуть ли не ягодиц. Его фрак, ничем не отличался от фрака юноши внизу, был так же красив и дорог, однако сегодня именно у этого мужчины на нём должны были иметься видимые знаки отличия. Любой житель дома, заметив бы их отсутствие, точно бы пожурил виновника торжества за его несоответствующее отношение к грядущему очень важному событию для семьи. — Джасдеро-о-о-о, — насмешливо протянул мужчина с балкона, слегка махая тому лениво рукой, пытаясь привлечь внимание, — Господинчик Граф не переживёт, если ты испортишь уже пятнадцатый костюм за сегодня. Успокойся. Когда паренёк обернулся, его лицо, в свете особенно разыгравшихся сегодня солнечных лучей, любой не знающий мог бы спутать с девичьим. Особенно, из-за того, что в солнечной неге и волосы его, словно женские, блестели и дразнили своей необычайной красотой и ухоженностью: длинные, пшеничные, вбиравшие в себя весну целиком и полностью, были собраны в гульку, что было не свойственно юнцу. Он остановился и обернулся на источник звука с удивлённым лицом: — Тики! — он невежливо ткнул в незваного гостя пальцем. — Как тут успокоишься?! Сегодня же мой брат женится на какой-то вшивой мадам! Это же ни в какие ворота не лезет, братец?! — А что, если я люблю её, а? — всё так же насмешливо ответили с балкона, даря парню игривую улыбку с таким же взглядом. — Да ни к чёрту это ваше — «любовь», — огрызнулся паренёк. — Мне бы только развлекаться, да мошек давить! Не понимаю я Вас, это же не более чем фикция, скрепление союзом величественных домов. Я бы более того поверил, что ты женишься на своей служанке! — Что-то ты сегодня больно разговорчив, — устало протянул мужчина. — Неужто Дебито решил поделиться мозгом, который до этого у Вашего дуэта надёжно хранился только у него, м? На это юноша только сконфузился и с силой врезал кулаком по столу едва только оклемавшейся после незначительных морозов, и без того шаткой беседке. Та не заставила себя ждать и тут же с треском развалилась, от чего перепуганный паренёк отскочил от той, будто ошпаренный кипятком. Тики на это только устало выдохнул и снисходительно покачал головой, мол, это было ожидаемо. В этот же момент из-за ширмы где-то в глубине высунулась наружу блондинистая улыбчивая девушка и на некоторое время застыла на пороге, не желая прерывать покой мужчины. Немного помявшись, она поняла, что уже замечена и поспешила сообщить: — Достопочтенный Тысячелетний Граф в силу своей болезни не сможет присутствовать сегодня на торжестве, господин достопочтенный Тики Микк. Могу ли я ему что-то передать от вас или же Вы сами нанесёте ему визит? Эта девушка, в отличие от всех служанок, не обладала робостью и восхищением к местным представителям благородности и изящества, однако не смела проявлять фамильярность, даже когда её об этом просили. У неё четко и ясно в глазах читались добрые чувства, обращённые к этой семье, ни разу мужчина не заметил в этих глазах страха или несогласия. — Разве я не просил не произносить тебя слово «достопочтенный» после каждого слова, тем более в разговоре со мной? — не жадный на грубость, мужчина в расцвете сил, аристократ, однако взгляд его глаз вовсе не соответствовал его режущей по ушам реплике. — Ко мне только обращайся на «ты», с недавних пор ты моя помощница. Я некомфортно себя чувствую, особенно слыша такие холодные обращения от тебя. — Ох, извольте, мистер Микк же сегодня женится, — похихикала служанка, явно затевая какую-то пакость, но мужчина чувствовал, что та ожидала его несколько позже. — Негоже будущему мужу сокращать дистанцию с простой помощницей. Ваша жена явно не расценит это как просто «дружеское» общение. — Будущая жена, — поправил он её, раздосадовано глядя в светло-карие, смеющиеся глаза. — Хорошо, — неожиданно согласилась девушка. — Ваша, кхм, достопочтенная будущая жена, леди Мила-Диана, уже почти собрана к церемонии. Ваша будущая многоуважаемая жена будет законной менее чем через час, господин Микк. Рекомендую подготовиться к такому знаменательному событию. От её наглости и насмешки, что неожиданно прочиталась в глазах до этого совершенно покорной девушки, он насторожился. Он с вызовом обернулся, с хищной улыбкой, словно они начали игру в хищника-волка и трусишку-овцу. — А ты, я посмотрю, не согласна с решением о моей женитьбе? Ох, я польщён, — он шутливо оскалился, всё ещё вполоборота стоя к ней, так что лучи солнца едва лишь касались, создавая рефлекс и придавая его лицу необычный тёмный оттенок. — Не волнуйся, у аристократов всегда есть место для служанки-любовницы, что будет удовлетворять своего возлюбленного в тайне от лишних глаз. — Что Вы, господин Микк, — она взглядом уже проедала в нём дыру, намекая, что тот явно перегнул со своими выпадами в её сторону. — Я всего лишь намекала, что перед таким событием стоило бы хотя бы всунуть во фрак это украшение, что так хорошо сочетается с платьем вашей достопочтенной жены. Она подкинула искусственный белый бутон розы, усыпанный снизу разного рода драгоценными камнями и тот, пролетев мимо мужчины, устремился к земле за балконом. Тики сначала удивлённо поморгал, видя, в каком игривом настроении перед ним предстала вечно просто неутолимо покорная служанка, а позже, осознав ситуацию, начал медленно звереть. Помощница, очень вовремя поняв, что палку она перегнула, попятилась назад и тут же кинулась на утёк, скрываясь за тяжёлой шторой, подвешенной у вдоха в балкон. — Мелисса! — рыкнул мужчина так громко, чтобы до девушки его гнев точно дошёл, и кинулся вдогонку. Где-то внизу всё так же продолжал стоять ничем не удивлённый Джасдеро, всё это время пытавшийся привести беседку в исходное состояние. Благо, Тики никогда не пытался скрыть свои эмоции от него или от кого-либо ещё в семье, так что их с служанкой ссора совершенно не показалась юноше чем-то новым и непонятным. Так, Тики, кажется, привык решать свои проблемы исключительно у всех на виду и при свидетелях. «Я бы точно больше поверил в его женитьбу на служанке, чёрт бы его побрал, этого нахального кота», — подумал про себя юноша, бросая попытки привести разваленный им предмет в божеский вид. Плюнув на это, он с силой приложился об него ещё раз ногой и поспешил удалиться. Ведь через час у Тики свадьба. Девушка, теперь уже одетая по всем правилам приличия в платье, однако совершенно не пёстрое и не выделяющееся, сейчас тихо шипела от боли в боку, от затянутого на месте ушиба корсета. Недавняя беготня и её выходка обошлись ей не шуточным пинком под зад в комнату и самолично подбитым её «начальником» боком. Тот силу не рассчитывал и часто лупил по чём зря её за малейшую провинность. — Не завидую я его детям, — хмыкнула девушка, надевая вторую серёжку и болезненно жмурясь. Только недавно ей представилась возможность проколоть уши, так что сейчас они отзывались всё ещё болезненными ощущениями даже на драгоценные металлы. Она ещё раз оглянула своё отражение в зеркале и улыбнулась, однако улыбка была бессовестно заметно неискренней даже для неё самой. Кажется, этот навык она не сможет освоить, даже пройдя личный длительный курс у всех известных ей смельчаков-улыбак, которым совершенно не до смеха. Даже от того же Тики, что часто одаривал всех, кого ни попадя своими улыбочками, полными интереса и даже игривости. Особенно хорошо Мелисса приметила, как это действует на девушек, что тут же таяли почти что в его объятиях и готовы были тотчас же отдаться ему. Однако, на неё эта улыбка вовсе никогда не действовала. Да и в принципе он никогда не обращал подобного рода выражение на неё, как будто из всего женского общества она была самой недостойной его внимания. Отчасти, Мелисса украдкой понимала, что это всё связано с событиями, произошедшими, казалось тысячелетия назад, а не каких-то три месяца: грустные воспоминания кровавых битв и отчаянных приключений мигом навели на неё тоску. Плавно забывая о том, что она вероятно куда-то торопилась, она откинулась на свою кровать, грустно рассматривая расписной потолок. «Около двух месяцев уже прошло, значит…» Единожды засыпая, Мелисса тогда уже была привычна к тому, что её сон был слишком беспечно крепким и она часто рисковала проснуться даже на другом континенте. За это она себя множество раз корила, ведь, ей так и не поведали всех прелестей бытия, начиная с той злосчастной ночи. Именно тогда же им и пришлось оказаться здесь, а девушке, притвориться кем угодно и в срочном порядке добиться близости и опеки от Тики. Тот же только поддерживал такое рвение и так они вместе пришли к единому выбору ролей: аристократ и ближняя служанка. Выбор был очевиден, ведь именно приближённые аристократов могли беспрекословно следовать за ними хоть в ад, по одному велению. Однако это обязало её к выполнению массы разных дел, в которых она словно потерялась и забылась, совершенно ни о чём не вспоминая, а по окончании дня моментально засыпая. Семья, в принципе, служанки против не была и ничего подозрительного в этом, на удивление, не увидела. Вайзли о её знакомом личике, под угрожающий взгляд Тики, благоразумно промолчал и больше и вовсе не лез в их отношения. Её приняли также достаточно радушно и в «живом», так скажем, коллективе, кой был достаточно мал — большинство местных уборщиц и личных прихвостней были акумами. Однако все понимали, что особенно важную работу доверять машинам для убийства было весьма опрометчиво, так что немногочисленный состав счетоводов, горничных и служанок был весьма в почёте и никак не страдал от вспыльчивой и, порой, совершенно бесчеловечной аристократической четы. Покой Мелиссы, которая уже во всю вкусила местной жизни, готовая уже была до своей смерти тупо выполнять свои обязанности, лишь бы никто больше не тревожил её и никуда не забирал, нарушил случай. Весьма занятный, ведь до этого Тики Микку редко предлагали женитьбу, да и тем более такую, чтобы тот согласился без всяких возражений. Видел бы кто-то тогда поражённое лицо Шерила Камелота. Тогда Мелисса потерялась во времени, видя, как её единственный, если так можно было назвать, — друг, отдаляется от неё в предсвадебной возне, и затаила обиду в сердце. С тех пор её часто окунали мысли обратно в прошлое, в их с ним однозначно невесёлые, но приключения — вдвоём. Даже несмотря на то, что и тех было немного, тогда он вёл себя совершенно не так, как привык вести себя здесь: гордый, важный, не знающий тормозов, игривый аристократ, не скупящийся на заинтригованный жадный взгляд ни для одной девушки. А помощнице его всё казалось, что он был абсолютно другим, но ни разу застать эту былую ясность у неё не выходило. Только в словесных перепалках, и то, достаточно редких, он походил еле на себя прежнего. Новоиспеченная служанка нахмурила брови и, скривив лицо, неожиданно чихнула. Каким было её удивление услышать в пустой комнате непонятное пожёванное подобие на «будь здорова». Она тут же подпрыгнула на кровати и мигом завертелась на месте, приметив, — в окне, будь он не ладен — виновника своих грустных мыслей. Она уж было думала, что он пришел её добить за недавнее своеволие, но нет, тот всё так же продолжал сидеть на подоконнике у распахнутого окна, в полуметре от неё. Казалось, вот он, из её воспоминаний: задумчивый и немного меланхоличный, словно видение, а не реальный. Она необдуманно потянулась к нему рукой и тот, приметив это, резко перехватил её ладонь своей, тут же забирая в объятия. Мелисса в шоке, стоя на полусогнутых коленках, могла только затаить дыхание и ждать, пока эта немногочисленная радость внимания к ней закончится. Не то чтобы она с трепетом в сердце ждала от него конкретно таких проявлений тепла и заботы, но его приход однозначно вернул ей ощущение твёрдой почвы под ногами. Она слегка отпрянула и заглянула в его глаза, что сейчас были человеческими, тёмно-карими, как и волосы — словно ночь. К сожалению, взгляд его был обращён совершенно в противоположную от этого места сторону. Девушка раздосадовано выпуталась окончательно из объятий молодого человека и стала рядом с ним, уперев руки в бока, словно снова собиралась его пожурить. Он обернулся и внимательно прошёлся по ней взглядом, после грустно рассмеявшись, потрепал её по голове, словно нерадивую дочь. Да, их отношения скорее были похожи на отношения отца и дочери, что очень задевало самолюбие девушки. Её детские повадки отнюдь не давали права воспринимать её не равной по умственной зрелости Тики. Однако тот всё продолжал игнорировать нелестные упрёки на этот счёт, как будто бы каждый раз, когда грань между ними пыталась рухнуть и пустить кучу откровений, он снова резво собирал её по кусочкам, отдаляя Мелиссу от себя. — Не грусти, малыш, — несвойственно для себя, он снова грустно улыбнулся. — Я свои обещания держу, ты знаешь. Он вероятно думал, что её голова забита этим, но девушка на эти слова лишь хмыкнула и жестом указала тому на выход из комнаты через дверь. Сама же она, не дождавшись поспешной реакции, устало выдохнула и последовала на выход одна. Тики остался со своими мыслями наедине. С того самого времени он поубавил пыл своих чувств, отчего-то для себя решив, что то, что он узнал от историка, на краях своего подсознания можно сбросить в мусорную яму ненужного и также — сжечь. Он видел в глазах своей помощницы мелькающий время от времени голубой огонёк грусти, но ничего не мог поделать. Ведь не согласись он сейчас на брак, да и вообще не согласись он хоть с чем-нибудь в этом поместье и не ведя себя как прилежный Ной, он рисковал быть лишённым элементарных вещей, а то и вовсе выгнанным обратно на улицы города, причём своей собственной гордостью. Не похоже бы было на него просто отказаться от всех прелестей аристократии, но по непонятным правам остаться жить в поместье и ещё претендовать на какие-то лести. По правде говоря, его вообще не заботила ни его будущая жена, ни свадьба, которая должна была состояться с минуты на минуту. Находясь здесь, он постоянно чувствовал себя словно на иголках, уже полностью надев маску себя самого, на удивление, прочно впившуюся в его физиономию. Взгляд его глаз скучающе прошёлся по комнате. Он спрыгнул с подоконника, не торопясь идя в направлении своей будущей ещё одной образовавшейся неприятной проблемы. — Мелисса, — сзади девушку окликнул едва слышный девичий голос, отчего она встрепенулась и обернулась к источнику звука, — иди сюда, тут место свободное. Девушка подобрала подолы своего, всё-таки красивого, как для служанки, наряда и двинулась к месту, где держала руку её знакомая женщина — София. Она нервно ойкала и извинялась перед многочисленными членами благородных семей, которых посмела случайно задеть, которые в ответ одаривали её только раздражённым взглядом. Когда она наконец-то уселась на то самое место, то с досадой заметила зацепку на красивых чулках и поспешила опустить подол платья, чтобы скрыть оплошность. Это заметила и её подруга, только улыбнувшись девушке, как бы говоря, что это всё пустяки. Она накрыла заботливо её руку своей, как будто исполняя роль матери, что привела свою дочь на такое запоминающееся действо, как свадьба аристократов. Мелисса этот жест восприняла позитивно и руку не убрала, продолжая с неким недоверием рассматривать зал перед ней, что оказался невероятно красиво убран и украшен всего за одну ночь. Человеческие руки точно бы не справились, даже большим составом. Неожиданно она словила на себе взгляд Шерила, что почему-то стоял совершенно недалеко. Он как-то даже виновато улыбнулся, но девушка тут же почувствовала резко накатившую на неё тревогу, отчего тут же отвернулась и теперь смиренно буравила взглядом свадебную арку и священника, что согласился заключить брак между двумя, очевидно, влюбленными. Даже когда послышался шум открываемой двери, она не посмела обернуться на молодых, что под тихий шёпот вокруг медленно двинусь, вопреки традициям, вместе к венцу. Тики в обычной жизни не хватало львиной доли того аристократического величия, что веяло от него в этом зале. Он отменно играл свою роль, чтобы никто и никогда не посмел обвинить его в происхождении из низших. По правде говоря, вся семья Камелот не имела ничего общего с настоящими аристократами, а лишь вела себя манерно, под стать им. Эта сторона медали никогда не выходила в общество и благодарить здесь стоит действительно излишне волновавшегося за репутацию семьи Шерила Камелота. Он всегда норовил приучить каждого вести себя на людях подобающе, ведь авторитет семьи был очень важен, особенно для их непростой настоящей жизни. Мелисса заметила за собой за всё это время, что вовсе не боялась и тем более не держала зла на Ноев, узнав, что это бремя — само собой неизбежное и изменить они что-то не в праве. Она видела в них самых обычных людей и никогда, даже застав самые нелицеприятные их облики, не позволяла себе хоть на секунду возненавидеть их. Хотя поводы были, и первый из них лежал также в её прошлом, отчего первый месяц нахождения в этой семье ей приходилось упорно бороться с самой собой, с навязанным и настоящим. Она вынырнула из своих мыслей неожиданно, уже завидев, как влюбленные приносят друг другу клятвы верности и замерла, оторопев от того, как самозабвенно говорил в этот момент Тики. Он будто бы действительно испытывал симпатию к девушке перед ним, что однозначно, обладала невероятной красотой: пышными формами и шикарными волосами, что даже в высших слоях общества — большая редкость. Мелисса почувствовала в районе сердца болезненный укол от того, что сейчас осознавала свою белую зависть к этой женщине. В этот же момент она почувствовала, что сильнее сжалась рука подруги, державшая её и тут же расслабилась. Улыбнулась и обернулась к ней. Напряжение как рукой смело и девушка продолжила наблюдать за всем этим представлением уже без видимого интереса, знала же, что это всё — спектакль. Она снова дрогнула только тогда, когда он надевал кольцо невесте на палец и почувствовала новый, такой же неприятный, укол в сердце. Причин волноваться словно и не было, причин расстраиваться ровно так же — ни одной. Тогда почему так ныло в груди, даже зная, что это всё просто игра на показ? Может, она просто боялась снова остаться одна, может, она боялась, что вместе с этим кольцом, уже пестрившим на пальце его избранницы, он забудет про неё. Вместе с этими мыслями пришло и осознание того, что они, вроде как, абсолютно ничего друг другу не обязаны и ничего их в общем-то и не связывает: Тики ничего ей не должен. «Что со мной такое?» Она нахмурилась и резко встала, поспешив быстро покинуть зал и, уже не обращая внимания на кучу ругательств, произнесённых гостями ей вслед. Она также не поймала удивлённый, даже ошарашенный взгляд жениха, что, заметив её побег, едва не дёрнулся вслед за ней, но вовремя спохватился и вернул себе прежде спокойный вид. Сия сцена осталась незамеченной никем и лишь на секунду, посмотрев в сторону жены, Тики заметил скривившееся в недовольстве личико, что тут же снова стало милейшим. Он понял, что всё закончилось, под бурные овации зала и радостные крики пожеланий молодым, всеми присутствующими. Он понял, что ошибся не сегодня, а когда-то тогда, несколько месяцев назад, он ошибся с решением даже ступать на порог этого злосчастного дома. До него дошло, что же всё-таки она почувствовала в этом момент, и сжал в руке заляпанную белую розу, что всё это время таскал в кармане. А ведь даже её, розу на его свадебный костюм, сшила она. «…Оставил её одну». В криках, исходящих ровно со всех сторон зала одинаково, в праздничном лязге бокалов с фуршетного стола за здоровье молодых, время, словно остановилось. Растворялись эхом звоны и крики в голове, растворялись слова, превращаясь в невнятный, абсолютно непонятный шум. Превращаясь в очередное одиночество. «Ох, дура я, какая же я дурочка!» Мелисса без остановки журила себя за такой некрасивый поступок по отношению к Тики, да и по отношению ко всей семье Камелотов. Однако, наблюдать за сим было просто невыносимо. То ли от того, какой открытый спектакль она наблюдала, то ли от того, как хорошо в этом акте были сыграны роли, ей было так дурно. Выдержать этого хотя бы ещё секунду она бы точно не смогла. Она бежала по коридорам, даже не смотря куда, лишь бы будто просто раствориться в стенах поместья и никогда больше не попадаться никому на глаза. «Когда я успела…» В глазах мелькали лишь минуты, проведённые вместе с ним, их перепалки, их странные и непонятные никому отношения. Они даже не знали друг друга, не имели почти ничего общего, не питали друг к другу особенно дружественных и доверительных чувств. С самого начала интерес, а после только вынужденное нахождение рядом. После разлука и снова: спасение, ответственность за того, кто был беззащитным — Мелиссу, снова вынужденная забота. Так мало времени породило так много в сердце. «…Влюбиться?» Она и не заметила, как забрела, уже шагом, задыхаясь от безостановочного бега, в самые тёмные и холодные коридоры поместья. Первый встретил её нелепыми картинами, странными красочными узорами на стенах и далее таким же странным полом — слишком пёстрым, как для всего остального дома. Она вовремя прогнала все свои мысли и с удивлением стала рассматривать коридор, который до этого не выдавалась возможность увидеть. Действительно необычный, мрачный, страшный, но как будто бы притягивал к себе своей таинственностью. И чем дальше она уходила в черноту этого странного места, тем более охватывал её интерес, с которым она не в силах была бороться. В этот же момент её оглушил звук очень внушительного рыка. Она только и успела, что пискнуть. Звук однозначно вывел её из собственных мыслей и подозрительного транса. Пообещав себе, что она обязательно ещё заглянет в это место, она поспешила в место эвакуации, где обычно при любых форс-мажорах собирали женщин и детей. Однако, вспомнив про сохранность Тики и мысленно дав себе подзатыльник за свой неожиданно взявшийся эгоизм, развернулась и побежала в направлении церемониального зала. Из той части здания послышался уже второй сильный толчок и девушка ускорилась. Она начала ловить в широком коридоре взглядом уже стремящихся убежать как можно дальше взволнованных женщин и дым, паривший под потолком, что означало, что она почти была на месте. Мелисса была абсолютно безоружна и знала, что поступает глупо — однако интерес и волнение в душе побеждали. Ко всему прочему, она уже и отвыкла от всех этих неожиданных перепалок, взрывов и попросту, от поиска приключений на свою задницу. «Тики бы меня хорошенько отшлёпал за такое свободолюбие». Она юркнула в ещё уцелевший проход и ужаснулась, зажав рот рукой, чтобы не пискнуть от того, сколько людей в зале пали жертвами непонятного нападения. Они всего лишь пришли на свадьбу, которая, позже в газетах, опишется как огромная трагедия и умышленное нападение на знатный дом. Однако сейчас это действо более походило на какое-то непонятное месиво из трупов и странных взрывов, что, конечно, по сравнению с первым, были значительно слабее. Дым немного разошёлся, Мелисса окинула взглядом уже привычных ей акум разных уровней, что покорно остановились за особо сосредоточенным Шерилом, который почему-то выглядел не, как обычно, заинтересованным, а скорее озадаченным и разочарованным. Она решила подползти к нему поближе и, огибая горки из трупов, упорно пробивалась рассмотреть в чём суть. Потом она, конечно, ещё долго будет вспоминать этот день и всё, что с ней произошло, потом она ещё успеет поплакать над умершими и тысячу раз в своей голове ужаснуться зрелищу из кровавого месива, что перед ней предстало, но не сейчас. Не в эту секунду, когда её больше всего интересовало здравие Тики, что, по логике, от такой пустышки откинуть копыта не мог, но волнение в своей душе Мелисса всё равно побороть по-прежнему не могла. Пускай лучше она умрёт — тогда и война закончится, пускай, конечно, и победой Тысячелетнего Графа. Ну и пусть, зато закончится. И то, что между прочим, она всё ещё являлась Сердцем, по крайней мере по версии Кросса, её тоже не волновало. Кстати о Сердце, сей особенности в девушке не чувствовали даже Нои и Акумы, даже Тысячелетний Граф, которого она множество раз видела, не замечал её совершенно. Это наводило на мысли, что возможно Этери и Кросс просто ошиблись или же специально ввели их в заблуждение, как опытные свахи — так их окрестила Мелисса, потом обдумывая эту ситуацию вновь и вновь — хоть, второе было явно маловероятным. Шерил заметил горе служанку и брезгливо глянул на неё, готовясь уже и прибить ту за то, что осмелилась тут под его ногами шастать в такой важным момент. И как только тот замахнулся, чтобы отвесить, как минимум, смачную пощечину за непослушание, в первый раз действительно разозлившись на девицу, руку тут же перехватили. Мелисса проследила взглядом за потрёпанным новоиспеченным женатым мужчиной, что очень многозначительно сжал руку Желания так, что тот поморщился. Последний вырвался и отпрянул, потирая запястье под суровый взгляд своего брата и выругался всеми лестными, снова переводя взгляд в неопределённую дымку перед ними. Тут же за спинами всех очутился Вайзли также потрепанный, но с менее раздражённым видом, всё так же обыденно сидя в позе полного буддистского умиротворения, но только в воздухе, типа левитируя, а не пользуясь своей силой Ноя. В этот же момент дымку, находящуюся перед ними, раздуло очередным странным выстрелом. Все поспешили отпрыгнуть, Тики же, замешкав немного с поднятием Мелиссы на плечо, еле успел скрыться от будто направленного именно в него выстрела. Осмотрев оставшуюся на месте очередную дыру в полу, уходящую в следующий этаж, мужчина нахмурился. Это напоминало ему последний бой трёхмесячной давности с Апокрифом и тот, огорчённый своими догадками, чуть крепче сжал Мелиссу на плече. А та молилась всем богам или даже дьяволу, лишь бы попросту не свалиться вниз, или ещё хуже, не быть осознанно выкинутой туда, ещё и с пинком под зад. Шерил неожиданным своим выпадом вперёд, разрезая ногой словно воздух пополам, наконец полностью обнажил им противника — нет, не Апокриф, чему Тики безудержно удивился и сглотнул от шока. Шерил от неожиданности даже чуть не свалился с акумы, который поспешил подхватить его после выпада, а Вайзли только насмешливо хмыкнул. — Чёт плохая идея прийти в самое логово врага, господа генералы, — кровожадно усмехнулся Тики. Мелисса тут же поспешила как-то вывернуться и за его широкой спиной приметить некоторые знакомые лица. — Решили проиграть войну ранее положенного срока? Те были серьёзны, но пока действий не предпринимали, наблюдая за врагом. Мелисса ужаснулась тому, как вроде бы защищающие простых людей экзорцисты, могли натворить такое с совершенно невинными людьми? Может, они думали, что они все акума? В своей голове она отчаянно пыталась придумать хоть единое оправдание такому поступку со стороны Чёрного Ордена, однако, додумать ей не дали и резко вырубили, лёгким ударом в шею. Тики тут же с максимально удивлённым видом прижал к себе Мелиссу как можно сильнее и отпрыгнул на несколько метров от оказавшейся неожиданно быстрой маршала Клауд. — Девку-то придётся отдать, бесёныш, — улыбнулся генерал своей самой безумной улыбкой и кинулся к тому же Тики, но его остановили акумы Шерила, дав тому возможность в очередной раз отпрыгнуть. Положение очень затрудняла теперь обмякшая в его руках девушка, с которой даже прыжки получались весьма неуклюжими. Чем-то Тики казалось генералы стали сильнее, о чём явно говорила их самоуверенность. Однако их было всего двое, но нельзя было исключать подмоги где-то недалеко от поместья. Так как из тех, кто мог сражаться, в здании Ноев было всего трое, силы немного перевешивали в их сторону. — Чем Вам так приглянулась моя любимая служанка, генерал? — начал играть Тики, чтобы хоть немного оттянуть время. — Неужто понравилась? — Ха-а, быть может и да, — протянул маршал, облизнувшись. В этот момент сзади послышался звук активации Чистой Силы генерала Клауд — Лау Симин, и соответствующий звук рыка её обезьяны, принявшей облик огромного монстра. «Ты ничего не можешь, глупышка». Мелисса поморщилась от неприятного голоса, что показался ей в опасной близости от её собственного уха. Она открыла глаза и резко обернулась в чернильную пустоту, что окружала её вокруг — полное ничего. Растерявшись, она сразу осела на колени и попыталась осмотреться. За чёрной дымкой, будто где-то далеко, она могла расслышать голоса Ноев и звуки активного сражения, но почему-то почувствовала себя находящейся в каком-то странном заточении. Как будто её отделили от мира и заперли далеко отсюда. «Постоянно мешаешься под ногами. Постоянно лезешь не в своё дело». Опять мерзкий голос, уже за спиной, она обернулась на этот звук, однако на этот раз встретила отнюдь не пустоту, а человека — сидевшего к ней в полуобороте и безучастно с ней разговаривающего. Его взгляд рассматривал всю ту же чёрную дымку, но казалось за ней он мог рассмотреть гораздо больше, чем она сама. Мелисса попыталась зажмуриться и повертеть головой, дабы прогнать наваждение. Открыв глаза, она не увидела никаких изменений и печально вздохнула. На этот вздох, как бы с вопросом во взгляде, обернулся и странный незнакомец. Она никогда раньше его не видела: молодой парень, лет двадцати отроду, но такой серьёзный будто пережил массу горя на своём пути. Он чем-то напоминал ей внешне чету Ноев, но были и кардинальные различия, что не давали спутать его с ними. Например, волосы, что были тёмно-коричневого цвета и яркие миндальные глаза, совсем не злые и не отсвечивающие янтарём. — Ты слабая. Я не понимаю, почему именно ты стала… — конец фразы она не услышала, он будто растворился, исчез или парень и вовсе так и не закончил своё предложение. Голос у него изменился, стал совсем не противным, а наоборот даже ласковым слуху. Мелисса изумилась и, всё так же не понимая, глядела на своего собеседника. — Девчонка, ты что, всё ещё не заметила? Сзади послышался ещё один голос, теперь женский, и Мелисса дрогнула от того, каким он был величественным и холодным. Она опасливо обернулась, однако, не ожидая увидеть там не только его владелицу, ойкнула от испуга и тут же поспешила прикрыть непослушный рот руками. Там её ждала целая толпа, не один и не двое, а множество людей, которые смотрели на неё осуждающе и как будто ждали чего-то. Она окончательно осела на пол, ощутив, что даже он, материал — холодный, не ровный, будто бы скорченная корнями деревьев брусчатка переулка. Она ощутила всё, как будто вовсе не наваждение и не сон, а реальность, просто какую-то не до конца материальную. — Кто вы? — изумлённо спросила девушка. — Мы…«Сердце»
Ей не хватило воздуха, она поперхнулась им же, словно задыхаясь, повалилась, опираясь руками на пол и пытаясь откашляться. Её собственное сердце от такого просвещения ушло в пятки то ли от страха, то ли от непринятия сказанного, то ли может даже от болезненного напоминания неприятной ситуации, в которой она из-за своей нарочито не вовремя образовавшейся особенности оказалась. На глаза тут же навернулись слёзы, потому что с этими словами к ней пришло и понимание, и осознание, а физическая боль резко отошла на второй план, открывая место новой — духовной. Сердце… Она никогда не отдавала себе отчёт о том, чем оно может быть, какое оно и что вообще означает это слово. Сердце — место, где печалится и плачет душа человека, который хочет защитить свои идеалы, спасти и защитить своих друзей и людей вокруг, Сердце — место, где рождается воля к победе, где рождается решимость и уверенность в каждом действии. А сердце Чистой Силы, что же тогда? Отголоски душ, множества душ экзорцистов, которых никто не помнил, после того, как они погибали на войнах. Они возвращались к Сердцу, ожидая, превелико, что оно воспользуется их мыслями, чувствами, силами. Как отголоски мыслей и желаний, обратившиеся в личности, они также жаждали чего-то. Она чувствовала это каждой частичкой своего тела, при каждом вздохе и каждом выдохе — желание защитить весь этот хрупкий мир. — Мелисса, — на плечо легонько легла тёплая, почти горячая рука, — не переживай, моя дорогая Мелисса. Девушка подняла голову, в сердцах тут же, будто и без слов понимая, кто перед ней, кидаясь в объятия девушке рядом с ней. — Мама, — послышалось приглушённо и хрипло среди множества всхлипов девушки. Та лишь поглаживала её по темечку, а Мелисса, не веря в своё счастье, не могла отцепиться от такой молодой девушки, что была почти одного возраста с ней. Они были так похожи и одновременно различны, что совсем не походили на мать и дочь. Более волновало Мелиссу не это, а тут же четко врезавшееся в сознание тупой болью осознание скорого расставания. Она покрепче сжала в своих пылких объятьях любимую мать, что так долго представляла в своей голове. Позже, слегка отстранившись, рассмотрела её лицо: похожая на неё, со светло-карими большими глазами и маленьким носиком, со щёчками, прямо так же, как и у нее — отчего-то она даже удивилась их поразительной схожести. Девушка отпрянула от дочери, ведь для неё не проходило столько времени от их расставания, как для Мелиссы — целая жизнь. Она улыбнулась и потом чуть более серьёзно посмотрела на неё: — Хоть ты и не экзорцист, — начала она с лицом полным решимости, как будто только вчера она рвалась в бой и совершала неистовые подвиги, — но ты всё равно должна понимать, какая ответственность легла на твои плечи, дорогая. — Да, но… — Не сомневайся. Сомнение порождает тревогу, а тревога, в свою очередь, образует страх, — она ободряюще похлопала её по плечу. — Ты здесь решаешь, что должно выбрать Сердце. Твой выбор, только твой, и ничей. Если ты думаешь, что тебя здесь кто-то заставляет идти уже протоптанными нами всеми путём, то ты ошибаешься. Заметив в глазах девушки сомнение и даже испуг, спрятавшийся далеко в светло-карих омутах, она призадумалась. Не манерно, даже по-мужски, поглаживая подбородок и сидя в позе лотоса, не смотря на юбку на её ногах. Такая… Непосредственная и странная, в отличии от Мелиссы. Та с удивлением смотрела на её жесты и действия. Чуть не упала в обморок, когда та начала грызть ноготок указательного пальца, находясь в раздумьях. Совсем не такой она её представляла, что уж там: для неё мать всегда была идеалом манер и женственности. Наконец девушка расслабленно обернулась и посмотрела Мелиссе в глаза: — Ты же знаешь, что люди всегда защищают что-то? Мать защищает своего ребенка, ребёнок — защищает честь погибшего родителя. Друзья защищают честь, гордость и жизни друг друга, точно так же, как и в семье, никто не даст в обиду близких. В любом случае, каждый человек что-то да хочет защитить, — она положила теперь уже обе руки ей на плечи и слегка сжала, ободряюще улыбаясь своей дочурке. Та лишь грустно взглянула на неё. — И это что-то, — она ткнула ей в область сердца, — ты должна найти сама. И тогда все твои решения, какие бы они ни были, будут правильными. — Мам… — неловко отозвалась поникшая Мелисса, видимо не проникшаяся речью как это было задумано. — Что? — удивлённо. — Я люблю тебя, мам, — отозвалась девушка, сдерживая накативший поток слёз. Материнский инстинкт взял вверх над чувствами девушки. Она обняла свою дочурку, сильно прижимая к себе и жмурясь, как будто бы она делала это в последний раз и изо всех сил. Мелисса в ответ схватилась за неё, как за последнее спасение в этом мире, пытаясь не разрыдаться. Чушь, слабая она, самая слабая на свете. Она корила себя за эту маленькую оплошность в своём характере и всегда, когда ей нужны были эти самые силы, она не находила их в себе. Может, она утрировала, а может, так и было. — И я люблю тебя, Мелисса, моя дорогая девочка, — на ушко ей ответила мать. Тогда же слёзы резко поутихли и почему-то до Мелиссы дошёл смысл слов, сказанных о том, что и кто хочет защитить. Тогда же в её сердце стремительным потоком заиграла нужная решимость, которая, видно, ждала того самого момента, когда кто-то отпустит спусковой крючок и всё, собранное за всю её не долгую жизнь, вылезет наружу, диким потоком снося всё на своём пути, словно торнадо. Она решительно открыла глаза и посмотрела взглядом полным уверенности прямо на мать. Та на это улыбнулась самой ободряющей на свете улыбкой и подняла большой палец вверх, как бы показывая, что всё прошло просто супер. — А теперь марш обратно в реальность! — крикнула она ей на ухо. Девушка неожиданно для себя поняла, что всё вокруг неё исчезает, а чёрная дымка расползается, вместе с образами всех находящихся здесь людей. «Здесь, значит…» Она приложила руку и прикрыла глаза, будто ощущая, как кто-то действительно ободряюще положил руку сзади на плечо. Она прислушалась к своим ощущениям, что наполняли её чем-то доселе совершенно непонятным ей. Она ни разу не сталкивалась с энергией божественного кристалла так близко, ни разу не имела возможности почувствовать и дотронуться, но теперь… — Ч-чистая Сила… — в ужасе застыла маршал Клауд, чей удар был остановлен странным барьером, окружавшим Удовольствие и его служанку, — защитила Ноя? Мелисса, очухавшись, видимо, от удара о стену, о которую недавно Лау Симин приложила их вместе с Тики, подняла глаза, полные отчаянной решимости бороться до конца, на генерала. Та, увидев в них будто что-то страшное, отпрянула назад, споткнулась и упала на спину, продолжая судорожно отползать назад. Все до этого находившиеся в схватке оторопели и уставились в место, где происходила такая интригующая ситуация. — Не смей, — прошипела Мелисса, пытаясь подняться на ноги, но от полученных недавно травм в бессознательном состоянии, не могла, и только приподнималась на локтях. В глазах её было столько злобы направленной к экзорцистке. Последняя попыталась вернуть душевное спокойствие и встать, всё ещё продолжая как-то очень озабоченно и с опаской смотреть на девушку. Та снова попыталась подняться, но в итоге приподнялась только на колени, поддерживая тело руками о камни, дабы бессильно не рухнуть вперёд. Как только она увидела небольшое движение генерала в их сторону, она снова резко подняла голову и словно прорычала, через боль: — Не смей трогать Тики, я сказала.