Аромат мелиссы

Утро этого дня Мелисса провела на кухне, иногда забегая в комнату к отцу, чьё состояние, по видимому, сильно ухудшилось. На улице было туманно и дождливо, и, решив не подвергать своё здоровье опасности, девушка осталась дома и готовила обед из всего, что было в запасах. Тонкие пальцы умело резали картошку, лук, успевали перемешивать бульон и при этом оставляли после себя идеальный порядок. Она прекрасно готовит, это видно по её отточенным движениям.       От только что приготовленного, наваристого супа исходил приятный запах, юшка была почти прозрачная с желтоватым оттенком. Своё творение девушка бережно налила в тарелку, аккуратно, чтобы не разлить, и поставила на поднос. Там же, в тарелке поменьше, теснились только что поджаренные тосты и свежий лист салата. Ничего нового, всё так же, как и каждый день.       Отворив двери одной из комнат на втором этаже, она тихо прошла внутрь, чтобы не потревожить отца. Сегодня она не будет весёлой и заводной, сегодня она тихо будет заботиться о нём и постарается не проронить лишнего слова. Небольшой таз с водой дожидался Мелиссу, она привычным движением намочила тряпку и положила на лоб отцу. Тот не отреагировал, только тяжко выдохнул. Она присела на край кровати и просто смотрела на него, она старалась запомнить его таким, с ещё горячими руками, стабильно подымающейся грудью и с бьющимся сердцем. Она старалась запомнить живого, такого родного. Ведь если его не будет, она останется одна. Пусть даже память будет жить, ей придётся справляться самой. Не будет его ободряющих слов, никто не будет ждать её дома, никто не скажет, какая она молодец. Только молчаливые стены, повидавшие многое, останутся с ней.       Мелисса хотела растормошить мужчину, рука уже потянулась к плечу, но резко дрогнула. Девушка не захотела прерывать его сон. Если он попросит, она его накормит, но это будет позже. Сейчас он должен набраться сил, ещё хотя бы на один день жизни. Жизни здесь, в молчаливых стенах, но с ней. Со своей дочуркой — Мелиссой.       Она бросила на него обеспокоенный взгляд и решила оставить всё как есть. Тихими шагами она двинулась к двери и отворила её. Та тихо скрипнула, открывая путь. Девушка последний раз обернулась на кровать, и сердце дрогнуло. Она знала, что он дышит, но сердце — не простая штука, оно не всегда верит глазам. И в душе, в которой и до этого селился страх, стало противно и гадко, тихо и неприятно. Что-то рухнуло внутри неё, потухло, словно догоревшая свеча. Мелисса медленно закрыла двери. Повернув ручку, она заметила слёзы на глазах и коснулась щеки. Давно уже не плакала.       Тики шёл привычной ему дорогой к порту. На улице холодало, но его ничуть не смущало это. Волосы завились ещё больше из-за резко накатившей сырости. Зажатая между пальцев сигарета внезапно свалилась на землю и погасла. Ной даже не обратил внимания на такую оплошность, он шёл дальше, всё больше хмурясь и задумавшись. «Мы можем потерять тебя, Тики».       Слова отбрасывались тихим эхом в голове, мысли не шли привычным руслом. Всё запуталось в большое безобразие, он хотел разобрать всё по полочкам, но нечего не выходило. Мысли путались всё сильнее, он накручивал себя. Сейчас, как никогда, раздражённый и подавленный, готов сорваться на любого, убить, и глазом не моргнув.       Виски отозвались резкой болью, мужчина нахмурился сильнее. Вся ситуация, всё выводило из себя. Ноевское начало брало верх, человеческий мир словно исчез, оставив его собственный мир убийств и смешанных чувств. Удовольствия.       Дождь начал моросить, первая капля упала Тики на лицо, отрезвляя. Он и не заметил, как уже дошёл к морю. На него срывался ветер, суровый, не щадящий, холодный. Он потянулся рукой к губам, но осознал, что сигареты давно уже нет. Он равнодушно глядел в синеву воды, где отражался Ной. Ещё один тяжкий вздох вырвался из груди наружу. Он снова закурил, дымок медленно поднимался вверх и исчезал. Он думал, что же ему делать.       Вот уже сорвался ливень. Холодные, тяжёлые капли неприятно падали на кожу, но он всё ещё стоял. Для него это сейчас было лучшее решение. Отключиться от реальности, остаться здесь, наблюдать за шумным морем, что с каждой секундой всё сильнее гневалось и бушевало, забыть все проблемы и обязанности, забыть о Ноях и экзорцистах. Забыть.       Тем временем новая знакомая Тики делала себе чай с мелиссой. Она любила этот напиток, может, это было связанно с её именем, а может, просто нравился приятный аромат, горьковатый привкус. Она не клала сахар, она боялась испортить вкус, что был так таинственен и загадочен. Она любила пить его у камина, думая о жизни, размышляя о последних событиях. Светловолосая садилась у него, смотрела на потрескивающий огонь, до которого всего ничего дотронуться. На него можно глядеть вечно, размышляя обо всём важном. Стены выслушают её, угольки догорят, как бы соглашаясь с её выводами, не желая больше гореть, протестовать. Она уснёт прямо у камина, на маленьком диванчике, укутавшись в пушистый плед, и ей будет сниться всё самое хорошее.       Сейчас вода в чашке темнела, чай заваривался, и в нос так и просился приятный аромат. Она стояла у окна на втором этаже и смотрела на ливень, на капли, что со всей силы били по окну. Небо плачет, а она — нет, она останется сильной. Мелисса всегда была девушкой странной, загадочной, с подозрительным переизбытком эмоций. Она могла быстро сменить тему, поменяться в лице, настроении, была очень стеснительная и ранимая. Не жалела себя для близких людей, да и знакомым пыталась помогать, когда могла. Весь город знал её, как души не чаявшую во всем девочку. С самого детства открытая, вежливая, добрая. Вся в отца.       Взгляд зацепился за фигуру на причале. Высокий мужчина казался очень знакомым и будто по воле божьей он обернулся к дому. Тёмные глаза рассматривали что-то позади себя, невидное взгляду девичьему. Кудрявые волосы вымокли, прилипли к лицу. Он выглядел каким-то подавленным, а глаза смотрели отрешённо, задумчиво. Будто внутри него бушевал ураган, и он отлучился в себя, успокоить его.       Сердце пропустило удар, уши заложило, словно её оглушили. Мелисса, словно не в себе, начала собираться во двор, быстро накинула плащ и какие-то запачканные туфли. Она отворила дверь и кинулась бегом по улице. Шёл дождь, людей нигде не было, словно вымерли. Такое не первый день уже было в городе, это пугало, но сейчас было не до этого. Несмотря на лужи, что попадались под ногами, несмотря на огромные холодные капли, что неприятно касались кожи, она быстро шагала к причалу. Она даже не знала, что ею руководит, желание помочь или невиданное чувство доселе, что заставляло сердце предательски сжиматься только от вида Микка. Замёрзшие руки сжались в кулаки, она ускорилась и вскоре за одним из домов увидела фигуру. Он смотрел в воду, пытался разглядеть что-то.       Почему она так тянется к нему, ведь боится? Она не могла дать ответ на вопрос, просто с самого начала что-то пошло не так, что-то заставляло заикаться, ошибаться, десять раз извиняться, ещё столько же благодарить, даже просто за невинную помощь. Она не знала и не хотела знать. Она не хотела знать, показалось ли ей тем вечером, что он не человек. Она не хотела знать, почему он обратил на неё внимание. Она просто хотела ему помочь, отплатить за чувства, что зажгли его сердце.       Она замедлилась, когда была совсем рядом. Шум волн, еле слышный стук каблучков и тишь голосов. Она решила нарушить идиллию:       — Мистер Микк, Вы, наверное, очень промокли, — она хохотнула от своих же мыслей. Видно же, говорит чушь всякую, как дитя малое. Наверное, он так и воспринимал её всё время. Беспомощная девочка, что не может даже донести сумки.       Тики обернулся к ней, словно очнувшийся от долгого транса. Взгляд снова наполнился чувствами, рука дрогнула, снова упустив сигарету. Он смотрел как-то растерянно, глупо, чувствуя себя неловко. Он считал, что минуту назад готов был разорвать любого. А что сейчас? Сейчас он даже думать не мог, не мог и слова проронить, не то что обидеть.       — То же могу сказать о вас, мисс Оуэн, — нашёлся мужчина, легко улыбнувшись в привычной манере.       Они смотрели друг на друга, время словно остановилось, часы не шли своим ходом, стрелки затаили дыхание, не желая двигаться. Море бушевало, разрывалось от зла и ярости, волны разбивались о причал, брызгая солёной водой во все стороны. Они бы и дальше стояли, если бы одна внушительная волна не ударилась об берег, разбившись на тысячи капель и струй, что сразу же окатили Микка, словно кипятком. Последовал тихий смешок, но Тики расслышал. Веснушчатое личико расплылось в миловидной улыбке.       — Тогда пойдёмте, я вас высушу и обогрею, — блондинка расплылась в ещё более радостной улыбке, зная, что у её знакомого нет выбора. — И не вздумайте отказываться, заболеете же.       Она пригрозила тонким пальчиком, словно маленькому ребёнку, и, развернувшись, последовала к дому. Тики только сообразить успел, что к чему, как догнал девушку. Он смотрел на неё сверху, девочка низенькая, словно школьница какая-то. Пряди блондинистых волос, что не уместились под капюшоном, промокли так сильно, что воду только выжимай. Да и одежда была не в очень хорошем виде, будто в море поплавала. О Тики можно сказать тоже самое, прямо неловко как-то.       — Почему вы…       — Мне кажется, или если мы начнём говорить в менее официальном варианте, мы облегчим себе жизнь? — он перебил её на полуслове.       — Э… Ну… Хорошо. Так что ты делал в порту в такой хмурый денёк? — она подняла заинтересованный взгляд карих глаз, повернув к нему голову. От неофициального обращения невольно язык запутывался. Непривычно, странно, не понятно для неё, ведь они так мало знакомы.       — Как бы это странно не звучало, вышел прогуляться.       — Ну, да, конечно, прогуляться. А град и шторм вас, — девушка на мгновение замялась, — тебя не смутил?       Она укоризненно посмотрела на него, как заботливая мать смотрит на недотёпу-сына, который пошёл гулять без шапки в мороз. У Тики появилось непонятное, доселе забытое чувство. Он почувствовал заботу, ту, которую мать даёт своим детям, которую жена дает мужу, которую бабушка даёт внуку со связанным тёплым свитером. На душе стало тепло и хорошо, он расплылся в удовлетворённой улыбке и, расслабившись, чуть прикрыл глаза.       И снова улица погрязла в липкой тишине, молчание совсем не казалось неловким. Будто так и должно быть. Молчание сейчас было тем, чего оба меньше всего хотели слышать, но ничего не могли поделать. Так каждого изнутри разъедала его проблема, совсем не решаемая, что грузом упала на плечи. Тики всегда страдал, подавляя в себе, то Ноевское, то человеческое начало, отмахиваясь тем, что ему это нравится. Нравится страдать из-за того, что не можешь понять, к кому принадлежишь. Он пытался быть человеком на улицах, при этом убивая таких же людей, когда кожа сереет, а глаза меняют цвет радужки на янтарь. А что она? Она не имела глубоко душевных проблем, она не искала выхода в суициде и не забивала голову глупостями. Она простая, такая же, как многие. Больной отец, конечно, очень сильно подкосил её, но, благо, когда она была в раннем возрасте, всё было чудесно. Только сейчас, когда она носит ему тёплый чай, только приготовленный суп, она вспоминает хорошие, солнечные деньки, когда гуляла за руку с любимым папой. Единственная её проблема — боязнь одиночества.       Их не объединяло абсолютно ничего, но судьба-матушка повелела так, совершила эту встречу. Микк пытался принять это, как напутствие. Может, он сможет вернуть себя — старого себя, если станет ближе к людям? Или же навсегда уйдёт к Ноям, что стали дороги абсолютно так же. Два мира, чёрный и белый, сливались в серую пустоту, которая окутывала со всех сторон. Но светлый лучик пробился в тугую серую оболочку, словно давал надежду. Надежду Ною, которого уже не спасти.       Послышался скрип двери, Тики вынырнул из своего подсознания, понимая, что дорога окончена. Он придержал дверь, Мелисса вошла, он зашёл за ней. Из комнаты повеяло доселе незнакомым ароматом какой-то пахучей травы и свежего хлеба, телу стало тепло, как только оно оказалось в доме. Камин уже потух, только изредка можно увидеть лёгкое потрескивание ещё горячих угольков. Деревянные стены встречали с уютом, казалось, будто вернулся домой. Правда, не совсем к себе, но это тоже того стоило.       — Проходи, нечего на пороге стоять, — голос Мелиссы нарушил тишину, звуки стали более явными, дом ожил. И слышно стук капель по стеклу, и слышно ветер за окном, и слышно, как потрескивают угольки, и её мелодичный голос.       Тики прошёл, всё так же боясь проронить и слово. Будто сейчас всё развалится обратно на кусочки, и он не сможет чувствовать таких странных эмоций. Давно забытые чувства. Тепло. «Как же я мог забыть это… Так же, как и тогда…»       Тики окунулся в воспоминания, что бурно нахлынули на доселе пустую голову. Сейчас он видел старые картинки, что пролетали мимо с очень быстрой скоростью. Маленький мальчик, Изу, держит в руках монетку и так забавно улыбается, благодаря за полученный презент. И глаза светятся, будто получили самое важное в жизни. И радость переполняет юную голову, столько хочется ещё сделать. А Тики стоит, улыбается. Недельная щетина нелепо смотрится на молодом лице, очки поблёскивают от солнечного света. Он искренне рад за юнца. Он помнил.       Мужчина тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он хотел вернуться в старый дом, но знал, что ему там больше не место. Страх. Липкий и пожирающий страх за дорогих ему людей. Это чёртово раздвоение личности, что въелось в самые корни подсознания, отказываясь дать возможность нормально мыслить. Это можно назвать безумием. Он потерялся в себе в серой оболочке, в тесном мире.       — Мистер Микк, держите, — Тики резко опомнился, недоумённо смотря на протягивающую нечто девушку. — Это одежда моего отца, правда, она будет немного великовата для вас.       — Мы договаривались на «ты», — после недолгой паузы напомнил мужчина, приняв предметы гардероба.       — Ой, простите, — замялась девушка, но тут же опомнилась. — Прости!       Румянец немного покрыл щёчки, девушка смущалась своей рассеянности и неуклюжести. Микк издал коротенький смешок умиления, чего сам от себя совсем не ожидал. Мелл отвернулась, пытаясь успокоить себя и не в такт ситуации бьющееся сердце. Волнение. «Ну же, Мелисса, соберись. Почему ты ведёшь себя как пятнадцатилетняя девчонка?!»       — Э, а где я могу переодеться? — задумчиво протянул Тики вопрос, адресованный то ли пустоте вокруг, то ли мешкавшейся и смущающейся Мелиссе, что сейчас где-то в другом конце комнаты пыталась успокоить свои чувства.       — В любой свободной комнате на первом этаже, — раздался голос откуда-то из-за угла.       А Тики и не заметил, как проворная меленькая фигурка пропала из его поля зрения. Она уже колдовала что-то на кухонном столе, что скрывался за небольшой стеной. Умелые пальчики, как всегда, справлялись со всем на «ура», готовя шикарные блюда, чуть ли не из ничего.       Быстро сменив свой гардероб в ванной комнате, мужчина заглянул на кухню, из которой уже сильнее повеяло ароматом трав. Ему нравился запах — такой простой и напоминающий мяту, но в то же время — такой особенный и неповторимый. Запах, что теперь всегда будет напоминать об этом месте и милой, гостеприимной девушке — Мелиссе.       — А куда девать-то мокрые вещи?       Микк казался себе наглым сейчас. Почему-то он очень боялся оступиться и сказать что-то не то, аккуратно подбирал слова для будущей фразы, попутно их обдумывая. Он забыл уже, как старался угодить кому-то. Удивительно, сколько забытых чувств пробуждает одна лишь особа и простой домашний приём.       — Давай я положу куда надо, — мужчина снова пропустил, когда она успела оказаться рядом с ним и выхватить мокрые тряпки.       После этого следовал ужин, на котором присутствовали уже два отогревшихся путешественника, неудачно выбравших день для прогулок. Уха с приятнейшим ароматом, что сводил с ума каждого любителя морских продуктов. Тут блюдо пользовалось большой популярностью, а рыбы в городе чуть ли не на каждом прилавке. Мужчина отхлебнул немного и расплылся в удовлетворённой улыбке.       — Ты очень вкусно готовишь, — сделал он комплимент, правда, не придерживаясь каких либо правил этикета, с набитым хлебом ртом. Но ничего, Мелиссе даже нравилась это диковинная простота. Как и Тики, что привык к общению с людьми только на светских балах, а в потерянном прошлом он просто уже и позабыл что это «простота».       — Спасибо, я старалась, — мягко ответила Мелл.       Дальше они молчали, но тишина была приятной, не режущей слух. Слишком много шума вокруг, чтобы назвать эту тишину как-то по-особенному. Она не была тихой, нет, это та самая тишина, которая бывает громкой. Стук капель о стекло, сопровождающий все дела в этом доме уже третий день; потрескивание камина, который Тики, по просьбе Мелиссы, предусмотрительно растопил; звук еле слышного ветра за окном; звук, который издают все предметы, смешавшийся в одно целое — тишину.       Так и провели они вечер, пару раз Мелисса отлучалась наверх, проверяя самочувствие отца. Она не говорила Тики, что же там, на заветном втором этаже. Но он знал, что раз она не говорит, значит для него это не важно. Камин всё так же потрескивал, а тишина была всё такой же громкой. Они нарушали своё умиротворённое молчание короткими фразами, которые иногда затягивались в небольшой диалог, а после опять в уши въедалось молчание.       Когда дождь утих, Тики ушёл, пообещав вернуться следующим утром за своими вещами. Этой ночью его не будут мучить дурные мысли, ведь он провёл этот вечер с маленьким лучиком надежды, в океане серой пустоты. Этой же ночью Мелисса опять уснёт у камина, видя сладкие сны, с мыслями, что всё будет хорошо. В любом случае.       Ведь, правда, они друг для друга — маленькие лучики надежды в серой безграничной пустоте.