Цветы Железа

Инквизитор долго просил Коула снять сапоги и одежду перед постелью, но теперь он понял, что лучше б молчал и терпел. Под заплатками и кирзачами обнаружилось страшно бледное тело с незалеченными порезами, незатянувшимися царапинами и пятнами ожогов; ногти на ногах человекодух, по-видимому, стричь не научился, и потому выглядел, как побитая балерина. Инквизитор пробормотал “Мда-а-а” и решительно позвал слуг. Когда они закончили мытьё и целительство, пришла полночь. Отставив в сторону таз с грязной водой и убитую мочалку, Тревельян вручил обвязанному Коулу одну из своих рубах и улёгся спать. Взлохмаченный призрак пристроился рядом, лёжа на спине, как мертвый. Инквизитор обнял подушку и мечтательно посмотрел на соседа. Через некоторое время он сказал: — О, надо же! Это ведь вылитый Мореплаватель у тебя на плече. Посмотри. Коул изогнулся, разглядывая себя. — Братья-горы, сёстры-крылья, дети-камни? Мне не жалко. Но он мог бы сказать, что он здесь. Клопы всегда говорят, громко... Мак прыснул. Да, клопов на нем было немало (пришлось отдать ту кровать на разбор; теперь они спали на запасном соломенном матрасе). И клещей. И даже — уму непостижимо! — мертвая оса на лопатке. — Это созвездие… Смешные у тебя родинки. Вот эта похожа на Меч, только Альраи не хватает… и еще одной звезды, не знаю её имя. Ну-ка повернись спиной. Коул послушно подвинулся и попросил: — Расскажи мне про Мореплавателя. Инквизитор придирчиво обследовал спину Коула, пощупал позвонки и, не найдя больше звёзд, ответил: — Мореплаватель… Не знаю. Мне в детстве сказки не рассказывали, так что… Коул вздохнул так тяжко и невинно, что Трев мигом начал импровизировать: — Давным-давно жил моряк, которому наскучили цепи. Жил он в небесном городе бездружно, и никто ему был не люб. Задумался моряк: “Что мне делать?”. Посмотрел он вниз — надоела вода, посмотрел вперёд — в горы не хотелось; тогда он поднял голову, увидел солнце и решил его поймать. — Недобро домовать в деревне, и жить жутко, — мяукнул Коул, уткнувшись в длинный рукав. — Да, ему всё надоело. И сел он в простой корабль, взял удочку и погрёб на запад. Долго, долго плыл моряк; порой он почти умирал от жажды, но лил дождь; а иногда у него болел живот, но ловилась рыба. Одежда на мореплавателе износилась, шляпа сгорела, а сапоги рассыпались. Никак не получалось у моряка догнать солнце — он плывет, а оно бежит, и застрял моряк в вечном закате… Коул пискнул и прижался к Тревельяну. Мужчина улыбнулся и погладил его: — Не бойся, существо ты моё, он не погиб в одиночестве. Моряк догадался бросить вёсла и остановился… ну, и полдня спустя солнце встало над ним. Тогда моряк вскинул снасти, забросил крюк и схватил солнце за подол. Притянул он его к себе, подержал в руках, обжёгся и бросил в воду. Оно не тонет, и вверх не подымается; а вода начала закипать. Понял моряк, что дело плохо; зацепил солнце удочкой и повёз. Вода остыла и нагреваться не успевала, потому что солнце вечно перемещалось, и тепло своё отдавало равномерно. Так и возит моряк солнце каждый день по небесной воде, давно уж устал, но за поступки надо отвечать. Так вот! — Мак зевнул Коулу в макушку. — Там был еще один моряк, его брат-близнец, который погнался за большой луной, но это уже другая история. — Я тоже знаю много сказок, — прошептал Коул. — Синий глаз, корицвет, мохнашка. Ветвь в тунелле и личинка с паутиной. Гладкие сани по острым ножам. Бабочку проглотил крокодил. Дракон в металле пьёт кровь. Поцелуй меча. Он помнит историю об узнике, которого нашли с бутылью внутри. Он боится сильнее, чем когда-либо сейчас, но когда-либо потом будет хуже. Змея внутри. Ларец. Ковёр очень мягкий, но жестче еще не было. Лучше он, чем они. Инквизитор честно пытается слушать и понимать, но у него не получается — это сложнее, чем узнать мелодию, описываемую цветами или запахами. — У трехглавого средняя голова, она не может, очень тесно. Двухстороннее копьё боли. Может, чья-то кровь и слизь цветка спасёт? Нет. Никак. Не может. Тревельян вздохнул. — Обещай, что никогда не будешь делать этого со мной, — дыхание Коула нагрелось, — я никто, ничто, никогда. Я не ругал, рубил, рушил… ручей рушится. — Ну, ну, ну, — Инквизитор потряс духа и привёл его в чувство, — не бойся. Я не буду. Они долго лежали в молчании, и Тревельян добавил: — Я просто не хочу спать один.