Среди студентов-историков синьора Маттионе приобрела прозвище «Сова». Это была пожилая ученая дама в старомодных очках, за стеклами которых скрывался взгляд надсмотрщика за рабами из каких-то совсем негуманных эпох. Слава богу, пользовалась она этим оружием усмирения непокорных сравнительно нечасто, но тем убойнее были ее грозные взоры. Когда Скуало в первый раз привлек к себе неблагосклонное внимание Совы, ему показалось, что перед носом щелкнул бич.
— Синьор Марино, почему вы так оглушительно орете? — спросила она, когда посреди лекции аудитория вздрогнула от дежурного капитанского «врой!».
— Извиняюсь, — проворчал он. — Профессиональная привычка. Мне эти две сороки, — тут Скуало пренебрежительно кивнул на соседок с верхнего ряда, — заглушают ваши слова.
И это была чистая правда. Лекции Совы «студент Марино» слушал всегда очень внимательно, и даже не перебивал, в отличие от преподавателя, читавшего у них углубленно историю Средних веков. Там капитану просто вожжа под хвост попадала, и он спорил с историком о качестве вооружения и стиле боя той или иной исторической фигуры вплоть до позорного бегства своего оппонента.
— Я не принимаю ваших извинений, — сжала губы в нитку грозная синьора. — Вы — не на стадионе, а в моей аудитории никто голос не повышает. Еще одна подобная выходка, и я удалю вас с лекции.
-— Не утруждайтесь, я и сам уйду, — вспыхнул уязвленный до глубины души мечник, который терпеть не мог ничьего контроля над своей персоной.
С досады он слишком сильно толкнул дверь, стальной кулак оставил на древесине выбоину, а замок жалобно взвизгнул. Все это тем более не добавило ему любви в глазах Совы.
В студенческом кафетерии он застал Мармона. Хитрый Аркобалено наловчился оставлять на лекциях свою иллюзию, а сам тем временем проворачивал какие-то темные делишки в городе. При виде Скуало казначей собрался было тихо испариться, но вовремя передумал:
— У нас проблемы?
— С какой стороны посмотреть, — ответил капитан, отхлебывая кофе с привкусом неаполитанской подлости (прав был Луссурия, отрава та еще!). — Похоже, я встретил в этом универе твою родную бабку. Старая перечница ухитряется одним взглядом вызывать озноб и припадки у слабонервных.
— Не думаю, что это она, — покачал головой Мармон. — Мою бабку утопили в конце XVI века в Лотарингии.
— За ведьмовство?
— Нет, за супружескую измену. А вот тебя беспокоит что-то совсем другое…
— Не смей лезть в мои мозги! — рявкнул Скуало так, что посетители за соседними столиками дружно подпрыгнули, проливая на себя напитки и горячее.
— Синьор Марино, приглушите свой выдающийся голос, он вызывает ностальгию у отдельных служб и организаций, — сердито прошипел Мармон и испарился-таки, стервец!
***
Что самое обидное, в чем-то старая историчка и казначей были правы. Капитан мог сколько угодно орать у себя в штаб-квартире, но на этой миссии его легенда не предусматривала лопающихся стекол и падающих с карниза контуженых голубей. Игра на чужом поле требовала особой концентрации.
Путем нехитрого анализа Суперби Скуало вычислил, что его боевой клич привлекает внимание мирного населения до пятнадцати раз на дню, и это в том случае, если на глаза не попадается никто из напарников. О какой маскировке может идти речь? Если громкость голоса при обычном разговоре он еще мог подкорректировать силой воли, то с привычкой «вройкать» пора было бороться.
Для самовоспитания Скуало избрал поистине жестокий метод: припахал Принца Потрошителя. Их высочество возлежало под свежей репродукцией «Урока анатомии доктора Тюльпа», и решительно ничего не делало, если не считать наушников и какой-то левой брошюрки правого толка.
— Бел, подъем! Слушай приказ: бери блокнот и карандаш, и шагом марш за мной. Будешь работать тенью.
— А свою ты где потерял? — поинтересовался Бельфегор, не торопясь подниматься.
— Не твое дело. Будешь считать, сколько раз за вечер я повышу голос.
— А на кого? Может, сразу Леви позвать? Только тогда блокнота мне не хватит, гроссбух надо бы…
— ВРОООЙ! Живо задницу свою поднял, пока я ей не сообщил ускорения с ноги! — сдетонировал капитан, как баллон со сжиженным кислородом.
— Раз, — засчитал Бельфегор.
***
Принц был уволен из «теней» с занесением в личное дело и штрафом по ушам, когда додумался наступать мечнику на пятки, чтобы спровоцировать превышение суточного лимита на «врой!».
Вечером Луссурия, обеспокоенный нервной обстановкой на кухне, где капитан сверлил взглядом Леви-А-Тана и старался не сорваться, предложил товарищам мороженого с ликером. Продолжая обоюдные гляделки на выживание, киллеры умяли по три порции на рыло крупными кусками.
Наутро Скуало приобрел роскошный ларингит и остался жутко доволен собой: «вройкать» не хотелось ни капли!
