***
Итак, замок был раскален. Позднюю трапезу для офицеров повар не разогревал, а напротив, держал в холодильнике, чтобы не прокисла за полчаса. И все же Скуало повел носом и подозрительно спросил: — Откуда несет падалью? Занзас обнюхал мясное блюдо, признаков протухлости не обнаружил и принялся за еду, не обращая внимания ни на кого. Но запах все равно был, и он не давал капитану покоя, напрочь отбив аппетит. — Нет, я все-таки чую дохлятину! Мармон, у нас что, крысы в замке завелись?! — А при чем тут крысы? — удивился тот. — При чем, при чем… А то я не знаю, что ты на фильтрах для кондиционера экономишь, и открываешь ради вентиляции потайные ходы! Она, наверное, где-то издохла, а как сквозняком потянуло, так запашина и попёр. — Нет, это не крыса, — покачал головой Луссурия. — Я тоже улавливаю что-то такое, не к столу будь сказано, но к трупному запаху примешивается еще и формалин. Если только у нас нет прямого хода из столовой в морг… Тут Принц Потрошитель, до того полностью поглощенный ужином, хихикнул и внес свою лепту: — Что вы все так разволновались? Подумаешь — морг! Там тихо, прохладно, а к запаху и привыкнуть можно. Наука требует жертв! Луссурия замер с недонесенной до рта вилкой, как охотничья собака, взявшая след. — Бел, мальчик мой, я правильно понимаю?.. Это от тебя, пардон, разит, как от стервятника?! — Ах, какие мы нежные, — передразнил его Бельфегор и скорчил рожу. — Я же не спрашиваю, зачем у тебя десять холодильников были заняты трупами молодых и здоровых мужчин? На этом пикантном моменте Леви-А-Тан поперхнулся, побледнел до серости и с невнятными извинениями вылетел прочь. Скуало бросил смятую салфетку в тарелку и тоже встал, наблюдая за разворачивающейся детективной историей. Пройдясь по комнате взад-вперед, он вернулся к столу, наклонился к Мармону и шепнул: — Ставлю стольник, что Бел покромсал его коллекционных жмуриков. — Спорить не могу, — также тихо ответил казначей. — Как насчет того, скольких он успел? Поддерживаю ставку на пятерых. — Не-е, все десять! Или я не знаю этого психа, — ухмыльнулся капитан.***
Поздним вечером Луссурия горько плакал на кухне: — Всё пропало! Такие образцы, такие красавцы — изувечены, выпотрошены, уничтожены! И только внутренности по мисочка-а-а-ам!.. — Да ладно тебе убиваться, новых наберешь, — говорил Леви, пронятый такой неподдельной драмой. — Ты выпей, выпей еще, оно и полегчает! Под крепкую настойку на анисовых зернах и валерьяне разговор складывался почти что задушевный. — Думаешь, так легко, да?! Можно подумать, нам каждый раз Аполлонов со Спартаками заказывают… И главное, в такую жару, в такое адово пекло!.. А так славно было — пойдешь в подвал, обнимешь его, а он холодненький, лапушка моя-а-а!..