Don't

Сколько там проблем несет обычный день Йена Галлагера? Не более пяти. Пять – это стандартный день, даже скучный, можно сказать. Расслабленно зевая решаешь их все, а потом потягиваешь пивко из запотевшей бутылки. Сегодня не такой день. Сегодня проблем больше раза в три. Микки вопит так, что сигналки на выстроенных в ряд авто на парковке верещат на полную громкость. Он валится Йену на плечо, тот подхватывает его и тащит до их тачки (еще бы найти ее среди ревущих машин), кидает жопой кверху на заднее сидение. Заводит мотор и выворачивает руль, чуть не наезжая на кого-то из прохожих. За ними гонятся, но это не самая главная проблема. Главная проблема – то, что Микки никак не может заткнуться. Йен петляет переулками, неосвещенными улочками и распугивает кучку бомжей, собравшихся вокруг мусорного бачка как будто для какого-то консилиума. – Останови, нахрен, я сказал! Я с ними еще не закончил! Я этой шлюхе ноги переломаю! Ебучая тварь! Вампирская подстилка! Сколько там их было? Ты запомнил? Запомнил, Йен? Вернемся вечером – поотрываем им бошки и сварим из них суп, а потом заставим эту мразь его сожрать! – в этот момент Йен сворачивает на главную дорогу, и их заносит по присыпанному снегом полотну. – Галлагер, мать твою, поосторожнее! – Больше смазки, милый, будет тебе осторожнее! Микки кроет его матом, и Йен выкручивает громкость магнитолы на полную, заглушая звук его голоса. Так полегче. * Работать с Микки – это наказание. Трахаться с Микки – это удовольствие, и Йену все время кажется, что судьба там угорает над ним. Типа, нравится ебать этого долбоеба – терпи и его скверный характер. И он терпит, куда уж деваться, если эта тварина у него под кожей, да? Пока они добираются до логова Винчестеров, у Йена в ушах шумит от музыки и крика. Дин выбегает навстречу и помогает вытащить Милковича из машины. – Подстрелили! – рассказывает Йен, а когда поясняет, куда именно, Дин ржет в полный голос и тоже оказывается покрыт матом с головы до ног. Сэм сметает со стола бумаги на пол, и они кладут Микки на него животом вниз, стаскивая с него штаны и оголяя залитый кровью зад. Повисает тишина. – Эм, – Дин чешет лоб. – Я к этому не притронусь. Йен смотрит на него, как на умалишенного. – Оставим его с пулей? – Сам ковыряйся у него в жопе – тебе не привыкать. – Вытащите ее уже, куски говна! Йен умоляюще смотрит на Сэма, и тот, тяжело вздохнув, идет за перчатками. Час спустя, заливая в глотку третью рюмку подряд, Йен смотрит, как Сэм отмывает стол от крови. – Вы разве не на вампиров пошли охотиться? – На них. А ты хотел бы, чтобы Мика за жопу покусали? Сэм шутку игнорирует и садится рядом, распечатывая бутылку с пивом. – Откуда пуля тогда? – Да девка с ними была, – Мик прихрамывает, пытается сесть на край стула, стонет и встает, прижимаясь спиной к стене. У него тоже бутылка в руке, и он отхлебывает сразу добрую половину. – Какая-то шлюха, которая заигралась в Сумерки. Со здоровенным таким ружьем, вот уж откуда не ждали. – Попала куда надо, да? – подначивает его Дин, но никто не смеется. – Сейчас и тебе попадет, приколист хуев. Че там у вас с тем призраком? * Это давно стало привычным – такая жизнь. Гонять из штата в штат, разбираясь с нечистью, ночевать в тачке или в дешевых отелях, бухать, чтобы не сойти с ума, и трахаться – тоже для этого же. А еще для того, чтобы напомнить самим себе, что они живые. Что они не трупы, не машины, что они все еще дышат, любят, болеют, ревнуют, чувствуют. Даже после того дерьма, с которым приходится столкнуться. Они дарят себе один выходной после того, как расправляются с оборотнем из Техаса. Сидят на озере, потягивают пиво и смотрят на то, как бабуля с внуком кормят хлебом уток. – Хочу на покой, – говорит Йен и подгибает под себя ногу. Земля уже не такая теплая, чтобы можно было сидеть на ней и не мерзнуть. Он говорит так пару раз в год, не меньше. И даже задумывается уйти на самом деле, но случается новый пиздец. Новое дело, которое затягивает их по самое горло, а когда они оглядываются по сторонам, то понимают, что снова увязли. Микки смотрит на его посиневшие от холода руки и стягивает с себя куртку, чтобы отдать ему. Такое вот молчаливое проявление любви. Пару раз они расходились. Даже охотились по отдельности, иногда обмениваясь какими-то данными – сухо и проржавело, словно нехотя. Словно им проще вообще не общаться, чем общаться так. В последний раз, когда это произошло, они столкнулись в одном заброшенном доме, куда Йена отправил Руфус, а Микки – Кастиэль. Столкнулись и вытравили ту дрянь из старика, а потом, сложив два и два поняли – никогда они не бывают сильнее, умнее, храбрее, нежели рядом друг с другом. А потом было это. – Я, это… Типа скучал. – Типа скучал? Типа типичный Микки. И пальцы в волосах, язык почти в самой глотке, острое желание, заставляющее сдирать друг с друга одежду жадно, горячо, прямо в тесной тачке посреди дороги. Они любили друг друга. По тупому так, смешно и безо всяких признаний любили. – На покой только вместе, – отвечает Мик после долгой паузы и выкуренной до фильтра сигареты. Он садится рядом, обнимает за плечи, Йен жмется к нему, а потом пихает в бок локтем – люди таращатся, сам же потом психанешь. И Микки отстраняется, но все еще рядом, тепло его тела ощущается даже через две куртки. – Лет в девяносто. Когда всю живность перебьем. – Ну, живности на наш век и правда хватит. Они смеются, а на душе тепло. Несмотря на весь пиздец происходящего. * Вечером Кас просто появляется перед ними и молчит. Микки пьян, но не настолько, чтобы не заорать, потому что они вообще-то… В постели. – Твою ебаную мать, Кас, как ты себе это представляешь – появляться перед нами, когда я с хуем во рту?! Кастиэль и бровью не ведет. Он садится в кресло, берет в руки газету и спокойно говорит. – Я могу подождать. Но постарайтесь закончить за две минуты. Для вас есть работа. Йен падает лицом в подушку. Микки встает, натягивая штаны. – Извращенец проклятый. И так всегда. Так было и будет. Каждый раз, когда они пытаются прикинуться нормальными – пойти на сраное свидание или закупиться поп корном, чтобы сесть перед телеком и посмотреть сериал – кто-то придет. Или позвонит. Или ввалится в дверь, истекая кровью. Или попросит помочь спрятать труп. А потом они мчатся, догоняя кого-то или убегая. Или сидят в наручниках за решеткой. Или вытаскивают друг друга из лап очередного монстра, а сердце херачит где-то почти на языке – вот-вот придется выплевывать. Потому что страшно. Не за себя – нет. На себя похуй. За него, придурка, который никогда не может молчать. Который сам нарывается и всегда орет, и привлекает внимание, и так и просит, чтобы ему оторвали язык. * Они подбирают Сэма, которого Дину пришлось оставить посреди дороги (издержки производства, удивляться уже совершенно нечему). Он просит их о помощи, но ради этого им тоже придется разделиться, а Йен терпеть этого не может. Он не выносит, когда они по-отдельности, когда нет возможности присмотреть, удержать, схватить за рукав, заткнуть рот, если потребуется. – Я заберу вас через два часа. На этом же месте ровно через два часа, понял? – говорит Микки, когда Йен и Сэм покидают машину. Потом хватает Йена за руку и заставляет наклониться, почти упасть на пассажирское сидение. – Ты понял меня? Они смотрят друг другу в глаза, Йен тянется и раскидывает по сторонам его гладко зачесанные назад волосы. Потом улыбается, радуясь, что он – не единственный псих, который настолько сильно беспокоится. – Понял я, понял. Микки уезжает, а они с Сэмом оборачиваются, оглядывая старое ветхое здание в пять этажей. Это городская библиотека, которая выглядит так зловеще, что, будь на то воля Йена, он обходил бы ее стороной всю свою жизнь. Серые стены обтянуты мхом и плесенью, вокруг заброшенный сад с почти вросшими в землю коваными скамейками и указатель с наполовину стершимися буквами. – И что мы ищем? – Старика по имени Грант. Он работает здесь с 1968 года. У него есть рукопись, которую Дин выторговал взамен на копии нескольких страниц отцовского дневника. Они поднимаются по ступенькам, Йен тянется к ручке двери, но вдруг слышит знакомый рев мотора позади себя. Сэм смотрит, как Микки выскакивает из машины и быстрым шагом поднимается к ним. – Ты зачем вернулся? – спрашивает он. Но Микки не отвечает ему. Он хватает Йена за ворот куртки, тянет на себя и целует в губы, прижимаясь к нему всем телом. Потом крепко обнимает, хлопая по плечам. – Чуть не забыл. Всегда прощаться, помнишь? После этого он возвращается в тачку и уезжает. Йен стоит, как идиот, с улыбкой на губах, провожая его взглядом. Потом мотает головой – вот же сентиментальный кретин.