Don't

Когда Микки просыпается, он чувствует себя так, будто его крутили в стиралке целую ночь. Виски пульсируют от боли, руки дрожат, а во рту словно кошки нагадили. Шарит по столу в поисках сигарет, но кроме пепельницы, полной докуренных до фильтра окурков, ничего нет. Он набирает номер в телефоне с пятой попытки - трясущиеся пальцы не дают попасть по кнопкам. - Где Евгений? Светлана быстро матерится на русском - видимо, Микки не вовремя позвонил. Потом раздается звук пощечины, и она, наконец, отвечает ему: - Кто? - Евгений, дура тупая. Ты сказала, что принесешь его. - Ах, да. Я принесла, но не смогла тебя разбудить - ты спал, сидя на толчке. Он у рыжего. Ее акцент вызывает дополнительный приступ головной боли. - У кого? - У твоего бывшего, придурок. Йена Галлагера. - Какого хрена мой сын делает у этого поехавшего малолетнего мудака? - Может, потому что он Евгению больший отец, чем ты? *** Микки открывает дверь в дом Галлагеров пинком. Взвизгнув, с пути исчезает взъерошенная Дебби, Фиона приподнимает брови, наполняя кипятком огромных размеров кружку. - Привет, Микки. - Где Йен? - У себя. Ты ведь не бить его пришел? Это спорный вопрос. Потому что какая-то его часть еще с момента расставания думает о том, что он кое-что забыл. Да. Начистить рыжему морду. Но он отрицательно мотает головой и поднимается по ступенькам, на ходу стягивая с себя куртку. Он сталкивается с Йеном, когда тот выходит из комнаты, осторожно прикрывая дверь. Тот от неожиданности вылупляет на него свои глаза, но быстро берет себя в руки и отходит к стене, закуривая. Он худой, как щепка - Микки уверен, что с момента их последней встречи тот сбросил не меньше пяти килограммов. И это не мешает ему оставаться таким же мистически привлекательным. - Где Евгений? Не особо хочется с ним разговаривать. И смотреть на него. Дышать одним воздухом, жить в одном городе, далее по списку. - Он только что уснул. Голос Галлагера тихий и, как и прежде, чуть хрипловатый. Это заставляет Милковича сглотнуть подступившую слюну и отвернуться. - Все равно. Поднимай его, мы уходим. Он обхватывает пальцами ручку двери - пальцы Йена ложатся сверху, тормозя. - Зачем, Микки? - Потому что ты шизанутый? И у тебя крыша протекает. А еще ты Евгения однажды выкрал, и я до сих пор думаю, что ты нахуй для взрослых опасен, не то что для детей. Светлана тупая овца, ты его больше не увидишь. Он делает еще одну попытку, Галлагер разворачивает его к себе лицом, пихая спиною в стену. - Ты пиздец, Микки. Жопу рвал за меня пару месяцев назад. Говорил, что я буду в порядке. А теперь вот как? Я шизанутый? В его глазах брызги безумия и подступающей истерики, но всего секунду. А потом он моргает, сосредотачиваясь, делает короткий вдох-выдох и отпускает руку, которой сжимал Милковича за футболку. И выглядит до боли похожим на старого Йена. Того, у которого не было биполярки и который мог одновременно навалять паре пацанов с района и помочь сестре с домашкой. - Не забирай его. Тихо-тихо, почти не слышно. - Ебанулся? У тебя болезнь. - Евгений, как якорь для меня. Помогает не сорваться, - Йен обхватывает себя за плечи и кусает губу. - У него твои глаза. Микки кажется, что из него выкачали весь воздух. Он смотрит на Галлагера из-под ресниц и клянется себе, что забудет его. Эгоистичного и ебанутого. Он забудет, пару месяцев или лет ведь хватит на это? Просто больше не будет дохнуть, вспоминая каждое едкое, грубое или, наоборот, по-пидорски слащавое словечко. - Сука, - со смешком выдыхает он, набрасывая куртку обратно на плечи. - Я был тем, за кого ты мог цепляться. Вечно. - Микки... - Иди на хуй. Вернешь ребенка в восемь.