Волна

В надежде наткнуться на кого-нибудь из твоих подчиненных ты брела по школьному коридору. Ты толкнула дверь и увидела сидящую на скамейке у стены Югано, рьяно давящую пальцами на кнопки своего телефона. — А ты чего тут расселась, медуза? — Ты подошла к ней. — Я тебе что сказала делать? — А я… — Она закрыла крышку телефона и опустила его на колени. — А я уже все сделала. — Да что ты говоришь! Я не такая наивная, как ты! Титьки по пуду — работать не буду! — Ты указала в конец коридора пальцем. — Бегом на свой этаж! Девушка подскочила и, сжимая телефон в руке, быстрым шагом направилась в указанное место. Ты проводила ее взглядом, развернулась и направилась дальше. Ты уже почти дошла до двери, как в ее прозрачное мутное стекло увидела силуэт, скачущий через две ступени наверх. «Это Стилл, что ли?» Ты едва ли успела отпрыгнуть, чтобы он не сшиб тебя дверью. — Чего ты шманаешься здесь? — встретила ты его, но вдруг увидела у него твой «новый» телефон и притихла, уставилась на парня. — Тебе звонили. — Он протянул тебе телефон. — Два раза. Ты выхватила из его рук мобильный и разблокировала клавиатуру. На экране тут же высветилась табличка пропущенных — оба были от Нары. — Иди, работай. — Я закончил со вторым и третьим этажом. Можно я домой пойду? — Только после того, как закончишь с первым. — Цунами! — К­атись колбаской! Эннет, ругнувшись, спустился на первый этаж и скрылся за дверью. Ты осталась на балкончике, вызвала абонент «Нара Касуми». В динамике раздались гудки и звучали около двух с половиной минут перед тем, как участиться. Ты сбросила. «Зачем звонила два раза, если теперь не берет?» Ты набрала домашний номер Касуми и приложила телефон к уху. Полминуты гудков, и в динамике прозвучал прокуренный, но добрый голос ее матери. — Здравствуй­те, Маюми-сан, это Цунами. Нара может подойти к телефону? — Здравств­уй, Цунами, — ответила та. — Нара в больнице, на обследовании. Врачи попросили ее прийти, чтобы сделать дополнительный рентген. — Эм… а когда она пошла в больницу? — Ее уже, наверное, два часа нет. Она звонила мне минут двадцать назад — сказала, что еще там. Если хочешь, ты можешь зайти к ней, больница ведь недалеко от тебя, насколько мне известно. — Да, просто я еще в школе. Ну, ладно. Спасибо. До свидания. — До свидания, Цунами, — весело произнесла та и положила трубку. Ты лишний раз нажала на сброс. «Итак, значит, она в больнице. Пойду-ка к ней. — Ты развернулась и ступила на ступень ниже. — А как же эти? Лентяи, если они увидят меня, когда я буду уходить, свалят ведь, не доделав своего… Надо как-то по-быстрому, но на всякий пожарный приклеить на дверь нашего кабинета прощальную записку». Ты усмехнулась, «веселыми» прыжками спускаясь по лестнице. Ты вошла в травматическое отделение больницы и прошла мимо десятков травмированных. Тебе повезло, что в госпитале, наконец, открыли второй ход, и теперь не нужно было идти через подвал, хотя иной путь был немного длиннее. — Где находится двести семьдесят третий кабинет? — Дальше, — произнес­ парнишка с загипсованной рукой, указав большим пальцем себе за плечо. Ты поблагодарила его и направилась к следующему крылу. В нем находилось всего три человека: что-то жующая щуплая бабушка с трясущимися руками, брюнетка в черных солнцезащитных очках и Нара рядом с ней, подставившая девушке ладонь. — Привет, — п­оздоров­алась ты, подойдя. — О, Цунами! — Касуми повернулась к тебе, поднялась. — Как ты узнала, что я в больнице? — Твоя мама сказала. — Ты села на соседнее сидение и покосилась на брюнетку, которая вскинула голову и отвернулась, поджав крашеные яркой помадой губы. — Xто ты здесь делаешь? — Жду моего врача. Кстати, познакомься, это Эки. Она гадалка! — Хиромант,? — предположила ты, припомнив поднятую ладонь кудрявой. — Да, для начала Эки проставляется гаданием по руке. Ну же, Эки, не молчи! — Могу погадать, — тихо произнесла она, повернувшись и приспустив очки на кончик носа. У нее были глубокие карие глаза с мелкими зеленовато-серыми прожилками в радужке. — Ну? давай, — ты закатала рукав и подставила левую руку. — Хорошо, — отв­етила­ она. Ее голос был тихим, но звонким, немного гулким и мягким. — Значит, так… Линия ума, — девушка легко провела пальцем по линии, начинающейся под указательным пальцем, — говорит о том, что ты осторожная, имеешь уравновешенное, сбалансированное мышление (об этом говорит ее длина). Твое мышление субъективное, часто подвергающееся эмоциям и настроению. Линия жизни покрыта островками, что означает, что ты очень эмоциональна, и это связано с тем, под каким пальцем находятся островки. Под Сатурном. — Средний палец — это Сатурн? — переспроси­­ла ты, разглядев мелкую цепочку на линии, делящей твою ладонь пополам. — Да. Островки под Сатурном означают то, что ты сочетаешь в себе надежность, ответственность, совестливость, иногда угрюмость. — А может быть так, что я не соответствую тому, что сочетаю в себе? — Легко, — весе­ло выпалила она, надев очки на голову. — Дальше линия сердца. Она неглубокая, что говорит о том, что ты замкнута. Ее изогнутость показывает, что ты эгоистична, но не сильно. — Эгоистична­? — выпа­лила Касуми. — Ты не ошибаешься? Чтобы Цунами, да эгоистичная… — Конец­ линии сердца разветвляется, — под­­няла глаза Эки, — это говорит о противоположном стандартным параметрам этой линии — деликатности­­, изысканности, романтизму. Не исключено, что они есть в Сатурне, но не преобладают. — Я вконец запуталась, — сообщи­­ла ты, переведя взгляд с шатенки на брюнетку. — Продолжи­м, — прого­ворила гадалка. — Линия сердца идеальна — она ровная, четкая, имеет форму дуги, заканчивается между указательным и средним пальцами — указывает­­ на отзывчивость, естественность и практичность. Кончик линии оторван и находится выше основной — это говорит о том, что ты зачастую скрываешь от людей свои истинные чувства, и вызвана эта скрытость сложностью социальной обстановки; ты не доверяешь и не открываешься окружающим; ты думаешь и чувствуешь одно, а говоришь и делаешь другое, скрывая свое истинное лицо. — Как странно, — прошептал­­а ты, немного отклонившись телом от Эки. Она подняла на тебя глаза, мягко обхватила твою руку своей. — Не беспокойся, это нормально. Тебе ведь нет семнадцати? — Нет, пока нет. — Подобная расстановка длится до исполнения семнадцати лет, потом все кардинально меняется, и этот отрезок линии жизни становится Прошлым. Этим объясняется то, что мы не помним многого из детства, по какой-то определенный возраст. Согни ладонь чашечкой, — попросил­­а она, что ты послушно проделала, — видишь бороздки между складочками кожи? В связи с прерывностью твоей линии сердца их образовалось в количестве до пяти. Получается, что первые твои пять лет жизни — это годы Беспамятства, — зага­­дочно проговорила она, улыбнувшись. — Ты не боишься линии сердца? — Почему-то раньше я думала, что если она прерывается, это значит, что у меня будут проблемы с сердцем, — выговорил­­а ты, отстранившись. — Лин­ия сердца никак не связана с органом сердце. Она связана с душевной значимостью. Продолжим. — Девушка­­ расправила твою руку, слегка выгнув пальцы, и всмотрелась в ладонь. — Линия сердца соединена с линией ума под Сатурном, что говорит о том, что у тебя есть устойчивые жизненные ценности. И, кстати, конец твоей линии жизни сплошь покрыт видными крестиками. У тебя будет много серьезных романов. — Ого. — Твоя линия судьбы обычная, — встряхнув­­ головой, продолжила гадалка, — но на редкость неточная: она начинается с отрыва в бороздке с другой линией, которую я вижу в первый раз. Эта, лежащая поперек ладони. Она очень глубокая и, к тому же, выходит на внешнюю сторону ладони. Это говорит, что ты с чем-то связана личностно. Возможно, это связано с твоим именем. Да, кстати, «нами» — это волна. Ты родилась в городе? — Нет, я родилась в приморском роддоме. Родители были на курорте. — Возможно,­ где-нибудь далеко к Востоку откололся ледник, взволновавший море. Волны могли дойти до побережья, на котором отдыхали твои родители. У твоей мамы очень похожее на твое имя, — подумав, добавила она. — Возможно, перестановка в слогах. «Откуда она знает?!» — Продолжим­. Твоя линия судьбы обычная — это говорит о том, что у тебя сильный характер, но линия прерывается каждый раз, как подходит к другой линии — это значит, что ты иногда подыгрываешь. Ты бескомпромиссна, самоуверенна… Начинается линия судьбы не под Сатурном. Это значит, что тебе присущи эксцентричность, замкнутость, непредсказуемость. Внезапно дверь, около которой вы сидели, открылась, и из кабинета выглянул врач. Он осмотрел тебя и Эки, подозвал Касуми, и они вместе ушли в конец коридора, а там скрылись за широкой дверью. — И следующая линия — продолжила брюнетка, — линия жизни. Она резко прерывается. На четыре дня… То есть, у тебя в жизни случится какое-то событие, которое переломит твою жизнь. Это событие будет длиться от одного до четырех дней, и, возможно, ты не сможешь вернуться в «старое время». — А… какого характера это событие? — отклонивш­­ись, спросила ты, прикрыв рот свободной ладонью. Тебя напугал этот «перелом». — Неизвес­тно. Это может быть обычный перелом руки/ноги, а может быть амнезия. Одно только ясно — твоя жизнь на этом не прервется. Продолжим. Девушка снова расправила твою ладонь и провела подушечкой указательного пальца по всей длине линии, всматриваясь в нее. — Линия жизни глубокая, четкая… Расположение линии далекое от большого пальца — ты обильна жизненными силами, способна преодолевать трудности. Линия длинная и «крепкая» — ты будешь жить долго. Эки замолчала и посмотрела на тебя, а ты на нее: ты ждала следующую очередь вердиктов. — Все? — Д­а, пожалуй, это все. — Никогда больше не покажу таким умникам, как ты, свою ладонь, — пробубнила­­ ты, спрятав руку за спиной. Гадалка рассмеялась. — Не нужно бояться. Все хорошо, все в порядке. Ты жива, здорова, и полна сил. Ты будешь жить долго. — Ты меня так напугала, что я хочу умереть прямо сейчас! — Не бойся. Хиромантия почти всех пугает. — Она прикрыла глаза и мило улыбнулась, а затем опустила очки на переносицу и поднялась со скамейки. — Мне пора. Прощай, Сатурн. — Ага. — Ты проводила ее взглядом до двери. — Ведьма, — вы­­давила из себя ты, когда брюнетка скрылась за дверью выхода. В скором времени Нара вернулась к тебе с большим рентгеновским снимком, с которого ты и поняла только то, что нога Касуми в полном порядке. — Ну что ты сидишь, голем пучеглазый? — раздра­­женно произнесла ты, направляясь к Орихаре, курящему на крыльце школы. — Отдыхаю после тяжелого рабочего дня, а чё, нельзя? — То есть, ты отдыхаешь после отдыха? Круто! — Ты показала парню «козу», зашла в школу и заглянула в аудиторию, отведенную вам (Благотворительной группе). Убедившись, что все кроме Нико ушли, ты взяла его куртку из кабинета и вышла на улицу. — На. — Ты протянула ее парню. — Пойдем, проводишь меня. — Я должен Эннета подождать, он хотел на курилку сходить. — Хм, ну, жди. Только он уже дома. — Как? — Я свалила еще два часа назад, оставив записку на двери. И вот сейчас вернулась и убедилась, что ты единственный, кто действительно работал, что подтверждается твоим внезапным прозрением. Так держать, Мой-Любимый-Динозав­­р*! Ты превзошел самого себя! — Ну как так?! — глядя вперед себя печально-злыми глазами, сквозь зубы цедил парень, то сжимая, то разжимая пальцы из кулаков. — Какого хрена?! Я пашу, как скотина, а ты свалила! И они свалили следом за тобой! — Ты посмотри на него! — возмутилась ты, развернувшись к Орихаре лицом. — Я его нахваливаю, как нищий — котлету, а он грубит! Парень обернулся к тебе, со скрипом сжав пальцы в кулаки, и поджал губы, еле сдерживаясь, чтобы не заорать на тебя. (Ты поняла его эмоциональное состояние по разгладившимся морщинам на лбу и высоко поднятым бровям). — Молчи, ушастое недоразумение, а то я тебя на дежурство оставлю, — пригрозил­­а ты злобным шепотом, какой иногда слышится в комедийных фильмах. Парень лишь тяжело выдохнул.