All in

Кэтрин, чуть покряктев, открыла глаза. В голове словно дыру пробили, кроме того саднило предплечье, а вчера она этого не замечала. Она посмотрела на руку: кровь была размазана почти по всему предплечью. Со всеми этими событиями она не замечала, как растекалась кровь. Промыв рану, она увидела эти красовавшиеся буквы. Негодование снова охватывало ее. Потом внезапно ее захватывает мысль о том, как она сюда попала. Она помнит, что лежала на диване в гостиной. Так как она оказалась на втором этаже в спальне? Неужели? .. На лице расцветает победоносная улыбка. Неужели наш маленький независимый маг попался на крючок? Осознание этого приносило Кэтрин особое удовлетворение. Остальные подобные победы она принимала как должное. Сейчас же ощущения изменились. Было как никогда приятно знать, что человек к тебе неравнодушен. Она спускается вниз в приподнятом настроении. Кай как обычно орудует на кухне, полностью поглощенный процессом. Ее взгляд падает на стол, на котором покоятся стакан и таблетка. — Что это? — Это мое нежелание слышать твое нытье. Ты последнее время весьма истерична, — не отрываясь, отвечает он. Кэтрин не может подавить добродушную усмешку, которая больше напоминает улыбку. — Как мило, — протягивает она в своей привычной манере обольстительницы. Кай быстро переводит на нее взгляд и снова смотрит на плиту. Кэтрин вновь дарит свою усмешку миру. День проходит безрезультатно, даже бездарно. Они искали книги в библиотеке, в которых могли упомянуть асциндент или другой способ для освобождения отсюда. Под конец вечера Кай стабильно готовит ужин — Кэтрин действительно кажется, что он не сможет без систематизированного приема пищи — а потом открывает бутылку бренди. Кэтрин удивленно приподнимает брови и не без доли ехидства говорит: — Ты же ярый трезвенник! — Не одной тебе можно пить, — отмахивается Кай и садится на свое место за стол. Если бы они знали, к чему приведет этот милый ужин…

***

Ближе к ночи началась настоящая пьянка. Никто бы и ни подумал, что будет раскованности, примирения и спокойствия. Душевного спокойствия. Казалось, проблемы их перестали волновать. Они действительно забылись, погружаясь в радостную эйфорию без чертовых проблем, пререканий и злобы. Они сели на скрипящие доски на крыльце, не забыв прихватить бутылку. Передавая друг другу, вдруг разоткровенничались. — Как ты стала собой? — Кай посмотрел на нее. Кэтрин вглядывалась в темнеющий горизонт, вспоминая яркими обрывками прошлое. Одна за другой картинки вспышками появлялись и исчезали. Она помнила образ Клауса пятнадцатого века, образ той женщины, которая стала ее первой жертвой. — Просто жизнь сделала все возможное, чтобы я стала собой, — она сделала большой глоток, не отводя взгляда от пропадающей последней светлой полосы. — Меня мотало так, что складывалось ощущение, что Он, — она ткнула пальцем в небо, — сидит и ждет, после чего же я сломаюсь. А я не ломалась, и меня сломали насильно. Кэтрин моргнула и перевела взгляд на Кая. Он смотрел на нее внимательно, словно впитывая черты, пытаясь содрать грустную улыбку и заглянуть в душу. Он чуть наклонил голову в бок, будто был уже близок. И Кэтрин быстро сказала: — А ты? Чем ты не угодил? Паркер сморгнул задумчивую пелену, и, чуть погодя, ответил: — Ты ведь уже знаешь всю суть. — Но не подробности, — возразила Пирс. — Я тоже не особо вник в твои метафоры, — он вскинул брови. Унылая, такая несвойственная им атмосфера сдулась. Снова издевки, сарказм, в которых было гораздо уютней, чем в душераздирающих откровениях о жизни. Она посмотрела на него, не пытаясь подавить радостную улыбку облегчения. — Мы поговорим об этом как-нибудь потом, — сказал Паркер и в этом отчетливо фигурировало обещание. — А теперь, — он схватил ее за руку и потащил за собой, — мы будем выжимать из этого дрянного заточения последние крупицы веселья. — Звучит многообещающе, — поддержала Кэтрин, подхватывая бутыль. Они врубили музыку, танцевали, пока ноги не заболели и пока не поотбивали себе все тело, потому что постоянно бились об стены. Это уже было не подшофе, а пьяные в стельку. Далеко за полночь они упали на кровать. Усталые, но счастливые от забытия. Они лежали в обнимку. Кай не притягивал ее к себе, Кэтрин не проявляла инициативы первой. Просто все сложилось так, как должно было. Она лежала, положив голову ему на плечо, а он поглаживал ее волосы. Умиротворение закралось им в душу. Спокойствие, которого они не знали чертовые десятки лет. — Знаешь, — пробормотала Кэтрин, которую благополучно уносило в небытие, — если нам придется здесь жить вечность, то я готова. Она провалилась. А Кай, резко открыв глаза, кажется, на секунду протрезвел от услышанного. Однако хмель снова вступил в свои права, и Паркер также отбыл к Морфею с мирной улыбкой на лице. Утро стало неловким моментом. Они проснулись практически в одно время, что повлияло на неизбежность маленькой междоусобицы. Отшатнувшись друг от друга, они испытали первую волну неловкости и даже смущения. Кэтрин соскочила с кровати. Прокашлявшись и поправив неизменную копну локонов, она уже собиралась уйти. Но ей не дали. Паркер снова почувствовал себя в своей тарелке и начал ехидничать: — Я помню твои слова, Кэтрин. Знаешь поговорку? Что у пьяного на уме, то и на языке, — он пристально смотрел, ожидая реакции. Его вальяжная поза говорила о полном спокойствии. Кэтрин сложила руки на груди и приподняла брови. — Да? Тогда поговорим о движениях. Кажется, контроль отпускает пьяного человека, и он делает, что хочет. Да? Игриво дернув бровями, она ретировалась из комнаты. Кэтрин сразу же двинулась в библиотеку. Она не теряла надежды и продолжала искать каждый день. Полку за полкой она обследовала с особой тщательностью, боясь пропустить что-либо важное. Но и самому завидному терпению, которое, казалось бы, как резина: растягивается и растягивается, пропуская все неудачи, приходит конец. Кэтрин яростно швыряет книгу в стену, и та встречает ее с гулом, характерным для полого пространства. Пирс замерла. Кинув еще одну для пущей убедительности, она осторожно подошла. Стена как стена, но хранит секрет. Аккуратно постучав, она трижды была убеждена, что это тайник. По крайней мере, надеялась на это. Ломать было нельзя, иначе сокамерник пронюхает. Обыскав всю библиотеку, она так и не нашла ключа, хотя кропотливости ей не занимать. Решив на сегодня оставить это, она вновь спустилась. Они с Каем старались не сталкиваться, понимая, что несмотря на привычные утренние задирки, неизгладимое впечатление осталось. Она ведь просто так ляпнула, а у него это не внезапная судорога была. Решив не совершать лишних телодвижений, она села на стул так, что вся комната представлялась обзору. Медленно обводя глазами пространство, она пыталась ухватить каждую мелочь. На глаза попалась ваза. Такая маленькая, незначительная, что ее, пожалуй, не то, что с первого раза не заметишь, а можно всю жизнь ходить и не видеть столь милого творения. Внимательно осмотрев ее, Кэтрин хотела взять ее в руки, но не получилось. Вместо этого ваза накренилась и послышался грохот там, где она обнаружила полое пространство. В тайнике лежала увесистая шкатулка. Достав ее, Пирс незамедлительно открыла крышку. Непонятный прибор, который, кажется, состоял из тысячи деталей, спокойно покоился на деревянном днище. Асциндент. Штука странная, непонятная, с растекшейся засохшей кровью, — видимо, Бон-Бон. Ладно, не этим ей голову забивать. Главное — держать его при себе. Договор договором, но она хорошо знала себя, а значит, и любого другого с репутацией отвратительного манипулятора, убийцы и бла-бла-бла. Пирс закрыла шкатулку, прежде положив туда статуэтку, чтобы было похоже, что все-таки там спрятали что-то важное, и спрятала на прежнее место. До слуха, прилично натренированного за годы, донесся слабый скрип половиц. Он был почти невозможен, и надо быть особым везунчиком, чтобы наступить именно на третью от порога доску, чтобы та едва уловимо заскрипела. За другими этого не наблюдалось. — Упс! — не поворачиваясь, протянула Кэтрин, напяливая коронную усмешку. Она повернулась лицом к нежданному гостю. В глазах ни капли чувства вины или покаяния. Кай стоял с арбалетом, готовый пустить стрелу в любую минуту. — Оружейная здесь неплохая! — сказал он, заставляя подметить видный экземпляр оружия для охоты. Кэтрин склонила голову набок, пристально смотря на Паркера. Без тени испуга она вальяжной походкой подошла к Каю, не собиравшемуся сдавать позиций. Комнату накрыла густая, тягучая тишина. — Мы же оба знаем, что ты этого не сделаешь, Кай, — негромко, но так увесисто. Она впервые назвала его по имени, делая особый акцент именно на нем. Паркер стоял непоколебимо, но глаза говорили о том, как он стушевался. Там глубоко затаилось смятение и глупая доверчивость. Подходя совсем близко, она, как истинная искусительница, вновь выдыхает его имя. Он чуть опускает руки, готовый сложить оружие. Кэтрин хитро улыбается и говорит: — Я же говорила, у тебя не хватит духу на это. Кай мнется, как бы в нерешимости, а потом говорит, признаваясь: — Да, на это — не хватит, но зато на вот это, — он в мгновение бьет ее наотмашь по лицу, — вполне. Паркер выхватывает из рук асциндент. Уже собираясь уходить, он вдруг засматривается на нее, потерявшую сознание. Проводя пальцем по непострадавшей щеке, он убирает прядь с лица, а потом печально выдыхает: — Прости, дорогая, но на войне друзей не бывает. После этого исчезает за порогом, понимая, что может пожалеть. Уже на месте ведутся приготовления к ритуалу по возвращению домой. Ему надо бы торопиться, но он медлит, выжимая из времени все возможное. Кай не спеша ходит, беспрестанно прислушиваясь и поглядывая на лестницу. Он стоял, приготовившись к отваливанию с этой дыры, как внезапно воздух разрезал звук чего-то пролетающего с бешеной скоростью. Он посмотрел — в который раз посмотрел — на лестницу. Кэтрин стояла с этим самым арбалетом, которым он только что задвинул ей по щеке. На лице появляется ленивая улыбка, правда, с оттенком радости. Кай переводит взгляд на то место, где застряла стрела. — Мило! — протягивает он с наигранным восхищением, смотря на изможденную, но воинственно настроенную Кэтрин. На ее лице была ссадина, которая немного кровоточила. Кэтрин в ответ корчит мимолетную гримасу. Кай усмехается и подходит ближе, не боясь за то, что она может в любой момент вскинуть руку и во второй раз пустить стрелу, которая теперь уже точно достигнет пункта назначения. — Я, кажется, немного перестарался, — он подносит руку к разбитой скуле и вытирает большим пальцем выступившую кровь. Его взгляд блуждает по ее лицу, а она смотрит на него, подозрительно прищурившись. — О, ты так думаешь? — говорит она с издевкой. Кэтрин злится — Кай улыбается. Ему доставляет несметное удовольствие, когда она в плохо скрываемой злобе закатывает глаза и буквально извергает чистую желчь в сарказме. — Да, — обыденным тоном подтверждает Паркер, словно речь идет о пересоленной пище. — Еще не думал, что ты так быстро придешь в себя. Кэтрин поджимает губы и практически шипит: — Я знала, что ты меня решишь обдурить! Ты знал, чего я больше всего хочу, и сыграл со мной в игру. Кай наклоняется и тихо спрашивает: — Чего ты хочешь? Наступает минута умопомешательства, когда герои признаются в любви и сливаются в страстном поцелуе. По идее. Кэтрин поддается еще ближе, проводит пальцами по лицу Паркера и в самый ответственный момент отстраняется и лениво, но с гонором бросает: — Свободы! Он играет бровями и вновь улыбается. — Ну хорошо, — он хватает за руку уже успевшую отойти в сторону Кэтрин и тащит обратно в центр комнаты. Кай достает асциндент, протягивает ей, предлагая взяться, и сам крепко хватается. Начинает шептать заклинание. Пирс прикрывает глаза в ожидании, уже чувствуя знакомые ощущения полета. Увы, лишь полет фантазии. Она открывает глаза и перед ней все еще стоит Кай. У него крайне недоумевающий взгляд, он вновь и вновь начинает повторять заклинание, но никакого эффекта. — Черт! — кричит он, сжимая в руке ключ к спасению. — Черт, черт, черт! На лице Кэтрин появляется холодная усмешка. Она подходит ближе к Каю, вытягивается во весь рост и тихо говорит: — В следующий раз думай, прежде чем начать игру — я запоминаю каждый неправильный ход. Кэтрин удаляется легкой походкой победителя.