Соль земли

Джиму так не хотелось, чтобы машина останавливалась. Он желал бы, чтобы плавная дорога в темноту не кончалась, и они просто ехали вперед, пусть бы там ничего больше не было. Такие как сейчас — уставшие, спокойные, не говорящие ни слова. Джиму не нравилась Венеция, но вот сейчас — вполне. А потом, когда машина затормозила, Мориарти открыл глаза и понял, что нет, все-таки даже самое большое наслаждение нужно прервать, пока оно не превратилось в муку, потеряв красоту своей быстротечности. Они вышли из машины и направились к отелю, забрали на ресепшене ключи и поднялись на пятый этаж. — Выдвигаемся завтра утром в девять, — напомнил Моран, направляясь к своему номеру, не оглядываясь на Джеймса. Джим замер на мгновение и кивнул, отвернувшись. Он зашел в пустую комнату, освещаемую только светом из коридора, и стоило ему закрыть дверь, как на него сразу обрушился безграничный мрак. Мориарти щелкнул выключателем, поморщился и направился в душ, раздеваясь на ходу. До наступления утра оставался час, до девяти — часов шесть. В начале шестого Джеймс в одной футболке с растрепанными еще влажными волосами стучал в соседний номер. Стук отвлек Морана от утренних процедур. — Проходи, — Себастьян впустил Джеймса и направился в ванную комнату, возвращаясь к прерванному занятию — взбиванию пены для бритья. Только утром он обнаружил, что сумел забыть в Риме свою бритву, а одноразовая гостиничная была скорее средством пыток, нежели устройством для избавления от щетины, поэтому в качестве бритвы на краю раковины лежал один из небольших ножей Морана. Джим молча окинул взглядом номер, направился было к Себастьяну, но замер на пороге, увидев, как полковник подносит острое лезвие ножа к лицу. — Серьезно? — хрипло осведомился он, прислонившись к косяку. — Не замечал, что тебе нравится по-старинке. — Иногда иного выбора не остается, — отозвался Моран. Мориарти помолчал, глядя на то, как Себастьян осторожно снимает полоску пены со щетиной и подошел ближе. — Позволь мне. Добровольно подставить свое горло под руку Джеймса Мориарти с ножом мог только бесконечно храбрый или бесконечно сумасшедший человек. Себастьян, протягивая нож Джиму, предпочитал думать, что он относится к первой категории. — Пойдем в комнату, — сказал Моран, прихватывая с собой большое гостиничное полотенце. — Здесь негде нормально сесть, а тебе будет неудобно из-за роста. Себастьян сел на край кровати, а Джим подошел почти вплотную, становясь напротив. Его ладонь с предсказуемо холодными пальцами легла на шею Морана, придерживая его запрокинутую голову сзади. Второй рукой Мориарти держал нож. Несколько секунд он скользил взглядом по лицу Себастьяна, словно примеряясь, откуда начать, улыбнулся краешком губ и поднес лезвие к лицу, мягко прижимая его к коже и ведя так, чтобы оно срезало, а не поранило. Скользящим движением он убрал первую полосу; нож оторвался от кожи с характерным чуть царапающим звуком. Мориарти не глядя вытер лезвие. Себастьян спокойно смотрел в лицо Джиму и напряжение между ними постепенно становилось почти материальным. Лезвие неспешно двигалось по шее, а Себастьян думал, что еще никогда так в открытую никому не доверял свою жизнь. Одно легкое движение пальцев, едва заметный поворот лезвия и металл разрежет кожу и тонкую стенку артерии и уже ничто не сможет ему помочь. Джим полоску за полоской снимал пену с левой стороны лица, срезая лезвием щетину начисто. Затем с ювелирной аккуратностью коснулся острием ямки под нижней губой и повел до края подбородка, быстро отводя руку. Нож у Морана — смертельно острый. Лишняя секунда задержки или неправильный наклон и кожа могла лопнуть под даже самым легким прикосновением. Джим, кажется, и не дышал, даже если да, то беззвучно, неощутимо. Себастьян тоже не двигался, пока лезвие его собственного ножа скользило по коже. В этом простом действии между ними двумя было больше интимности, чем во всех пошлых фантазиях, что только можно себе представить. Джеймс принялся за правую сторону, ведя ножом по скуле и ниже; лезвие плавно огибало кость и шло по щеке. Он вытер нож о полотенце и пальцы, лежавшие на шее полковника, скользнули выше, зарываясь в пряди волос. Джим несильно сжал их и плавно потянул назад, заставляя Морана запрокинуть голову. Собрав пену по краям, Мориарти оставалось финальное движение — прямо посередине шеи над кадыком. Холодное лезвие скользнуло вверх по напряженной шее. Джим отложил нож в сторону, полотенцем поменьше вытер Себастьяну шею и лицо, снова встречаясь с ним взглядом. Моран положил ладони ему на бедра, притягивая к себе ближе. Джеймс смотрел сверху вниз этим своим взглядом, эмоции в котором было невозможно прочесть, и Себастьян мог видеть, как расползлись зрачки по радужке, поглощая теплый медово-карий цвет чернотой. Моран откинулся на кровать, утягивая за собой Джима, усаживая его сверху на свои бедра и продолжая смотреть спокойно, с ленцой и привычной едва уловимой иронией в серых глазах. Джеймс размеренно дышал, упирался коленями в покрывало. Эта несложная процедура, всего лишь элементарное бритье, загипнотизировала их обоих. Мориарти смотрел на него, чувствовал под собой его тепло, его жар, и его затапливало с головой этим простым ощущением. Джим наклонился, уперся локтями в матрац, не торопился что-нибудь делать. Смотрел, прислушиваясь к ощущениям. Потом запустил одну ладонь целиком в волосы Себастьяна и повел, слегка-слегка натягивая прядки в пальцах, наблюдая за тем, как они выскальзывают, опадая. Соблазн перевернуть Джеймса, подмять под себя был так велик, но Себастьян не двинулся, позволяя Джеймсу устроиться сверху, играть с волосами, смотреть этими бесовскими темными глазами, полными всеми чувствами сразу. Джим повел носом по виску, скуле, а потом по шее, вдыхая глубокий запах пены, впитавшейся в кожу. Моран все же стянул футболку с Джима, разглядывая темнеющие пятна и следы, притянул к себе ближе, чтобы обвести языком широкий, чуть неровный шрам на плече, и с силой сжал бедра Мориарти. Тот машинально свел колени. Втянул носом воздух и прижался щекой к виску, губами прихватил мочку уха и выпустил ее. Потом приоткрыл губы и замер над ухом, кажется, вот-вот собираясь сказать что-то, но нет, только горячо выдохнул. *** Потом Джеймс лежал поперек кровати, положив лохматую макушку на грудь Себастьяна, курил очередную сигарету и ругался с оставленным в Лондоне помощником, который вряд ли догадывался, что босс в данный момент лежал целиком обнаженный и едва отошедший от чертовски хорошего секса с тем самым мистером Мораном, настолько голос Мориарти был ровным и полным привычного яда. Джим протянул руку, не глядя передавая Морану недокуренную сигарету и поднялся на постели, хмурясь и зло сцепив зубы. Себастьян сделал короткую затяжку, прежде чем затушить окурок в пепельнице, поднял полотенце с кровати и направился в душевую, чтобы закончить, наконец, собираться. Когда Моран вернулся в комнату, Джим уже ушел, и о том, что он вообще здесь был, напоминал только его запах и сбитое одеяло на постели. В девять, когда они встретились в вестибюле отеля, Джим превратился в Мориарти, и ничего в нем не осталось от того лохматого мальчишки в футболке. На улице Джеймс вновь разговаривал по телефону, уйдя в тень под навесом, пока Моран передавал арендованную машину приехавшему за ней человеку. До аэропорта они ехали на такси, в котором, к великому счастью, Джим уже не трепался, а молча набирал сообщения в телефоне. *** Сентябрь в Лондоне был промозглым и дождливым. Весь город стал совсем серым — от мокрого скользкого асфальта до свинцовых низких туч, царапающих крыши домов. — Я сейчас на базу, — сказал Себастьян, пока они неспешно пересекали коридоры аэропорта к залу встречающих, где Джеймса уже ожидала охрана. — Проверю, как у них обстановка и что с новым набором. И Джеймс, ради бога, разберись с чертовыми французами. Джеймс, не глядя на полковника, отозвался: — Я еду с тобой. Хейнер сообщил плохие новости о твоих бойцах, для начала мне нужно разобраться с этим. Хейнер был немцем жесткой военной закалки, у которого каждый наемник ходил по струнке, и ближайшим помощником Морана. И чаще всего именно Морану он докладывал о косяках парней. Но в этот раз, видимо, требовалось вмешательство самого Мориарти. До базы они ехали молча. В пригороде у ворот их встретил сам Хейнер, вытянувшийся по старой военной привычке в струнку. — Вольно, — кивнул головой Моран и коротко спросил: — Ну, и что здесь происходит? — Во время последней операции нарушили приказ, — объяснил немец, — и понеслась. Не вовремя среагировали, в общем, полиция спустила всех своих ищеек. Когда Хейнер, Моран и Мориарти вошли в большой тренировочный зал, бывший когда-то старым помещением мануфактурной фабрики, как раз шел спарринг: двое на ринге, отбросив перчатки, зло выбивали из друг друга последний разум под одобрительные крики собравшихся вокруг прочих наемников. Себастьян выразительно посмотрел на немца, приподняв бровь, но знаком приказал тому не вмешиваться. Он подошел ближе и спросил, не повышая голоса, но сумев заглушить стоящий гвалт: — Какого хрена здесь происходит, дамы? Наблюдатели мигом собрались в присутствии Морана, один из наемников окликнул дерущихся и те, завидев полковника тоже разошлись, вытирая с лиц пот и кровь. — Обычная разминка, сэр, — ответил Джейсон, один из бойцов с ринга. — Разминка, — повторил за ним Моран, хмыкнув, но тон его стал жестким, колючим и требовательным. — Разминка, это когда на руках перчатки, а в зубах гребанные капы. А когда два щенка выбивают друг из друга дерьмо, это чертова потасовка. Хочется распрощаться с последними мозгами? Вон из моего отряда, шарахайтесь по барам и ищите драку! Он не повысил голоса, но наемники замерли, словно окаменели. Несколько попытались было возразить, Джейсон даже открыл рот, чтобы сказать что-то, но Моран заткнул его одним взглядом. — Вас отбирали как лучших бойцов. Но я вижу перед собой сброд. Вспыльчивых молокососов, держащихся за юбку матери. Отбросы, на которые жалко потратить пулю. Он молчал какое-то время, переводя тяжелый взгляд с одного на другого, и неожиданно коротко рявкнул: — Построиться! Живо! Бойцы молча выполнили приказ. Хейнер приблизился к полковнику и встал рядом. Джим остался на месте. Он внимательно смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену, на лица наемников, Хейнера и ровно очерченный профиль Морана. Между бровей у того пролегли две глубокие складки. Себастьян дождался, пока бойцы выстроятся в одну линию, замерев. У второго из дравшихся, Спенсера, из разбитого носа шла кровь, но тот не рискнул дернуться, чтобы утереться, поэтому теперь она заливала его губы и капала на пропитавшуюся потом футболку. — Кто нарушил приказ? — спросил Себастьян у Хейнера. — Уотерс, — ответил Хейнер, привыкший называть каждого по фамилии. Он имел ввиду Джейсона. На парня это было похоже, слепое повиновение никогда не являлось его сильной стороной, но бойцом он был первоклассным. И все же раньше до прямого нарушения приказа дело не доходило. — Серьезно? — усмехнулся Моран и снова обернулся к бойцам. — Уотерс, два шага вперед! Тот бесстрашно вышел, упрямо сцепив челюсти. На его скуле начал расцветать темный кровоподтек. — Объяснись, — Себастьян подошел к нему. Оба мужчины были одного роста и схожей комплекции, но Джейсон был моложе, и на фоне Морана выглядел и вовсе мальчишкой, упрямым, дерзким, но опасающимся получить сполна за свои шалости. — Я посчитал, что так у нас больше шансов, сэр, — ровно произнес Уотерс, не дрогнув. В данной ситуации было очень сложно оправдаться, невозможно, откровенно говоря. Наемник должен бесприкословно следовать приказу, особенно тот, кто работает на Мориарти. Один прокол мог стоить очень и очень многого. — И как? — прищурился Моран, оскалившись. — Расчеты оправдались? — Нет, сэр. Это привело не к тем последствия, которых я ожидал, — негромко ответил наемник после паузы. — Знаешь, почему? — обманчиво мягко произнес Моран и тут же жестко резко сорвался. Каждое слово его звучало как пощечина: — Потому что думать не твое дело! Твое дело — это делать то, что приказано и все, что ты можешь говорить — это «да, сэр, так точно, сэр». Твоя гребанная самонадеянность поставила под угрозу операцию, дело, весь отряд. И что я вижу сегодня? Как ты вместо тренировки устраиваешь балаган. Ты не боец, Уотерс, ты бешеный пес. А знаешь, что делают с бешеными псами? Им пускают пулю в голову. С последним словом Морана в зале упала тишина. — Это не он, — равнодушно и очень спокойно произнес голос позади Себастьяна. Никто из них даже не заметил, как Джеймс приблизился, стоя так же близко к выстроившимся наемникам. Однако теперь, когда Мориарти произнес одну короткую фразу, все невольно напряглись. Себастьян прищурился, переведя ледяной взгляд с замершего перед ним бойца на Джеймса, опустившего руки в карманы и осматривающегося с властной ленцой. — Это не он нарушил приказ, — взгляд Мориарти снова обратился к бойцам и остановился на Джейсоне. Тяжелый, мрачный взгляд. — Почему я должен раскрывать вам глаза на такую очевидную ложь? Какого черта я должен приезжать сюда, потому что один из вас решает, что он умнее и сообразительнее? И он. Имеет. Право. Совать свой нос в схему. Которая. Проработана до минуты? А затем слушать эту жалкую сценку, в которой вы решаете проявить свое благородство и лжете в глаза людям, которых я назначил вашим начальством? А вы, — Мориарти обернулся к Хейнеру и Морану, — блестяще! Какой-то сопляк рассказал вам байку, и вы решили ему поверить? Джеймс качнул головой и поморщился. — Я не понимаю… не понимаю… КАКОГО ЧЕРТА ВЫ ЗДЕСЬ УСТРОИЛИ?! Неужели так сложно просто ВЫПОЛНИТЬ ТО, ЧТО Я ВАМ ПРИКАЗЫВАЮ? Голос Мориарти звенел от злости. — Скотланд-ярд встал на мой след, — снова ровным пустым голосом продолжил Джеймс. — Это может произойти только в случае, если я этого захочу. Когда я это спланирую. Но сейчас это результат того, что один, мать его, умник, решил, что он босс. Моран, — резко сказал Джеймс, переводя тему, — подумай хорошо и скажи, кто это был. Себастьян коротко с силой сжал кулаки. Вмешательство Джима в его разбор отряда последнее, что ему было нужно, но Джеймс — босс, и подрывать его авторитет и субординацию перед притихшим отрядом было совершенно лишним. — Кристофер, Спенсер, — не задумываясь сказал Моран, — два шага вперед. Из строя выступили еще двое бойцов. Один из них был вторым участником драки, тем самым, который теперь быстро вытер кровь с лица, второй — еще один боец, не имевший, казалось бы, никакого отношения к происходящему. — Вот двое действительно виноватых, — бросил он, не глядя на Мориарти, разворачиваясь на пятках. — Можешь сам решать, босс, что с ними делать. Джейс, за мной. Джим дождался, пока Моран отойдет вместе с Джейсоном, покинувшим ровный ряд наемников. Он смотрел на двух бойцов с усталым разочарованием. — Хейнер, подай мне пистолет, — спокойно сказал он немцу и дождался, пока он вложил оружие в руку Мориарти. — Виноватый из вас один, и пистолет из моей руки сейчас возьмет тот, кто невиновен. Ему предстоит выстрелить в виновного. Не задерживайте меня. *** Моран увел наемника в соседний зал, закрывая дверь и оставляя там всех остальных. — Слушай меня, Уотерс, и слушай очень внимательно, — тихо и жестко сказал он, глядя в глаза наемнику. — Мне все равно, кто виноват. Мне все равно, что ты можешь сказать по этому поводу и что могут сказать другие. Кристоф развел вас как щенков, и, вместо того чтобы подумать головой, вы бросились вытряхивать друг из друга дерьмо. Я разочарован. Очень разочарован. Но из тебя все же может выйти толк. Себастьян смерил парня долгим внимательным взглядом и добавил: — Будешь тренироваться со мной. Проболтаешься, пойдешь к черту, это понятно? За дверью раздался выстрел, а потом звук падающего на пол тела. Пара секунд тишины и звонкие шаги Джеймса, удалявшегося из зала. Джим раз за разом внушал каждому — в их работе нет места ни одной ошибке, ни единому промаху. — Пошел вон. И скажи, что я жду Хейнера в его кабинете, — коротко приказал Моран наемнику, мотнув головой в сторону зала. Сам он направился в другой коридор, в комнату, служившую небольшим кабинетом его первому помощнику. Тот появился минут через пять, прикрыл дверь, покосившись на мрачного Себастьяна. — Кто мертв? — холодно поинтересовался Моран. — Спенсер, сэр. — Я так и думал, — качнул головой Себастьян, прикрывая глаза, подавляя внутри холодную волну гнева. — Расформируй отряд. К черту, команды все равно не получилось. Кристофа, Марка, Петера, Джорджа отправь по разным горячим точкам. Хотя нет, Кристофа оставь. Змею стоит держать ближе. Следи, чтобы они с Джейсоном не выпустили друг другу кишки, ясно? На ближайшей операции Кристоф должен получить пулю в голову. Подчиненный только кивнул, не задавая лишних вопросов. — Иди к мистеру Мориарти, скажи, что он может ехать, я останусь пока здесь. Свободен. Себастьян осмотрел базу, понаблюдал некоторое время за спаррингом, отмечая наиболее перспективных бойцов, а после ушел в один из маленьких нижних залов, скинул куртку, разулся, оставаясь в джинсах, футболке и босиком, и, даже не перебинтовав руки, до умопомрачения колотил грушу, откинув все ограничители, позволив злости и усталости взять над собой верх, затянуть весь мир густой красной пеленой. Пришел в себя он только через пару часов, когда кулаки с разбитыми костяшками начали скользить по груше от крови, а футболка пропиталась потом. Он восстанавливал дыхание, когда заметил замершего в дальнем углу у двери того самого Джейсона, внимательно наблюдавшего за ним. — И давно ты здесь? — холодно поинтересовался Себастьян, стягивая футболку и пуская ее на лоскуты, чтобы быстро перевязать кровящие пальцы. — Минут сорок, сэр, — честно ответил тот. — То, что ты видел, Джейсон — не тренировка. Это и есть хренов балаган, — пояснил Моран без улыбки. — Будешь так делать, лично сломаю тебе руку. Моран обулся, натянул куртку на голый торс и ушел с базы, больше никем не замеченный.