От лица Вики
— А если предложу сейчас, откажешь? — я не могу поверить, мне кажется, что он снова призрак, или всё это просто не со мной… Я вдыхаю воздух, чтобы в обморок не упасть. — Я люблю тебя, Вершинин… — обнимая его крепче, тихо говорю я, готовясь к тому, что он может вдруг исчезнуть. Я чувствую его дыхание. Чувствую тепло. Он не копия… — Я тебя тоже, Ветрова, — он целует меня, и я полностью растворяюсь в этом поцелуе и его объятиях, точно зная, что всё реально. — Я просто не могу поверить, что больше не буду каждую секунду думать о наших отношениях, — вслух говорю я, снова улыбаясь и смотря в его глаза. — Я могу больше не делать вид, что мне всё равно на тебя, — притягивает ближе к себе, направляясь к выходу. Наши руки случайно пересекаются, соприкасаясь, и наши пальцы переплетаются. Я никогда не была счастлива настолько. Почему когда нам больно, мы можем часами говорить об этом, украшая всё эпитетами и метафорами, но когда мы счастливы, хватает тишины? — Почему просто не сказал раньше? — спрашиваю я, замечая некоторое замешательство после этого вопроса. — Потому что не могу быть лучше. А тебе определённо нужен кто-то лучше… — говорит Паша, и это как-то странно, слышать такое от него… Ты ведь уверенный в себе и своих поступках парень, тебя все твои знакомые хотят, а ты… хочешь быть лучше… ради меня? — Мне нужен ты, — уверенно отвечаю я, прокручивая в воспоминаниях, как долго я приходила к этому выводу, — и только попробуй уйти, я... — меня снова затыкают поцелуем, и я взъерошиваю светлые волосы. А ведь раньше меня бесило, когда он не давал мне договорить. Прошлое в прошлом. Ещё вчера я не могла и подумать, что уже сегодня он будет целовать меня, что у него есть чувства ко мне. Он обнимает меня крепко, как никого и никогда не обнимал. Теперь мне плевать на Антонову — он только мой. Знаю, что внизу нас ждут ребята, и пора идти, но не могу оторваться от губ парня, пока поцелуи сносят крышу. Я никогда не чувствовала себя нужной кому-то, никогда не хотела жить ради лишь одного человека, никогда не ощущала «бабочек в животе», если только дохлых, после его очередной шлюхи. Странно признаться, я ведь тогда даже этим шлюхам завидовала…Тем временем
— Где Паша и Вика? — спрашивает девушка, подходя к невысокому парню. — Тебе в рифму ответить? — громко и нервно отвечает тот, сплёвывая на землю. — Чё ты орёшь, я просто спросила, — обиженно отвечает рыжеволосая, хотя уже давно привыкла к таким внезапным сменам настроения парня. — Да задрала ты уже! Тупая, — отходит к машине Горелов, тут же жалея о сказанном. Она ради него даже в Припять потащилась, а она ведь девушка… Его девушка… Она давно привыкла к таким оскорблениям, и они уже не кажутся ей значительными. Уже даже не обидно, как было в начале отношений, но вначале он не опускался до такого…От лица Вики
— Я чё-т не врубился… Вы как поняли, что это эти, — Горелов заглянул на экран планшета Гоши, — фантомы? Они ведь копии людей, владеют всей инфой... — я понимаю, насколько сложно поверить в это, не видя своими глазами. Горелов просто верит Паше, поэтому пытается разобраться — рассказывай про фантомов я одна, он бы с радостью отправил меня в психушку. — У Вики глаза были голубые, — капец, блин, ему легко… А у меня? Я чуть с крыши не скинулась, пока этот шрам не разглядела! — У Паши шрама не было на шее, — нехотя отвечаю я, смотря в окно и замечая улыбку Паши, которая, как отражением, передаётся мне. — А я и не замечала, — думаю, догадаетесь, кто это сказал. А как бы ты, фак, заметила, если ты его знаешь три дня?! — Убейте меня, — Настя смеётся, Паша усмехается, а Антонова привычно цокает. — Давай я, — шутит Лёха. Отношения у нас с ним не совсем тёплые, но меня устраивают. В таких ситуациях мы часто смеёмся, пусть даже над фигнёй вроде вопросов Антоновой. — Я потом тебя убью, Горелов, — невозмутимо говорит Паша, и моя улыбка становится ещё шире. — Вот щас вообще не понял, — приподнимает бровь Лёша, а я пытаюсь сдержать смех. — Лёсик, ты тупой просто. Видно же, втюрились, два придурка, — мы с Пашей уже смеёмся в голос, и я на минуту забываю об Антоновой, которая моментально помрачнела. Горелов и Макарова обнимаются, я, улыбаясь, смотрю на Пашу, он улыбается в ответ, и только Гоша и Аня сидят, смотря в окна. — Замутите вы тоже, а то аж тошно от вас, — ржёт Горелов, хватая за руки Петрищева и Антонову, соединяя их. Их лица вызывают новый приступ смеха у меня, Паши и Насти. Только сейчас понимаю, что друзья — действительно главное в жизни. В какой дерьмовой ситуации мы находимся — и всё равно ржём до слёз. Петрищев испуганно убирает руку, а Антонова только злобно смотрит на меня и Пашу. Замечая её взгляд, подмигиваю, заставляя отвести глаза. Молодец, так лучше. Мы выходим из машины, проехав улицу. Судя по всему, мы уже в центре города. Перед нами грустно возвышается колесо обозрения, которому было не суждено работать. Оно никогда не дождётся посетителей. Гоша пытается включить навигацию, дабы найти подкастера, а я сажусь на сухой ствол поваленного дерева. Паша садится рядом, и я улыбаюсь в тысячный раз за этот день. Мне кажется, это лучший день в моей жизни. Дует холодный ветер, и его шум отражается от пустых зданий. Двигаюсь к Паше, он обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, первый раз в жизни не боясь быть отверженной. Закрываю глаза, вдыхая запах дождя, отголоски сигаретного дыма, древесного одеколона и радиацию, по совместительству. Он достаёт пачку сигарет, закуривая. Мне нравится этот едкий запах, но одновременно раздражает. — Меня бесит, когда ты куришь, — бесит не из-за дыма, бесит из-за того, что он не курил до этого, только лишь изредка. Он слишком идеален для этого. Кидает так и недокуренную сигарету на землю, придавив подошвой кед, вновь обнимая меня.***
— Лёш, она же упадёт! — пытается перекричать скрип кабинки на колесе и перестать смеяться девушка, заглядывая в его серые глаза. Она всегда любила серый цвет, но его глаза это что-то неописуемое. Они как цвет асфальта, как цвет этого неба, а для неё как цвет счастья. — Не упадёт, — раскачивая кабинку ещё больше, смеётся он. Рыжеволосая смотрит на небо. — Настюх, ты прости там все косяки, если что… Я это… постараюсь быть лучше, — говорит Лёша, смотря куда-то вдаль. Она знает, что ему всегда тяжело извиняться. В какой-то степени они как Вика и Паша: один извиняется, хоть и редко, а другая прощает.***
— Ребят, он в блог написал, что его Зона не отпускает, и он не может уехать, — орёт Петрищев, привлекая всеобщее внимание. — Придурок, а, — усмехается Вершинин, не выпуская из объятий Ветрову. — Довыёбывался, дебил, — ржёт Горелов, подходя к планшету, начиная смеяться ещё больше. — Ребят, он же человек, нельзя быть такими жестокими… — подключается Аня, делая страдальческое лицо, смотря на Пашу, который никак не реагирует. — Ой, кто-то хочет с ним вместе остаться, — снова смеётся Ветрова, вырываясь из объятий парня. — Уже темнеет, валим отсюда. Захочет — выберется, у него мотоцикл есть, — нервно говорит Вершинин, жалея, что транспортное средство отсюда вывезти не выйдет, берёт Вику за руку, направляясь к машине.От лица Вики
Снова тишина, лишь только дорога и меняющийся пейзаж. Мы едем так уже минут сорок, пока я не замечаю знак неровной дороги. От нечего делать начинаю считать секунды в ритме с моими наручными часами. Раз, два, три… Семьдесят семь. Семьдесят восемь. Снова такой же знак. «Ну, мало ли» — проносится в моих мыслях, когда я понимаю, что сбилась со счёта. Снова начинаю считать, чтобы не дать себе уснуть. Семьдесят восемь. Снова тот же знак. Мне становится жутко, когда я вспоминаю блог подкастера. — Паш, — шёпотом говорю я, стараясь не будить остальных. — Мы его третий раз проезжаем, — с нескрываемым страхом говорю я, а он выходит из машины, рисуя грязью крест на белом фоне. Тишина. Свет фар рушит сгущающуюся темноту. Я прикрываю глаза, когда Паша резко тормозит. За окном вновь белая табличка, на которой отчётливо виднеется крест.