Черные воды

Оикаве нравилось, когда Иваизуми подчинялся. Когда он становился на колени и прижимался губами к старой коленной травме, скользил шершавыми ладонями по бедру. Когда он позволял надевать на себя ошейник и завязывать глаза, позволял оставлять его полностью беззащитным и открытым, со связанными руками и расставленными ногами. Это было в некоторой степени мило, когда тот не отворачивался от выдыхаемого сигаретного дыма, но немного морщился в недовольстве. Ему нравилось, когда Иваизуми пихал его локтем в бок ночью, чтобы тот не стаскивал все одеяло на себя, или кусал его ухо, недовольный положением. Нравилось, что Иваизуми может в нужный момент дать звонкую пощечину или хорошенько ударить, что он может за себя постоять и не станет попусту распускать нюни. Иваизуми был самостоятельным человеком, если говорить в общих чертах. Оикава уже четвертую минуту стоял у одной и той же витрины, ради приличия делая вид, что он рассматривает всю ювелирную, а не только медные мужские кольца семнадцатого и восемнадцатого размеров с тем самым узором и нужные по форме. Правда, кажется, продавщица уже просверлила его всепожирающим взглядом, но ему надо было еще чуть-чуть подумать. Самую каплю… Не выдержав, он отошел от колец к браслетам. Он знал, что сам он далеко не хороший человек, что он пропащая личность, зануда с унылыми увлечениями и страшный садист, но вместо того, чтобы отпустить Иваизуми и дать ему шанс на нормальную жизнь, он лишь целовал чужую ступню в извинениях и жалостливо улыбался - так, как научился улыбаться за свои двадцать с хвостиком лет жизни. И его прощали. Его целовали в ответ, ему усмехались и его волосы мягко тормошили, пробегая пальцами по шейным позвонкам. Оикава не мог поверить своему счастью еще три года назад, и до сих пор не верил. - Вам помочь? - спросила его девушка, накручивая локон на палец. Он вздохнул и, выдавив из себя очаровательную улыбку, склонил голову. Продавщица в ответ вся расцвела, выпятила грудь и начала говорить про хорошие браслеты, которые подойдут ему "на эти прекрасные руки", так что парень поспешил отгородиться от жестокой реальности, которая сейчас мелькала у него перед глазами, и вернулся к своим мысленным рассуждениям. О чем он там думал? Ах да. Иваизуми. Иваизуми был очарователен. Не так, как очаровательны маленькие зверюшки или ленточки в девичьих косичках, конечно, все-таки Ива-чан был мужествен и брутален и оставался мужиком, но когда краска заливала его шею, когда он отворачивался в стыде или пытался позвать легким мычанием - Оикаве требовалась пара минут, чтобы прийти в себя от эмоций. Может, это именно Оикава был ненормальным, но что плохого в сумасшествии, если ты от этого счастлив? - Нет, мне все же нужны парные браслеты. Для меня и моего друга, - на минутку возвратился в реальность, и тут же его затянуло обратно в волну образов и воспоминаний. У Иваизуми были странные привычки. Он полностью отрицал сахар в его традиционном виде, хотя почти всегда пользовался сахарозаменителем и не воротил нос от теплых слащавых булочек с корицей. У него был красивый, каллиграфический почерк, состоящий сплошь из печатных букв, но порой читать его было невозможно из-за скачущего размера строчек. Словно сама интонация несуществующего голоса воплощалась в этих линиях. Также Иваизуми, как ни странно, оказался фанатом татуировок и сторонником всяческих экспериментов при своей относительно стандартной и невинной внешности, что поначалу ввело Оикаву в заблуждение. Глубо-о-окое заблуждение. Иваизуми мог смеяться, мог таскать в порыве праведного гнева Оикаву за волосы по дивану, мог возвращаться под утро только едва пьяный ("что ты там вообще тогда делал?") или сочинять стихи руками. Он мог быть вегетарианцем на день и идеальным оратором на час, пока Оикава пытается не покончить с собой от невыносимого упадка настроения. Если бы Оикаве пришлось выбирать бога, он бы выбрал Иваизуми. Но пока что ему придется выбирать наиболее дешевое между парными браслетами и парными кольцами, чтобы наконец-то как-то ограничить свои порывы ревности и не прийти к полному банкротству одновременно.