Двенадцать месяцев

Ярко мерцают мощные прожекторы, гоняя разноцветные лучи по сцене; толпа, пропитанная атмосферой кайфа, покачивается из стороны в сторону, загипнотизированно поднимая руки; тонкой струйкой рассеивается дым зажжённой сигаретой, которую ты так и не начал курить. Привычные движения пальцев, перебирая струны, нестройные голоса из зала, поющие каждую песню, мелодичный голос солиста, который благодаря хорошей аппаратуре проникает в самые уголки небольшого зала, касаясь каждого пришедшего, фееричное вступление флейты и быстрые удары в барабан, сливающиеся с громким звуком бас-гитары. Обычный концерт. Ты отыгрывал их десятками, сотнями. Только вот последнее время у тебя всё выходит скверно, чертовски скверно. То микрофон падает прямо во время выступления и ты не успеваешь его поймать, раздражённо наблюдая, как он с глухим звуком ударяется о сцену, то слова песни, что ты исполняешь, раз за разом выпадают из памяти и в голове остается ублюдская пустота, обволакивающая все остальные мысли, то волосы путаются в застёжке и приходится вырывать их, чуть ли не рыча от неприятных ощущений. Вот и сейчас ты стоишь и чувствуешь, как сигарета, зажжённая пару минут назад, дотлела и теперь щиплет пальцы, угрожая через несколько секунд обжечь, а ты не можешь ее выкинуть. Грёбаные организаторы со своими правилами. Грёбаные пепельницы, в которые полагается тушить окурки, стоящие так далеко. Изящной походкой к тебе приближается Лёва, держа микрофон обеими руками, допевая куплет. Его волосы, лежащие непослушными кудрями, так и не стали выглядеть опрятнее, несмотря на то, что милая девушка в гримёрке возилась с ними около часа, тратя много геля и лака сильной фиксации. Он слишком энергичен во время концертов, чтобы майка не липла к вспотевшему телу, а причёска оставалась безупречной все время. Обычно ты услужливо вытирал ему капельки пота, проступившие на лбу, в те моменты, когда песня не требовала твоего постоянного участия и можно было чуть перевести дух, сходя за полотенцем, верно дожидающимся вместе с бутылками негазированной минералки и стаканом коньяка. Теперь тебе хотелось только опрокинуть в себя горячительную жидкость, почувствовав, как обжигающее тепло разливается внутри, а кровь приливает к лицу. - Аккуратнее, Шурик, - шепчет Бортник, осторожно забирая из твоих пальцев окурок и, стараясь не скинуть столбик пепла, несёт в прозрачную посудину, где уже лежит пара бычков. Вернувшись к тебе, вытаскивает несколько прядей, зажатых ремнем гитары и, улыбнувшись, отходит на свое место. Если бы не та ошибочная фраза, Лёва, если бы не она, я бы мог тебя обнять в благодарность. Но теперь это перебор. Теперь все перебор. Тебе нравилось контактировать с ним на сцене, передавая свои импульсы и получая в несколько раз больше, сокращать расстояние, перебирая пальцами быстрее, увеличивая темп, доходить до самого яркого момента песни, а потом, словно обессилев, падать на его услужливое плечо, вдыхая его парфюм, перемешанный с потом, и рвано выдыхать, сбив дыхание. Теперь я не могу играть для тебя, ебаный эгоист, не могу. Вы доигрываете основную часть программы и уходите за кулисы, где ты раздражённо скидываешь пиджак, словно он является эпицентром всех проблем, и плюхаешься рядом, закуривая, наконец, сигарету.