Двенадцать месяцев

Как же быстро человек привыкает к определённому раскладу вещей, считает правильным устаканившийся порядок, определяет для самого себя зону комфорта, выходить из которой со временем становится всё сложнее и сложнее. Чем дольше формируется обыденность, тем туже затягивается удавкой страх перемен и чего-то нового. Вот и сейчас ты испуганно блуждаешь взглядом по тёмному залу, пока ещё пустующему, и осматриваешь маленький пятачок, выделенный для тебя и для Лёвы на целый концерт, думая о том, что спрятаться будет негде. Не будет спасительной гитары в руках, на которую можно перевести взгляд, если вдруг что-то пойдет не по выстроенному плану в твоей голове, не будет отросших прядей, ведь всего неделю назад твой парикмахер оставил тебя с тем, что ты смог выторговать, срезав сантиметров пятнадцать. Не будет даже дружелюбного Макса, который всегда рад подставить тебе спасительное плечо в те моменты, когда просто необходима передышка. В последнее время ты слишком часто ходишь на подобную терапию от Лакмуса, он даже начал что-то понимать, сочувственно наблюдая, как ты в очередной раз убегаешь от Лёвы. Концерт начнётся через полчаса, оркестр медленно собирается, напоминая большой улей, гудяще-громкий, незамолкающий и такой живой, вечно двигающийся, производящий разнообразные звуки. Хочется нырнуть в этот бурлящий поток энергии, плыть по течению, отдаваясь полностью этой стихии, забывая о себе и своих проблемах. Только вот ты - не Лёвчик… Ох, Бортник, ты даже в мои мысли проникаешь. Сукин сын, нет от тебя нигде покоя. Кто-то в последний раз проверяет инструменты, кто-то тихо обсуждает планы на вечер, зал начинает медленно заполняться совершенно разными людьми, настолько непохожими, что можно представить, будто это весенняя полянка, на которой растёт всё что ни попадя. Тут и красивые садовые розы откуда-то появились, и незатейливые простые ромашки, и примостившийся с краю чертополох, и яркие васильки-огоньки заняли самый центр, виднеются даже серьёзные, не первой свежести хризантемы, устроившиеся на самых выгодных местах. - Пять минут осталось, - шепчет тебе организатор, чуть хлопнув по плечу, вытаскивая из раздумий. - Понял, - киваешь, одёргивая пиджак и сдувая волосы с лица. Свет окончательно гаснет, позволяя темноте съесть всю сцену и зрительный зал, только кое-где мелькают экраны мобильных совсем уж нетерпеливых слушателей, поглядывающих на время, но и они исчезают, стоит только скрипке начать свою партию. Музыка разрастается, начинает набирать обороты и захватывать всё новых людей, перепрыгивая с ряда на ряд, словно маленькая девочка, собирающая цветы без особого разбора. Ей всё мало, хочется ещё и ещё, несмотря на то, что в руке уже приличных размеров букет. - Вспыхнет в груди, но не согреет, - как-то слишком горестно поет солист, неопределённо махая рукой в твою сторону, привычно прикрывая глаза и двигаясь уже не в такт играющей песни, а следуя ритму, отбивающему внутри грудной клетки. - Сердце оставит пустым янтарный пожар. Лёва приближается к тебе плавно и ненавязчиво, то ли оркестр так влияет на его состояние, то ли сегодня у него нет просто сил бросаться хищным зверем, как обычно, пытаясь зажать тебя-дичь в своих сильных лапах. Мешкаешься, ведь в руках нет гитары, совсем рядом не мелькает спасительная светловолосая макушка бас-гитариста, да и просто нет возможности легко отступить назад, ибо этот несчастный пятачок не рассчитан на подобные отступления. Раз, два - и ты в ловушке. В ловушке танца, вовлечённый улыбающимся солистом, чьи бедра плавно и как-то уж слишком вызывающе покачиваются, а руки рисуют воздушно-невидимые узоры прямо перед лицом. - Что ты делаешь? - шепчешь одними губами, чувствуя на своей коже чужое дыхание и не выветрившийся запах табака. - Помятые крылья, - вместо ответа поёт в микрофон Бортник, - несчастной любви. Кто еще тут несчастен — вопрос спорный. - Дыши глубже, - неожиданно отвечает солист, ловко расстёгивая верхнюю пуговицу на твоей рубашке, позволяя тебе с удивлением заметить, что дышать действительно стало легче. Это просто рубаха давила на горло, вот и всего-то. А не тепло-обволакивающий голос и горячие пальцы способствовали некому расслаблению. Определённо. Когда подобное утверждение формируется в голове, становится как-то совсем легко и просто, улыбка сама собой появляется на лице, и ты спокойно ходишь по сцене, подмигивая милым девушкам, танцующим медляк в проходе. Неожиданно для самого себя, ты покачиваешь бёдрами в такт музыке совсем как твой друг, откидывая волосы и чувствуя наполняющуюся душу чем-то таким светло-радостным и приятно-горячим, что хочется закружить в танце вон ту милую бабулю с третьего ряда, крепко держащую красивые алые розы. Рубашка, просто рубашка.