Двенадцать месяцев

Ночью город живёт какой-то особенной жизнью. Нет, суматоха и бешеный ритм остаются, а вот своеобразное очарование ночной поры днём не отыскать. Огни уличных фонарей ложатся почти ровно на мокрый асфальт, быстро проносятся спешащие машины, воздух избавлен от присущей лету духоты, футболка уже не липнет к мокрой спине. Откидываешься на лавочке, закидывая ногу на ногу, на улице безлюдно и приятно пахнет какими-то цветами. Подобная обстановка явно располагает к расслаблению, только вот каждая новая затяжка добавляет маленькую порцию горечи в общий чан. Туда, где адски пылают все твои тяжелые мысли, варясь в бульоне сомнений и противоречий, приправленные губительными желаниями. Телефон в кармане оживает, призывно мигая белым экраном с пришедшим сообщением от уже знакомого адресата, аппарат услужливо подсказывает, что этот отправитель настрочил уже дохуя сообщений. - Бля, Лёва, - недовольно морщишься, когда окурок обжигает подушечки пальцев и, обвиняя во всех смертных грехах солиста, тянешься за телефоном. "В доме нет ключей. Жду, что ты приедешь в эту среду и сорвёшь замок." - Поэт хуев, - часы в правом углу экрана оповещают, что среда закончится уже через полчаса и уступит место следующему дню недели. В гастрольном графике образовалась внушительная дырка, поэтому вся группа улучила момент и разъехалась по всей стране, кроме тебя и Бортника, который по каким-то причинам отказался отдыхать в этом году. Тебе же валяние на берегу моря или ползанье по горам не помогало в те моменты, когда в голове творился полный бедлам. Отправив семью купаться и загорать на какой-то курорт, ты засел с коньяком и музыкой на кухне, совершенно потерявшись во времени. Пока Лёва не решил проебать где-то свои ключи и вызвать тебя на подмогу, словно ты какой-то супергерой, а не обычный музыкант, погрязший в алкоголе и творческом кризисе. "Шурик, серьёзно, открой меня." Солист позвонил уже несколько раз, вытащив твоё несчастное, измученное гастролями тело, заставляя ловить попутку. Под ухом летает навязчивая мошкара, все открытые участки тела начинают назойливо чесаться, и тебе приходится идти к подъезду. Внутри совершенно темно, воняет пролитым алкоголем, кругом смятые окурки, и хочется бежать без оглядки прочь, впрочем это описание подходит и тебе. Жмёшь на кнопку лифта, уже со злостью замечая беленький квадратик пришедшей смски. "У меня есть коньяк и виски, оторви свою задницу и притащи мне ключи." Громко стучишь по двери, чуть ли не падая на скользкой кафельной плитке и утыкаясь лбом в мягкую обивку двери. С той стороны двери кто-то спешно приближается, щелкает задвижкой и наступает тишина, ты дёргаешь ручку двери, не совсем понимая, какого хуя попасть внутрь не выходит. - Шура, ты дебил, ключами открой! - Лёва уже тоже порядком раздражён и злится на не очень трезвого тебя, мысленно молясь, что ты не забыл заветную связку с ключами. - Знаешь чо, - открываешь дверь и вваливаешься в прихожую, чуть ли не падая, но ловко скидывая потрёпанные кеды и пытаясь сфокусировать взгляд на хозяине квартиры, - в следующий раз сам себя открывай, умник. Мужчина сдувает с лица русые пряди, хаотично лежащие на лбу, и указывает жестом в сторону, то ли приглашая выпить, то ли пойти нахер. Ты выбираешь первое и бредёшь на кухню, почему-то вспоминая январь, когда в такой же кондиции к тебе ввалился Лёвка и признался в любви. С того времени много воды утекло. Эх, Лёва, черт его знает, что это за херня такая - любовь твоя. Трахаться в жопу или покупать друг другу гитары? Всё ведь так неоднозначно и непонятно. Мне бы разобраться во всём этом, а то уже тошно. - Наливай, - произнес ты приказным тоном, усаживаясь по-турецки на удобном деревянном стуле. В помещении приятная прохлада от кондиционера, ненавязчивая скрипка исполняет свою партию, на стеклянной поверхности стола быстро появляются криво нарезанные фрукты, сыр и бутылка коньяка с двумя стаканами. Лёва смотрит на тебя, чуть покачивая бедрами в такт льющейся мелодии, скидывая все лишнее с кухонного гарнитура в мойку, не разбираясь, чистое оно или грязное. Ты махом опрокидываешь в себя почти целый стакан алкоголя, морщась и откусывая кусок груши. - Во рту аж пересохло от этих твоих пидорастичных танцев, - произносишь слишком зло, поражая даже самого себя. Лёва пропускает колкость мимо ушей и удобно устраивается на стуле напротив. За окном медленно отступает ночь, небо окрашивается в самые нежные и пастельные оттенки, фрукты исчезают с тарелки, оставляя лишь слишком горький апельсин нетронутым. Бутылка коньяка пустеет и пропускает через себя первые робкие лучи солнца. Дневное светило разгоняет вас по комнатам прокручивать в голове все события с начальной точки отсчёта и отсыпаться, трезвея.