Двенадцать месяцев

Свет от софтбокса распространяется по всему помещению, не позволяя выхватывать тёмные участки, прячась от ослепительного света. Несколько камер для съёмки, декорации в виде одного матраса и полуголые девушки, извивающиеся под музыку. Ты стоишь около большого зеркала в полный рост и щуришься – болят глаза, измученные бессонной ночью. В помещении довольно прохладно, прячешь руки в карманах дутой жилетки, мысленно отмечая её практичность. Вторая интерпретация клипа совсем необязательна, но группа загорелась идеей. Да и тебе было интересно создать нетипичный видеоряд, где есть обнажённые девушки, похоть, разврат и намёки на сексуальные извращения. - Дай сигаретку, - Лёва подошел совершенно бесшумно, ступая мягкой поступью. От него приятно пахнет новым одеколоном с цитрусовыми нотками и шампунем с ярко-выраженной лавандовой отдушкой. Созданный образ совершенно не вяжется с реальным Бортником. Трёхдневная щетина и хитрый оскал, появляющийся на его лице, придают некой брутальности, совершенно не присущей солисту. Он капризен и эксцентричен, эгоистичен и раним, нежен и медлителен в некоторых вопросах, не умеет хорошо готовить и совершенно не способен совладать с собой в стрессовых ситуациях, но никак не брутален. Ты протягиваешь ему сигарету, скользнув пальцами по манжету рубашки. Фланелевая, как и у тебя. - Так будет лучше, - перехватываешь его руку, которой он зажимает спасительную сигарету, и тянешь на себя. Надменность на его лице, созданная для подходящего амплуа, тут же исчезает, сменяясь беспокойством. Начинает подрагивать правое плечо. Закатываешь рукав, следом второй, придавая внешнему виду некой беспечности. - Хорошо, - Лёва дёргается, пытаясь отстраниться. Да какой из тебя маньяк? Ты жертва, самая настоящая жертва, друг мой. - И так, пожалуй, - подносишь руку к вороту наглухо застёгнутой рубашки, расстёгивая пару верхних пуговиц. Даже сквозь ткань чувствуется тепло, исходящее от человеческого тела. Несмотря на прохладу в помещении, солист пылает, словно разгорячённая сковородка на плите. - Спасибо, - хрипит Лёвчик, отшатываясь на безопасное расстояние и самостоятельно расстегивая оставшиеся пуговицы. Под рубашкой у него простая хлопковая кофта сероватого цвета. Тебе нестерпимо хочется побыть с ним рядом, обхватывая пальцами кружку дымящегося напитка и курить сигареты, стряхивая пепел прямо на стол. И разговаривать, так много, как не говорили никогда за всю свою жизнь. Но теперь ты не можешь. Вы не просто друзья, которые отлично дополняют друг друга в профессиональном плане, а два мужика, один из которых испытывает чувства, а второй охуевает от происходящего. Я так скучаю по нашим посиделкам, когда мы пили и писали песни. И не было никакой любви, никаких чувств с сантиментами. Только алкоголь, только музыка, только мы. - Лёвка, давай соберемся на неделе? – ты вылавливаешь солиста в курилке во время пятиминутного перерыва между съёмками. Тебе отчаянно хочется, чтобы он согласился и время вернулось вспять - в ту золотую пору молодости с безрассудством, вседозволенностью и песнями под гитару на прокуренной кухоньке. - Посмотрим, - бурчит в ответ голубоглазый, уткнувшись в телефон и яростно пролистывая стену в социальной сети. Ему прохладно в тонкой рубашке, но накинуть что-то сверху мужчина не желает. Ты машешь рукой, раздражённо выкидывая окурок на улицу. Спустя три часа отснята большая часть, и обессиленный режиссёр дает отмашку, позволяя актёрам и группе свалить домой. Остаётесь лишь вы с Лёвой. Слишком много запоротых сцен, а это неприемлемо, учитывая тот факт, что вы основные герои клипа. - Ребята, все мы устали и заебались, но надо собраться! – приободряющий голос администратора дает некоторые силы, чтобы закончить начатый проект. Вы сидите в импровизированной машине, Лёва рулит, ты – пассажир. Искоса смотришь на его ноги, обтянутые светлыми джинсами. Он питает слабость к узким штанам, то ли отдавая дань моде, то ли получая удовольствие от демонстрации своих стройных конечностей. Обычно ты не обращаешь внимание на такое, но усталость даёт о себе знать. Залипаешь на его ногах, упрямо не желая поворачивать голову в сторону камер. - Шура, перестань пялиться на Лёву, - орёт недовольный режиссер, махая какой-то папкой, - это не гейский клип! Смотри в камеру! Тебе становится неудобно, когда удивленный солист ловит твой взгляд где-то на уровне бёдер. Всё кажется слишком абсурдным, чтобы что-то объяснять. Ты пиздецки устал от всех разборок и отношений, тебе хочется алкоголя, хорошего отдыха и задушевной беседы с кем-то, кто поймет всю ситуацию, подсказав дальнейшие действия. Господи, Бортник, я не пялюсь на тебя. Я просто мертвецки устал. Наконец-то вас отпускают домой, позволяя скинуть с лица вымученную улыбку и встать с жёсткого сидения в псевдомашине. Лёвчик растирает затёкшие ноги, смешно передвигаясь в сторону гримёрки, ты ищешь зажигалку с сигаретами по карманам, намереваясь закурить прямо в помещении. Конечно, за это вы потом получите пиздюлей от администрации, но сейчас можно. - Тебя подвезти? – интересуется голубоглазый, когда вы оказываетесь в маленькой комнатке с двумя шкафами и огромным зеркалом. Гримёрка у вас крохотная и неуютная, зато отдельная от основного персонала. Можно плюхнуться на единственное кресло и расслабленно потягивать сигарету, наблюдая в зеркале витиеватые завитушки из дыма. - Было бы неплохо, - откликаешься спустя пару минут, заглядывая в безразмерный шкаф в поисках своей куртки. Многие сценические костюмы хранятся именно здесь, поэтому найти собственную вещицу довольно затруднительно. - Я устал, Шурка, - Лёва подходит ближе, сокращая между вами расстояние. Краем глаза замечаешь, что у него начинает дёргаться глаз – первая весточка стресса у Бортника. Делаешь шаг навстречу, оставив ничтожное расстояние между вами. Вглядываешься в его лицо. Такое знакомое, еще со школьной скамьи: простое и сложное одновременно, с пролегшими складками и появляющимися морщинками, с необычайно яркими глазами и обветренными губами. Ты приближаешься к нему и утыкаешься в плечо, прикрывая глаза. В его обществе тебе всегда было спокойно и легко, не учитывая последние девять месяцев. Его энергичность на сцене дополняла твою скованность, а ранимая и трепетная душа позволяла чувствовать себя человечнее. Он обнимает тебя, притягивая к себе и несильно сжимая в объятиях. Чувствуешь его тепло своим телом, ощущаешь, как руки ложатся на спину, цепляясь за жилетку. Тебе спокойно и хорошо. Тепло и уютно. Просто и приятно. - Я всё ещё люблю тебя, Шур, - хрипло произносит Лёва над правым ухом, обжигая дыханием кожу. - Я знаю, - неохотно отвечаешь ты. Разрушать атмосферу не хочется, но Бортник всё воспринимает иначе. Поэтому необходимо объясниться или что-то рассказать, но нет сил. Отстраняешься от него, размыкая объятия. – А ещё знаю, что ты умеешь испортить абсолютно всё. Подхватываешь куртку и спешным шагом покидаешь помещение, оставляя мужчину один на один со своими заебами. Я был почти счастлив, но ты опять всё испортил. Какой же ты мудак, Егор Михайлович. Какой мудак.