Двенадцать месяцев

- Что ты чувствуешь со мной? – Бортник запинается, силы оставляют его, и он готов повалиться прямо в снег, закрыть глаза и умереть на месте. Но держится, прислонившись спиной к дереву и прикрывая глаза. - Ненависть, практически всегда, - отвечаешь честно, думая, что это единственный выход в данной ситуации. – Иногда спокойствие. - А любовь? - Не думаю, - ты не знаешь, что для него любовь. Не знаешь, что и для тебя любовь. – Не знаю, Егор. Он вздрагивает. Егором ты зовёшь его настолько редко, что это всегда случается в значимые моменты. Иногда можешь назвать Егором Михайловичем, но это не то. Егором ты звал его во время знакомства. На первом концерте. На свадьбе. Сейчас. Вы молча возвращаетесь в машину, напрочь промочив ноги. Внутри довольно прохладно, но лучше, чем на улице. Тебе хочется всё забыть и горячего кофе, чтобы убрать мерзкий комок из горла, вызванный регулярным курением. - Я хочу поцеловать тебя, - гулко произносит Лёва, смотря куда-то вперёд на занесённую трассу. - Зачем? – ты внешне безразличен, но внутри клокочет вулкан из противоречий. С одной стороны, ты не желаешь целовать этого ублюдка, который испортил всё то, что вы выстраивали годами. С другой - тебе чертовски интересно, насколько поэт хорош в поцелуях. - Это позволит мне не свихнуться окончательно, - голубоглазый чуть наклоняется к тебе, прикрывая глаза в мучительном ожидании ответа. Ты можешь отказаться или примкнуть к губам, увлекая в поцелуй. Сука, вот что мне делать? Я же не хочу давать ему ложных надежд. Да и не люблю Лёвчика. Но поцеловать хочется. Пиздецки хочется. Ты, собрав волосы в хвост, наклоняешься к другу, мягко целуя. Его потрескавшиеся губы приоткрываются, позволяя проникнуть глубже. Но ты не собираешься этого делать сейчас. Скользишь языком по нижней, чувствуя, как горячо выдыхает спутник, поддаваясь вперед. Еще пару сантиметров, и он свалится на тебя, опрокинув пластиковый стаканчик с недопитым напитком. Похуй на кофе. Тянешь его на себя, скидывая посудину и позволяя ей разлить содержимое небольшой лужицей на коврике. Тебе хочется чувствовать непрерывность поцелуя. Исследуешь его рот, пробравшись кончиком языка внутрь, скользя по нёбу и зубам, порой сталкиваясь с его языком. Он нерешителен, хотя происходящее определенно вызывает приятные ощущения. Убираешь язык, позволяя ему взять инициативу в свои руки. В конце концов ты хотел узнать его искусство поцелуя, а не вызвать у себя непонятную тяжесть внизу живота. Лёва мягко пробирается, осторожно двигаясь и боясь спугнуть. Всё это напоминает тебе охотника и зверя, только вот неясно, кто из вас жертва, а кто нападает с целью уничтожить. Его язык приятно вырисовывает неизвестные узоры на твоём, изредка щекоча нёбо и облизывая пересохшие губы. Воздуха катастрофически не хватает, но остановиться не приходит вам в голову. Тебе кажется это полнейшим безумием, ведь ты был уверен, что убьёшь Бортника, если тот попытается прикоснуться к тебе. А сейчас, сидя на переднем сидении в его машине и целуя его, пожалуй, самым горячим поцелуем в своей жизни, ты чувствуешь невозможность вернуться обратно. - Я сейчас задохнусь, - Лёва первый сдаётся, прерывая поцелуй и откидываясь на своё сидение, жадно глотая ртом воздух. Его губы припухли и налились кровью, твои отдают приятной болью, покалывая. - Как мы будем спать? – задаёшь странный вопрос, думая о том, что это совсем неуместно. Переводишь взгляд ниже и смотришь на собственные дрожащие руки. Возбуждение? Серьёзно? От поцелуя с мужиком? Ну, нахуй. Искренне радуешься, что удаётся скрыть желание, потопив его в нотках безразличия в голосе, добив для эффектности неподходящим вопросом. - На заднем сидении? – нерешительно отвечает мужчина, сжимая руками руль. - Передние не откидываются? - Нет, Шур. Вы приняли решение спать вдвоем на заднем сидении, благо оно довольно широкое. Первым ложится Лёвка, прижавшись к мягкой стенке, следом устраиваешься и ты, прижимаясь к нему вплотную. Он смотрит тебе прямо в глаза, не шевелясь и, кажется, забывая даже дышать. - Пиздец неудобно, - ты ёрзаешь, стараясь лечь иначе, но солист воспринимает это по-другому и судорожно обхватывает одной рукой, прижимая к себе. - Не уходи. Хотя бы сегодня. - Я не уйду, если ты позволишь закинуть на тебя ногу и будешь удерживать мою задницу от падения вниз. На лужу кофе. Ты улыбнулся, смотря, как Лёвчик расслабляется и ухмыляется в ответ. Видимо, придумал пошлую шутку, наконец-то выйдя из анабиоза. За окном по-прежнему падает снег, машина стоит на трассе, потерянная где-то в лесу. Не слышно ничего, кроме тяжелого дыхания. И вроде бы ничего не изменилось – та же петляющая дорога, та же местность, те же музыканты, застрявшие в неизведанной глухомани. Но что-то произошло. Внутри. Щёлкнуло и заискрилось всеми цветами, освещая внутренние клубки из противоречивых чувств. - Что ты чувствовал тогда, в январе? - смотришь на его шею, где мерно пульсирует жилка. Она притягивает к себе взгляд, особенно в те моменты, когда расстояние составляет пару сантиметров. - Что я раздавлен и убит, - отвечает спутник, немного помедлив, - что лучше меня разорвёт стая волков, чем я снова скажу тебе о своих чувствах. - И всё же сказал, - отмечаешь ты, приобнимая Леву за талию, сохраняя общий баланс на сидении. - Потому что почувствовал себя счастливым, - он хмурится, опуская взгляд. – Теперь я не знаю, что будет завтра. Станешь ли ты снова ненавидеть меня всеми фибрами своей души или позволишь нашим отношениям плыть по течению. Мне страшно от неизвестности и я совершено не понимаю твоих чувств. То, что ты меня не любишь, я понял, но что чувствуешь в таком случае? Позволяешь обнимать и даже целовать так, что сводит конечности, но… - Мне хочется заткнуть твой рот, Бортник, - его рассуждения выбивают тебя из колеи. Ты не хочешь ничего анализировать. Сейчас тебе хорошо и спокойно, как никогда прежде. Хочется просто продлить всё это. И если мне нужно целовать этого сукина сына, чтобы продолжать чувствовать себя в безопасности, то я буду это делать хуеву тучу раз. Даже пересплю с ним, если это позволит оформить купон на бесконечное ощущение дома и спокойствия, где бы меня ни носило. - Так заткни, - он замолкает, нервно вздрагивая, не понимая, почему ты не в состоянии ответить. Тебе хочется собрать все мысли из его ебанутой головы, связать воедино высказанные и невысказанные вопросы с претензиями и уместить их в один мешок, плотно завязав на узел, а потом поставить печать, не позволяющую содержимому вылезать из заточения и портить всё. Целуешь его в губы, стирая уже еле заметный привкус кофеина и никотина. Он повинуется, подаваясь вперед, плотнее прижимаясь к тебе. Тебе нравятся его плавные движения, мягкие прикосновения и невесомые касания пальцев, когда он позволяет себе погладить твою спину. Он нежен и осторожен, боится всё испортить, поэтому даже извиняется, когда прерывается для пары глотков воздуха. Поцелуй с Бортником кажется ненавязчивым танцем, в который он умело увлекает, что на сцене, что сейчас. Двигается размеренно, без резких движений, но с некой настойчивостью, не позволяя отстраниться. Вот кто еще из нас пидор? Подобная мысль проскальзывает в голове, когда ты зарываешься пальцами в его волосах. Хочется прижать его крепче, углубить поцелуй, прочувствовать движения его языка каждой ебаной клеткой, что существует в твоем организме, не нуждаться в кислороде, чтобы не останавливаться на жадные вдохи. - Шура, - выдыхает Лёва, взяв очередную передышку для восстановления дыхания. – Пообещай мне не возненавидеть себя после всего этого. - Только не сейчас, Бортник, не сейчас, - затыкаешь его очередным поцелуем. Последствия – это хуйня, о которой ты не в состоянии думать. Мне слишком хорошо, чтобы ебаться с завтрашним днем. Целуешь требовательно, злясь на глупые вопросы и попытку завести разговор о дальнейшем. Все это не имеет никакой ценности сейчас. Абсолютно. Твоя рука властно оттягивает голову солиста назад, заставляя его выдохнуть и покорно прикрыть глаза. Покусываешь нижнюю губу, чуть оттягивая и зажимая зубами. Лёва шипит от боли, но не вырывается, лишь плотнее притягивает тебя к себе. Это продолжается пару минут, ты поочередно кусаешь то верхнюю, то нижнюю, пока он покорно позволяет оставлять небольшие ранки. Остываешь, прерывая странный поцелуй и смотря на кровоточащие полоски. Стыдно? Нет. Хочется спать и курить, поцеловав несносного поэта ещё пару раз. Мужчина открывает глаза, сбрасывая со лба упавшие пряди и осматривая твоё лицо. - Я подожду подходящего момента, Шур, - произносит солист, - а пока нужно поспать. Ты мягко проводишь пальцами по его спине и коротко киваешь, соглашаясь. Закрываешь глаза, позволяя Морфею утянуть в свои яркие страны. За окном прекращает идти снег, фонари освещают одинокую трассу с единственной машиной. Вы засыпаете, обнявшись.