The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. — Можно подумать, меня это как-то заботит, — говорит Люк, уставившись в стену и выпивая горячий кофе. — Внезапная пропажа твоих вещей должна меня волновать или что? — Между прочим, там и твои были. Но раз тебе неинтересно, — кладу перед ним на стол тарелку с яичницей, садясь напротив. — Пропало лишь пара маек, поэтому я подумала, что это ты взял для каких-нибудь сумасшедших проектов, на которые тебе не хватает собственной одежды. — Давай отбросим эту чушь и поговорим о чём-то более важном, — он отламывается кусочек белка и кладет вилку на край чёрной тарелки, давая мне распечатку с фотографией Калума. — Его подозревают ещё как минимум в четырёх убийствах. Как будто этот слабохарактерный, трусливый… — Хватит, мы о другом сейчас говорим, если ты не заметил. Люк замолкает, снова беря в руку столовый прибор и продолжив трапезу. Не знаю, кто мог бы подумать, что Худ причастен хоть к одному из этих происшествий, но, видимо, у него есть свои ненавистники. Ну или же какой-то придурок, которого мы до сих пор не знаем, пытается добраться до моего слабого места. В любом случае, его ждёт полная задница, в которой я могу только надеяться на хороший исход, а с моей-то удачей… Последнее, на что я могу сейчас по-настоящему надеяться, так это на Эшли, с которой мы начали немного поддерживать связь с сегодняшнего утра. Я нашла её контакты и добавила номер, затем написала и всё пошло-поехало. Ей сказали, что слушание будет четвёртого числа, поэтому мне нужно появиться сегодня вечером у неё дома, чтобы обсудить все малейшие детали, чтобы она могла составить подходящее алиби для освобождения Худа. В крайнем случае, Хеммингс предложил своего бывшего адвоката, которая занималась его делом лет так шесть назад. Даже не знаю, что могу сделать сейчас, кроме как держать себя в руках и не поддаваться панике. — Слушай, может, наведаешься к нему? — вдруг предлагает Люк, откинувшись на спинку стула и вытирая руки о полотенце. — Объяснишь, что да как сейчас происходит. Подбодрить, что он не станет геем, пока эти четыре дня будет пребывать за решёткой. — Придурок! — грубо отвечаю я, комкая лист и бросая в него, но он закрывается руками и начинает смеяться. — Успокойся, чего взъелась-то? — он поднимает с пола комок и кладет рядом с собой, продолжая посмеиваться надо мной. — А если серьёзно: он, наверное, вообще не понимает, что сейчас происходит. Мне его даже жаль, чисто по-человечески жаль, — когда он ловит мой злой взгляд, тут же продолжает: — Даже не вздумай говорить, что во мне человечности нет с тех пор, как я родился. Это не смешная шутка. — Во-первых, тут и намёка на шутку нет, а во-вторых, твои шутки ни чуть не смешнее. Даже представить не можешь, каково… — Каково сейчас Калуму? — усмехается Люк, скрещивая руки на груди. — Не забывай, почему он туда попал и чем, а вернее кем является эта причина. Я понимаю его намного больше, чем ты можешь себе представить, — он встаёт со стула и кладёт тарелку в раковину, а затем садиться в центр стола, рядом со мной. — Подумать только: девушка, видевшая арест людей только по телевизору, учит жизни настоящего преступника. Я умнее тебя в этом деле, поэтому все твои обзывательства должны вызывать у меня сплошной смех. Но, как видишь, я молчу. — Молчишь, потому что знаешь, что гордиться тебе нечем, — отворачиваюсь от него, начиная обратный отсчёт до того, как у этого парня начнётся приступ злости. — Ой, блять, только не начинай! — Разве мне остаётся делать ещё что-то, кроме как "начинать"? Вот именно: в этой ситуации мне позволено только ныть о том, что я бездействую и не могу ничего поделать с происходящим. А ты знаешь, как это раздражает? Вероятно, нет, потому что тебе как будто всё равно на друзей, знакомых и вообще тех, кто рвёт задницу, чтобы помочь твоему Эго. Да тот же Калум! — когда я снова поворачиваюсь к нему, активно жестикулируя руками от переизбытка эмоций и негодования, единственное, что вижу, — чисто-голубые глаза Люка, которые должны выглядеть довольно-таки мило и красиво, но сейчас их можно описать только как полную противоположность. Не то, чтобы Хеммингс был до жути зол, как бывает обычно (хотя и подобная нотка сейчас отчётливо видна на его лице), но он настолько недоволен, что сама эмоция уже плавно перетекает в сочувствие. — Ты даже ничего не знаешь и тупо пользуешься моим терпением, — Люк медленно подносит руку к моей футболке, пока расстояние между нами значительно уменьшается, и затем резко сжимает у себя в ладони ворот хлопковой ткани. — А ведь я могу сделать что-то против тебя в любую секунду. — Так почему же ты всё ещё разговариваешь со мной, не отрывая взгляда от моих глаз? — расстояние сокращается до считанных сантиметров, так что его тёплое дыхание с каждым разом сильнее обжигает мою чувствительную кожу. — Потому что мне нравится смотреть, как ты вот-вот поддашься соблазну и допустишь ужасную ошибку. — Но моя ошибка сыграет роль не только в моей жизни, но и в твоей, не думаешь? — каждая секунда протекает целую вечность, интригуя всё сильнее. — У меня есть преимущество перед тобой так же, как и у тебя передо мной. — Но, согласись, моё преимущество намного сильнее твоего. Хотя бы потому, что я могу забыть о том, что произошло, в считанные секунды, а ты будешь терзать себя мыслью об этом, пока не смиришься, что это неизбежно. Мы находимся на разных высотах, чтобы воспринимать каждую подобную вещь одинаково, — громкость его голоса достигла шёпота, которую сейчас очень опасно предпринимать из-за общего риска. — К тому же, — он отпускает мою футболку и отдаляется на безопасное расстояние, выглядя как победитель, — мне легче просто отпустить, чем тебе. Прекрати цепляться за то, что в скором погубит тебя. Он встаёт и уходит к выходу из кухни, последний раз смотря на меня через плечо, и скрывается за углом, хлопая дверью. И в очередной раз он обвёл меня вокруг пальца и дал понять, что его превосходство не сравниться с моим собственным. Боже, какой же этот парень самовлюблённый. — Люк! — крикнув его, открываю дверь, которой он прежде удачно хлопнул и оставил меня наедине с самой собой лишь на пару мгновений. Преодолев порог кухни, кладу ладонь на светлую дверную раму с внутренней стороны, посмотрев направо и налево, и только на второй раз заметив силуэт Люка в коридоре. Он оборачивается и, видимо, ждёт, пока я подойду и объясню причину, зачем я его позвала. — Знаешь, — ухмыльнувшись, подхожу к нему, не скрывая лёгкой хитрой улыбки, — если ты действительно думаешь, что я легко поддаются своим желаниям и с трудом отпускаю их, — он выглядит заинтересованным и в то же время слегка растерянным, но продолжает молчать и дожидается моих дальнейших действий, — то ты должен проверить это, прежде чем утверждать. — И к чему ты клонишь? — Просто поздравляю тебя, потому что ты, чёрт возьми, выиграл, — встав на носочки, говорю ему эти слова, выжидая подходящую секунду, а затем буквально срываюсь и небрежно касаюсь своими губами его, кладя руку на его шею, тем самым подталкивая к себе. Я вообще сама отдаю себе отчёт того, что делаю? Парень мастерски перехватывает инициативу, оказываясь в этой ситуации "командующим", кладя свою руку на мою спину и водя ей сверху вниз до тех пор, пока не решается на такой шаг, как просто преодолеть всю пустоту между нами, и прижимает меня вплотную к себе, создавая некую иллюзию замкнутого ящика, пределы которого покинуть буквально невозможно. Если так необходимо описать множество чувств, которые буквально вырываются из меня, то это точно не этот типичный узел внизу живота. Это, скорее, то, что несёт меня в это русло; то, чему я поддаюсь и забываю о всём на свете, лишь бы продолжить начатое; то, что вызывает у меня головокружение только об одной мысли, что мы с Люком сделали сумасшедший поступок, но я ни капли не жалею. Хотя, какие тут мысли, когда ты стоишь вплотную к человеку, который переворачивает твой разум вверх тормашками, при этом целуя его в губы? — Э-это того… того стоит? — шепчет Люк, отрываясь от меня на пару мгновений и кладя голову на моё плечо, тяжело и часто дыша. — Нужно спросить у тебя, — усмехаюсь, пытаясь перевести дыхание и собраться с мыслями, что сейчас, кажется совсем ни к чему. — Я уже ответила на твой вопрос, если ты не заметил. — Что же мы делаем?.. – он поднимает голову, смотря на меня через полузакрытые веки. — Но, — Хеммингс развязывает рукава красной фланелевой рубашки, которая была повязана на его бёдрах, и кидает в сторону, — раз мы уже потеряли контроль, нет смысла притворяться, что ничего не было. Или у тебя есть другой план, как свести нас обоих с ума этим ожиданием? — Может быть, но сейчас бы он был совсем… Меня прерывает звонок телефона, доносящийся из прихожей. И, боже, если бы я могла с помощью телепатических способностей выключить на нём звук, я бы так и сделала. — Не хочешь ответить? — Люк кивает в сторону источника звука,, и это почему-то заставляет меня испытать неловкость, или стеснение какое-то… — Как видишь, не хочу, — говорю я, поспешно направляясь в комнату, по пути забирая с пола рубашку Люка и кидая в него. — Я могу ответить, если ты снова включила недотрогу, причём непонятно зачем. — Эм, нет, — мгновенно реагирую на его фразу, хватая его за руку ладонью, но тут же убирая её по причине того, что он повернулся, как бы спрашивая. — Это, наверное, какая-нибудь реклама или что-то типа того. — Настойчивая, однако, реклама, — произносит Люк, после чего следует голос автоответчика и, видимо, сообщение от того, кто звонит мне на городской телефон. — Ребята, я, блять, вообще без понятия, какого хрена вы творите, но перестаньте. Что на вас вообще нашло? — сначала я не понимаю, кому принадлежит голос, но затем уверенно шепчу себе под нос "Эштон", потирая указательным и большим пальцами переносицу, не обращая внимания на его слова. — Ладно, чёрт с ним, вы должны приехать. Мне абсолютно насрать, если у вас какие-то планы на сегодняшний вечер только потому, что Новый год на носу, то я боюсь, что вам, голубки, придётся их отменить. Приедьте к семи… блять, короче, я сам приеду к семи, поэтому даже не вздумайте уходить куда-то. Спасибо, что выслушали, и до свидания. Ладно, окей, я вообще не понимаю, что мы успели сделать за пару часов с тех пор, как проснулись, но, видимо, что-то серьёзное, раз Ирвин делает из этого драму даже в обычном автоответчике. Да и вообще, почему обязательно заявляться сюда без приглашения теперь стало культурным? Особенно в канун Нового года, который мы, кажется, удачно просрём в присутствии Эша и его безмозглой подружки, от которой придётся прятать Люка. Если она вообще понимает, как обстоят дела в стране. — В душе не ебу, что этому несчастному придурку здесь понадобилось, но что-то серьёзное, раз он подрывает свою задницу ради такого, — Люк подходит к телефонной базе, собравшись перезвонить Ирвину, но я замечаю какое-то переливающееся пятно на его белой футболке без рукавов. — Постой… —хмурясь, подхожу к нему, сперва рассматривая эту мелкую "букашку". — Что там? Ой, чёрт… Да, Эштон, что стряслось? — Люк прижимает телефонную трубку к уху и пытается через плечо посмотреть, что я стараюсь снять с его лопатки. — Нет. Не-ет. Ближе к делу, — когда он чувствует, что я уже с силой начинаю оттягивать футболку, снова принимается поворачиваться и ершиться, что меня крайне раздражает. — Да я ничего не… Ханна, что ты делаешь? А, нет, чувак, я слышу, продолжай. — Люк… — Подожди, — огрызается он, затыкая одно ухо пальцем. — Что?! Как ты такое вообще допустил?.. Эштон, это не игрушки. Отнесись к этому делу серьёзно и не лажай, прошу тебя, — когда Хеммингс хочет отойти от меня, я встаю перед ним и чуть ли не в лицо тыкаю ему этой штуковиной, которую он вообще не хочет замечать. Но лишь когда он концентрирует внимание на моей ладони, его рот открывается, чтобы что-то сказать, но он продолжает молчать, дослушивая, что говорит Эштон. — Я перезвоню позже, — несмотря на громкие возгласы парня, Люк всё равно сбросил звонок, обращая всё своё драгоценное внимание на эту мелочугу, которая лежит у меня в руке. — И что это? — Я не для этого вопроса тычу ладонью в твоё лицо. Здесь только ты разбираешься в подобной ерунде. — Т-ты это у меня с футболки сняла? — я киваю головой, на что он лишь может ответить своим испуганным выражением лица. — Вот дерьмо! — он произносит это почти по слогам, отодвинув меня с его пути. Скитания Люка по гостиной похожи даже не на страх, а на то, когда ты теряешь всё из-под контроля. Он что-то шепчет сам себе, при этом проверяя каждый сантиметр комнаты в поисках чего-то. Не нужно даже говорить о том, как быстро сменяется настроение Люка с одного на другое. — Дай, дай мне этот жучок, — он протягивает мне чуть трясущуюся руку, куда я кладу маленький кусочек железа, а во второй его руке замечаю какой-то снимок, который не могу разобрать издалека. Чуть позже он кладёт жучок на бумагу, переводя взгляд с железки на фото, с фото на железку. — Знаешь, что это? — Нет..? — А вот эта штуковина — это прослушка, которую кто-то не поленился приклеить к моим вещам, — на его лице царствует безумие, из-за которого у меня создаётся впечатление, что передо мной не тот Люк, которого я видела буквально минуту назад. Его руки заметно трясутся, да и сам парень стоит сутулясь. Но больше меня пугает полуулыбка, похожая на улыбку настоящего безумца. Я прекрасно понимаю, что это всё вина нервозности и стресса, но людей, похожих на Люка сейчас, я не встречала никогда в жизни, особенно если их что-то волновало так же, как его. — Я не знаю, что сказать, потому что меня не столько пугает эта размером с божью коровку прослушка, сколько ты сам. — Ты недооцениваешь её, — Люк подходит ближе, сжимая железную "букашку" в руке и поднимая её так, чтобы я могла увидеть каждую гайку на ней. — Они слышат всё, что мы говорим, — шепчет он, навевая на меня еще больший испуг. — Передай привет своему папочке. Затем Люк бросает жучок на пол и раздавливает его ногой. Мне сложно описать его вид и поведение, потому что я не могу подобрать иного слова, как "сумасшествие". И уж тем более мне сложно понять, как он из обычного среднестатического парня резко превратился в психа, который был заперт в четырёх стенах четыре года. Я бы могла сказать, что, несмотря на это, он по-прежнему привлекателен, но я солгу. Просто, чёрт, даже представить себе сложно, как сильно на него влияют подобные мелочи, которые для него значат так много. Ведь это отражается не только на его внутреннем мире, но и на внешнем виде. — Нужно проверить остальные вещи. — Лю-ю-юк, не нужно этого делать. Я бы заметила что-то, пока одевалась этим утром. — Ты хочешь быть осторожной абсолютно во всём, что делаешь в своём же доме? Я — нет. Он бросает фотографию на диван, покидая комнату и оставляя меня одну в хаосе, парящем в воздухе.