4 января, 13:57
POV Ханна Клиффорд. — Свидетель ваш, — довольно произносит Монтгомери, возвращаясь к своему месту, а после встаёт Эшли, выходя из-за стола. — Эшли Фостер, сторона защиты Калума Худа, обвиняемого в убийстве Джонатана Киана. — Чем Вы можете опровергнуть вину Калума Худа, мисс Фостер? — спрашивает судья, складывая руки в замок. — Грейс Монтгомери привела более весомые аргументы, чем у вас. — Сэр, — Эшли встаёт со своего места и опускает голову, смотря сначала на документы, а потом на рядом сидящего Калума, — я более чем уверена, что мой клиент не совершил никакого злодеяния. У меня есть кое-какие распечатки, думаю, вам стоит взглянуть, — она подходит к высокому "столу" судьи, кладя на него прозрачный файл с бумагами А4. — На этих фотографиях Вы можете рассмотреть парочку пистолетов. Но это не обычное оружие, а настоящий антиквариат. Это пистолеты мастера Генри Деринджера, — все в зале зашептались, а у меня начало перехватывать дыхание из-за жуткого волнения. — Именно из одного из этих "близнецов" был совершён выстрел в Линкольна на спектакле. Сейчас он находится в Вашингтоне, насколько мы все знаем. — Мисс Фостер, не могли бы Вы подойти ближе к теме? — Мисс Монтгомери, сохраняйте молчание, когда ваш оппонент оправдывает невиновность обвиняемого, — делает замечание мистер Роджерс, предлагая Эшли продолжить. — Спасибо. Как я уже сказала ранее, это огнестрельное оружие находится в Вашингтоне, а мы с вами, господа, в Сиднее, на другом материке. Но близнец этого оружия так и не был найден. Вернее, теперь известен его владелец, но не его местоположение — девушка достаёт из файла другой лист, на котором с другой стороны виднеется чей-то портрет. — Бывший его владелец, Роберт Франко, имел связи с виновником трагедии Линкольна, поэтому не отдал данный предмет прямиком на соседнее место рядом с его "братцем". Он передавал его из поколения в поколение на протяжении веков, и, не поверите, пистолет в рабочем состоянии до сих пор. Пули, которыми застрелили бедного Джонатана, идентичны с теми, что были сварены для данного оружия. Это значит, что именно из него был совершён выстрел. Эшли потихоньку подходит ближе к теме, которую я боялась затрагивать на этом слушании, но без неё Калум не выберется. Он сидит прямо передо мной, опустив голову вниз и смотря на свои наручники, сжимающие его запястья при малейшем уклоне в сторону. Грейс Монтгомери заметно занервничала. Видно всё по тому, как она заправляет прядь за ухо, оглядывается по сторонам и нервно стучит указательным пальцем по тыльной стороне ладони. Присяжные зашептались, включая Джулию, сидящую рядом со мной, но я все ещё жду этих проклятых слов, которые должна произнести Эшли. — Но ведь наследником мог стать Калум Худ и запросто застрелить того полицейского. Почему вы не рассматривали этот вариант, Эшли? — с издёвкой спрашивает Монтгомери, но Фостер лишь кидаешь мрачную улыбку в её сторону и вновь отворачивается к судье и свидетелю, сидящего слева от первого. — Конечно, он мог бы быть убийцей. Но явно не убийцей этого человека. Я перерыла все архивы и узнала, что Калум имеет родственную связь с Робертом, — в зале повисло молчание, ведь, кажется, всё провалились, но она всё ещё не закончила свои доводы. — Но он не прямым, так скажем, родственником. Мать Роберта до рождения его самого была жената на другом мужчине, и у них были дети. Мало кто знает об этом, но это так. Именно со стороны первого брака Калум является родственником Франко, но никак не наследственным. Калум поднял голову, удивлённо осматриваясь вокруг, словно хочет услышать от кого-то объяснения всему сказанному его адвокатом. Она достаёт из файла остальные бумаги, на которых, предположительно, семейное древо, ведь судья внимательно изучает его и водит пальцем по каким-то линиям, и в итоге его лицо холодеет, когда он приходит к выводу, то есть нынешнему владельцу пистолета. Я вижу, как он осторожно оглядывает всех присутствующих, проходясь взглядом по каждому, но через пару секунд он подзывает к себе Эшли, что-то шепча. Из-за стоящего рядом микрофона можно услышать обрывки фраз, одна из которых оказалась практически роковой для меня: "Я думал, мы больше не вернёмся к нему". Зал заволновался, но Фостер тут же поспешила обратить все взгляды на неё, заканчивая свою "речь". — Итак, мисс Фостер, к чему Вы ведёте? — Я веду к тому, что настоящим убийцей в этом деле является никто иной, как, — она на секунду затормаживает, кладя лист бумаги в принтер, стоящий около проектора и компьютера, и вскоре на белом экране появляется то самое древо, о котором я говорила. — Люк Хеммингс, более известный в обществе как Феникс. И вновь зал погрузился в дикие перешептывания, а кто-то, видимо, очень эмоциональный, закричал на всё помещение: "О мой Бог!" — но судья сразу же призвал всех к тишине. — В-вы не можете этого утверждать. Судья, её доводы могут быть ложными, — занервничала Грейс, показывая указательным пальцем на экран. — Протестую, это, вполне возможно, обыкновенная ложь. — Протест отклонён, — отзывается мистер Роджерс, кратко и строго глядя на сторону обвинения. — Мисс Фостер, не могли бы Вы доказать свои слова? — Конечно. Позвольте представить моего свидетеля — Ханну Клиффорд.***
3 января, 22:14
Как можно провести выходные дни после долгожданного Нового года? Уверена, мои родственники сейчас проводят время друг с другом, едят свежеиспечённые пироги и обсуждают события минувших дней, но подобным, как у меня, настроением может страдать лишь Майкл, который каждый год в первую неделю наступившего года каждый вечер ходит в паб и выпивает не одну стопку алкоголя, жалуясь бармену на свою жизнь. А я просто жалуюсь сама себе, всё ещё сидя прямо на своей кровати. Родители звонили мне несколько раз за эти три дня, включая считанные минуты перед наступлением следующего года. Я не взяла трубку, у меня были более важные проблемы, которые я так и не смогла разрешить. — Так, значит, мне надо... — с трудом произносит Люк, сидя рядом со мной на кровати и смотря на руки, сомкнутые в замок. — Тебе нужно выйти в свет, — продолжаю я, медленно водя ладонью по его спине, но его это не успокаивает, а доставляет ещё больше дискомфорта и заставляет поёжиться на месте, — если ты хочешь вытащить Калума. Мы рискуем твоей жизнью. — Мы всегда рискуем. Для меня нет разницы, стоит ли то жизни или какой-то свободы, о которой так много говорят, — он слегка всхлипывает, продолжая с болью смотреть вниз. — Но, по крайней мере, сейчас я смогу сделать что-то хорошее. Это хорошо. Это ведь хорошо? — Это очень хорошо, Люк, — подбадривающе говорю я, с лёгкой улыбкой обнимая его, в большей степени подбадривая саму себя. — Т-ты хорошо поступаешь. Это стоит того. — Не стоит. Совершенно не стоит, — он кладёт свои ладони на мои плечи и медленно отодвигает от себя, не позволяя мне видеть его болезненный вид. — Я воскрес не для того, чтобы снова пасть. Я протянул тебе руку не для того, чтобы снова убрать её. Я пересилил себя не для того, чтобы снова вернуться на круги своя, — говорил с отчуждённостью Люк, будто объясняясь перед тем, как его поведут на смертную казнь. — Я вновь стал понимать не для того, чтобы очередной раз оказаться дураком. Разве я не заслужил остаться с тем, что у меня есть сейчас? Его слова, словно пронзили меня насквозь ржавым мечом, который он тут же вытащил, оставляя меня истекать кровью. Я не могу. Не могу сказать ему, что всё будет хорошо; не могу сказать ему, что я буду рядом, когда придёт этот час; не могу сказать ему, что вытащу его из западни, ведь все слова будут лишь пустой ложью, которой я обнадёжила его. Я не знаю, что с ним будет потом и не знаю, что будет теперь. Хотя, "теперь" слишком короткое, чтобы вписывать его в счёт. — Калум заслужил. В душе скребутся кошки, раздирая меня всё сильнее и сильнее, но я продолжаю делать вид, что во мне много сил и я страдаю чередой сильных чувств. Может, я и наполнена ими с ног до головы, но сейчас во мне нет абсолютно ничего, что могло бы дать мне сигнал, что пора всё закончить и перестать мучить саму себя. Я в силах лишь на то, чтобы плакать до глубокой ночи, и говорить, что всё будет хорошо. Но все, кроме меня, знают, что хорошего мало что теперь будет. Но разве не надежда является фундаментом реальности? И как обычно бывает в знаменитых романах, между нами повисло гробовое молчание. Никто не хотел разрушать столь красивую тишину грязными словами, которые вырываются из наших ртов так же больно, как пули. Но это было больше похоже на детскую молчанку, в которой каждый хочет что-то сказать, но его останавливает он сам, поэтому мы продолжаем втихую наблюдать за ходом игры. Кто знает, кто сорвётся первым? Кто знает, перестанет ли обычное молчание так давить на уши и на сердце? — Пообещай, что ты не будешь видеть моей смерти. — Лю-юк, тебя не убьют, — тихо подвываю я, запрокидывая голову назад и закрыв глаза от наивности парня. — Со мной не могут сделать чего-то иного, кроме этого. Это ясно, даже для меня. Смерть неизбежна, во всяком случае, — Люк подниматся с кровати, отпуская мою руку и давая понять, что я осталась наедине с самой собой. Снова.***
3 января, 16:33
— Итак, Ханна, — радостно пролепетала Эшли, наливая в мою чашечку чай, — у тебя какие-то вопросы? Думаю, ты первый раз будет присутствовать в суде, не так ли? Если так и есть, то я могу подготовить тебя к этому, ведь морально это невероятно тяжело. Там не такая атмосфера, которую показывают в сериалах. — Да, я знаю, — грустно отвечаю, помешивая ложкой жидкость в чашке. — Вообще, я пришла не по этому вопросу, быть честной. Мне надо кое-что обсудить с Вами, Эшли. — Оу, если ты насчёт деталей, которые я подготовила для оправдания Калума, то не переживай. Этот парень не такой общительный, как я могла предположить, но рассказал всё, что могло бы пригодиться, — при слове "всё" у меня буквально остановилось сердце, затем меня бросило в нервную дрожь. — Знаешь, я и не с такими убийцами встречалась. Он не выглядит опасным для общества, поэтому, думаю, мне удастся добиться всего, что вы хотите. Но теперь за ним будут пристально следить, несмотря на освобождение от кандалов и всего прочего. — Насчёт его невинного вида и надо поговорить. Эшли заметно хмурится, но пытается не выдать себя, читая заголовок газеты, лежащей около её блюдечка с небольшой чашкой. — Ты про это? — она протягивает мне эту самую сероватого цвета бумагу, на начале страницы которой крупными буквами написано: "У Калума Худа был напарник?" Содержание статьи на этой же страницы было предельно кратко и ясно: у полиции есть все доказательства, чтобы подумать о совместной карьере с каким-то неизвестным им человеком. — Что-то похожее на это. — Ханна, Вы можете не беспокоиться. Я справлюсь со всем, что предъявит сторона обвинения. Насколько я знаю, представлять её будет Грейс Монтгомери, значит, она как всегда завалит это дело. Всё, что касается убийств, она всегда проигрывает. Так что, не переживай, я обязательно освобожу твоего друга из... — Это сделал Люк, — предельно ясно заявляю я, закрывая глаза на Эшли. Я не хочу видеть её строгий и злой взгляд из-за того, что мы не сообщили ей самую главную деталь данного преступления, а ещё больше я не хотела слышать её замечания по этому поводу. Но она лишь посмеялась. — Это ведь не так, правда? — Мисс Фостер, у меня нет повода говорить неправду, понимаете? Я пришла к вам не для того, чтобы просто пошутить. Я боюсь за своего друга, вернее, за двух своих друзей, как бы абсурдно ни звучало моё открытое заявление о наших отношениях с ним, так что, пожалуйста, не надо успокаивать меня тем, что вы держите всё под контролем, ведь это не так. Хотя бы потому, что огромная деталь, которую я не сказала, скрывается в моём доме с руками по локоть в крови, — раздраженно и сквозь зубы произношу я, оперевшись руками о журнальный столик. Фостер напряжённо на меня смотрит, следя чуть ли не за каждым моим вздохом. Я не понимаю, разве я похожа на ту, которая решила разыграть самого настоящего адвоката, от которого зависит дальнейшая жизнь человека? Это действительно нелепо, что я пытаюсь ей доказать собственную виновность в этом происшествии, но не скажи я это, вся эта странная история была бы запутана ещё сильнее, чем есть на самом деле. Девушка кашляет, возвращая меня в реальность, и встаёт со своего кресла, а вслед за ней и я. — Если это действительно правда... — Мне незачем было говорить это, так что я не могла врать. — Тогда нам с тобой нужно к кое-чему подготовиться перед тем, как мы явимся в суд.