The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Как себя чувствуют люди, которые вот-вот засадят кого-то за решётку? Всё просто — обвинители чувствуют удовлетворение и власть, а «защищающие» — лишь огорчение и какой-то внутренний разрыв чего-то непонятного. Но это чувство непонятства есть надежда. Мы переживаем, мы надеемся на хорошую концовку, но даже при таких взглядах на жизнь легко попасть на стул рядом с судьёй. Может, в виде свидетеля, а может, в виде обвиняемого. — Итак, мисс Клиффорд, — начинает Эшли, когда я присаживаюсь на то самое место слева от судьи Роджерса, — расскажите нам о Ваших отношениях с подозреваемым в убийстве мистера… — Джонатан. Называйте, пожалуйста, просто Джонатан, — по плану перебиваю её я, прикрывая глаза и чувствуя, как по лбу начинают течь капельки пота. Она довольно посмотрела на меня, но это поняла лишь я, так что данный «жест» не показался никому странным и обдуманным, какой он есть на самом деле. — …Да, в убийстве Джонатана, Люком Хеммингсом. Это, должно быть, непросто, но, пожалуйста, постарайтесь. Я один момент я заметила, как весь зал обратил на меня свои взгляды. Все, до одного человека. Я безумно хотела сбежать прочь с этого места, чтобы, наконец, выкинуть из головы навязчивое напряжение, от которого по всему телу бежит табун мурашек, и охватывает холодом каждый миллиметр тела. Калум так же, как и остальные, пронзал меня насквозь злым, полным недоверия взглядом, но при этом выглядел по-домашнему добрым и понимающим. Но я просто навязываю себе мысль о том, что Худ не винит меня в случившемся, потому что прекрасно знаю, что будь у него возможность, он придушил бы меня голыми руками. Однако такого шанса у него нет по двум причинам: первая, и самая главная — его останавливает закон и без этого ложное обвинение в убийстве, а вторая — на нём крепкие наручники, которые может снять лишь владелец ключа от них. Я вроде в безопасности, но, с другой стороны, нахожусь в самых экстремальных условиях за всю свою жизнь. — Что ж, — бормочу я, опуская пустой взгляд на деревянную поверхность «стола», за которым сейчас сижу, — я знала его недолго. Буквально два месяца, — перевожу взгляд на Фостер, которая, согнув руку в локте и приставив кулак ко рту, ждёт адекватного ответа от меня. — Но в первые же дни он выглядел странно. Знаете, как Тейт из сериала «Американская история ужасов». Не уверена, что удачное сравнение, особенно в зале, полном взрослых людей, но я не могу описать его по-другому. Но несмотря на это, он в какой-то степени добрый и сопереживающий; волнуется за всё, что делает не так и пытается угодить человеку, которого он выбирает без особых параметров отбора. Но это лишь тогда, когда болезнь немного сдаёт назад. — Извините что перебиваю, мисс Клиффорд, просто поинтересовалась: почему Вы говорите о молодом человеке так, будто вы до сих пор тесно общаетесь, но скрываете это ото всех дабы избежать всемирного скандала? — вмешивается Грейс, сложив руки в замок и опустив их вниз. — Может, мы чего-то не знаем? — Если бы Вы чего-то не знали, то узнали бы сейчас, мисс Монтгомери, — моментально отвечаю на её наводящие вопросы, отчего она бросает на меня злобный взгляд и переводит его на мистера Роджерса. — Я могу продолжить? Стерва (не уверена, что могу так звать её, но она-то не слышит моих мыслей) в миг меняется в лице. Её крайне оскорбило то, что какая-то молодая, первый раз находящаяся на слушании в суде девушка затыкает профессионального адвоката и юриста, но меня это не должно интересовать, ведь я расплачиваюсь с долгом перед Калумом, и она не должна мешать мне своей наглостью и настырностью, разве нет? — Продолжайте, пожалуйста. — Мы не были друзьями. Он не нравился мне, я не нравилась ему. Хотя, ему не нравился абсолютно никто. Наверное, по этой причине он избивал некоторых школьников, но я точно не знаю. Люк был чужим для всех, все были чужими для Люка. Но по какой-то причине он начал доверять мне чуть позже, но я до сих пор сторонилась его из-за той глупой вечеринки, которую мне пора бы забыть хотя бы через четыре года, — слегка усмехаюсь над собой, вспоминая, как переживала из-за этого случая. — У него бывают перепады настроения, и это меня пугает до сих пор, но я продолжаю ежедневно оправдывать его перед собой, — перевожу взгляд на туфли Фостер, рассматривая их таким же пустым взглядом из-за того, что задумалась; я вновь перестала управлять эмоциями на своём лице, поэтому сейчас то, как я рассказываю о моей жизни, выглядит как ностальгия или счастливые воспоминания. — По утрам перед глазами я вижу то, как он убивает мою подругу из своего пистолета, но продолжаю делать из него невиноватого перед собой. Говорю себе, что это просто болезнь и на самом деле всё гораздо лучше, — улыбаюсь себе, что кажется остальным странным и на грани сумасшествия, но если они так считают, значит, никогда не переживали таких эмоций, когда всё, что ты говоришь, кажется тебе смешным только из-за того, что ты устала от всего и не понимаешь, что происходит. — Может, я любила его, я не знаю, но я всё ещё ненавижу его за всё, что он сделал. Но иногда я понимаю его, потому что частенько засыпаю с мыслью, что мне повезло, что я всё ещё никого не убила от отчаяния. — Прошу прощения, — по-прежнему надменно повторяет мисс Монтгомери, проходя чуть вперёд ко мне. — Вы когда-нибудь перестанете меня перебивать? — отвечаю я, ничуть не скрывая грубости и раздраженности. Меня спросили, я отвечаю, так почему всем так сложно просто подождать чертовых пять минут, пока я закончу? — Я хотела узнать, когда Вы закончите, чтобы задать пару вопросов, — нагло улыбается женщина. — Никто не передавал Вам свидетеля, мисс Монтгомери. Прекратите вести себя, как малое дитя, ей Богу, — возмущается судья, слегка стукнув молотком по деревянной дощечке. — Вы можете сказать ещё что-то, Ханна? Или это всё, что вам известно? — На этом всё, судья Роджерс, — отвечает вместо меня Фостер, выравнивая папку с документами в своих руках. — Теперь свидетель Ваш, мисс Монтгомери. Эшли проходит обратно к своему месту, странно поглядывая на меня. Я сболтнула лишнего, не отрицаю, но не думаю, что выглядела чересчур подозрительно. Как-никак, меня спросили, и для полного представления сей картины мне надо было рассказать всё как можно детальнее, но не перегибать палку. Но, кажется, именно это я и сделала, учитывая, как облажалась со временем «повествования», на которое указала конкурентка. Ну, или эта дама слишком жаждет победы в этом маленьком соревновании. Грейс проходит вперёд, просверливая меня взглядом, и держит в руках странную тетрадь формата А5, на обложке которой наклеено множество стикеров и прочей мелочи, которую туда только можно поместить. Я слегка не поняла, к чему это вообще относится, но женщина выглядела более чем уверенно, несмотря на её очевидный провал в этом слушании. Клиенты Монтгомери, по всему видимому, брат и сестра, сидя позади неё и с болью смотря на меня, изредка скрепляют свои руки в замок и шепчут друг другу что-то ободряющее. Мне жаль этих людей больше не из-за потери, а из-за того, что их брат (или чья-то вторая половинка) оказался таким мудаком, что без проблем проживал свою жизнь, пока кое-кто отсиживался в четырёх стенах и чуть не сошел с ума. Сама мысль о том, что Джонатан беспрекословно выполнял чьи-то желания, рискуя жизнью другого человека, — отвратительна, но, кажется, эти люди не знали о его проделках, поэтому так скорбят. Или они просто хорошие люди, не обращающие должного внимания на все грехи их близкого человека. — Мисс Клиффорд, — приветствует меня Грейс, непонятно для чего. — Мисс Монтгомери, — из воспитанности отвечаю я, но с меньшим энтузиазмом. — Не могли бы Вы ответить на пару вопросов? — Если бы я пришла сюда ради интригующего зрелища, то сидела бы вместе с присяжными, а не на месте свидетеля. Так что, да, задавайте. Судья пребывал в замешательстве от моего хамского поведения, но это было последним в списке из того, что меня сейчас интересует. А на первом месте находится эта странная тетрадь, которая выглядит слишком безобразно для каких-либо улик и доказательств, опровергающих вину Люка и, следовательно, вешающие ярлыки на Калума. — Вы давно знакомы с Калумом Худом? — Да, но мы почти не общались до недавнего времени. — То есть, я могу предполагать, что вы оба замешаны в убийстве члена охраны правопорядка? — в зале тут же поднялся шум и многие начали винить Грейс в клевете, но она продолжала сохранять спокойствие и попросила тишины. — Я ни в чём не обвиняю эту девушку. Пока что. Это был просто вопрос, поэтому давайте сохранять тишину в зале суда. — Нет, мисс Монтгомери, мы случайно встретились на улице. — Можете уточнить, когда это было? — Перед Рождеством. Я не помню точную дату. — А если быть точнее, 22 декабря минувшего года? Я ведь права, не так ли? — женщина хитро пробегается глазами по присяжным, а затем ненадолго задерживается на Калуме и выдавливает из себя не менее хитрую улыбку. Чёрт, как будто я должна помнить, в какой день всё произошло. — Я не уверена в точности, мэм. — А вот я уверена. На все сто процентов, судья Роджерс, — постукивая каблуками по ламинатному покрытию пола, она подходит к главе сего слушания и отдаёт ту самую тетрадь, открытую на определённой странице, и указывает пальцем на строку. — Сэр, Вы видите запись от 22 декабря? — судья кивает. — Калум Худ вёл свой личный дневник, куда записывал все его мысли и то, что он планирует в будущем. — Протестую, это можно посчитать вмешательством в личную жизнь моего клиента! — Протест отклонён. Давайте для начала взглянем на то, что подготовил Ваш оппонент, а потом будем обвинять её в мошенничестве и краже личного имущества. Грейс, не могли бы Вы передать эту тетрадь мисс Клиффорд? Дневник Калума? Серьёзно? Я ни за что не поверю в его подлинность, ведь эта клуша запросто могла подделать его, хотя ей это незачем. Разве Худ похож на смазливого паренька, который ведет личные дневнички с вклейками и разными рубриками? Ну, или он записывал там то, что он собирался сделать чуть позже, но не хотел рассказывать другим. Но это очень сомнительная версия, учитывая его характер и предпочтения. — Да ну! Посмотрите на него! У него мертво-белое лицо, томные глаза и ужасная небритая щетина. О каком дневнике может быть речь, судья? — вновь вмешивается наш адвокат и пытается всеми способами остановить конкурентку. Видно, что всё валится у неё из рук, и она не может удержать это. — Ещё один бессмысленный протест, мисс Фостер, и мне придётся удалить Вас со слушания, следовательно, Ваша работа была напрасна. Проявите уважение ко всем присутствующем и прекратите вести себя подобно подростку! — встаёт из-за стола мужчина, снова стукнув молотком по дощечке, и, прокашлявшись, снова возвращается ко мне. Грейс уже давно отдала мне тетрадь, но я всё никак не могу взглянуть на открытую страницу, потому что боюсь увидеть там что-то такое, что навредит будущему Калума. Все внимательно наблюдают за мной, за моей реакцией и за тем, как я нервозно бегаю взглядом по своим рукам, но не по страницам дневника. Я не знаю, я боюсь, что она может быть права, и там действительно что-то наподобие плана убийства или косвенный намек на это. Может, Худ, будучи настоящим придурком иногда, записал в шутку что-то про убийство кого-то, хотя это и должно было остаться лишь в его стеллаже под стопкой комиксов и дисков. Я боязливо перевожу взгляд на парня, как бы выпрашивая его разрешения, на что он не менее осторожно и незаметно кивает. Облизав губы и наклонив голову чуть вбок, я прошептала себе под нос тихое «Ладно» и убрала руки с текста. Все ждут, все хотят услышать что-то в адрес защиты или обвинения, но я буквально застыла на одной строчке, которая толком ничего не значит. Я внимательно всматриваюсь в каждую линию, каждую чёрточку и случайную помарку, которую довелось сделать, так скажем, автору текста. Я не понимаю, чего пытаюсь добиться от этого, но всё равно продолжаю изучать текст так, словно я в отделении полиции. Я толком не понимаю содержания всего написанного, но вчитываюсь в каждое слово, каждую букву, прежде чем понимаю, что одна из моих мыслей была верна. Резко подняв голову, я со злостью смотрю на отчаявшихся родственников и надменно улыбающуюся Грейс, которая в миг меняется в лице, когда видит мою довольную ухмылку. — Это не дневник Калума Худа. Вы солгали, — победно закрываю тетрадь, обращая внимания на обложку. — Это даже не почерк Калума. Вот, взгляните, — не отводя взгляд от присяжных, ковыряюсь рукой в кармане брюк, где завалялась одна бумажка, которую Калум дал мне буквально на днях перед тем, как его заперли в тюрьме. Судья с интересом наклонился в мою сторону, смотря, как я разворачиваю мятый листок и сравниваю его с написанным в тетради. Калум довольно громко вздохнул, поэтому я обратила на него своё внимание и увидела радость и облегчение, но в то же время он был серьёзен и до сих пор обижен на меня за совершенное. Я, сама того не замечая, устало улыбнулась, не веря своим глазам. Передо мной два абсолютно разных почерка, и я смогла доказать, что Грейс мухлюет. Думаю, теперь ей не ждать какой-либо поблажки, если ей это будет необходимо. Ну, или у неё больше не останется работы, что вполне вероятно. — Грейс, как Вы это объясните? — грозно восклицает судья, отрываясь от разглядывания двух листочков, на одном из которых написан адрес Калума, а на другом якобы страница из его дневника. — Я… я не понимаю… — она растерянно смотрит в пол, часто моргая и охая от того, как же она облажалась. Или её команда, это неважно. — Продолжим на следующем слушании. А вы, мисс Монтгомери, отстраняетесь от данного дела. Родственники жертвы могут искать другого адвоката, ведь их оказался нечестным игроком довольно серьёзной игры, которая могла бы посадить за решётку человека, возможно, невиноватого в этом деле. Присяжные, адвокаты, родственники потерпевшего и Калум начали собираться, чтобы выйти из этого ужасного места, полного сырости, напряжения и чувства соперничества в этих стенах. Я на полминуты застыла на месте, понимая, что практически спасла брюнету жизнь, хотя и должна была это сделать. Чувство просто непередаваемое, будто я чуть ли не всю планету спасла. Зато внесла немного справедливости в наш черствый мир, чьей частью я являюсь по сей день, кроме этой самой минуты. Мне пора стать менее впечатлительной, иначе не видать мне успешной карьеры или жизни, которую я уже похоронила со всеми надеждами на нормальную жизнь, наполненную воплями детей за окном и запахом свежевыпеченных кексов с черничной глазурью и капельками шоколада внутри. Опомнившись, слегка качнула головой, чтобы прогнать из головы посторонние мысли и просто радоваться тому, что нам назначили второе слушание, означающее, что нас ждёт полноправная победа. Насколько я знаю, Фостер и Монтгомери всегда были сильными конкурентами, и каждая из двоих выигрывала суд у любого другого адвоката, поэтому я могу спокойно надеяться на хороший исход, который ожидается совсем скоро. Не без проблем, конечно, но всё же лучше, чем ближайшие годы за решеткой. Заметив странную девушку в дверях зала суда, я инстинктивно обращаю на неё внимание, затем снова отворачиваюсь, копаясь в своих карманах. Мистер Роджерс собирается сойти со своего места и покинуть закончившееся слушание, но что-то останавливает его, будто вводит в ступор. Я мигом посмотрела на него и заметила странное выражение лица, словно он увидел что-то в дверях, что его беспокоит. Я тут же снова концентрирую на неё своё внимание, но из-за плохого зрения мне не удается четко рассмотреть её лица. Но зато я вижу то, как она стоит: слегка запрокинув голову наверх, не шевелясь и чуть ли не вжавшись в деревянные двери с изысканной резьбой. Немного щурясь, я увидела её заплаканное и одновременно обеспокоенное выражение лица, но она пыталась не подавать виду. В поле зрения замечаю миссис Худ, маму Калума, которую прежде не видела в зале, и она тоже внимательно присматривается к этой до ужаса напуганной девушке, которая пытается что-то выдавить из себя, но будто находится под прицелом. — Пожалуйста, — еле слышно сказала она, что я только через пару секунд поняла то, что она сказала. — Вы что-то забыли здесь? — громко спрашивает Роджерс, руками облокотившись на лакированную поверхность своего стола. — Спрячьтесь, — уже громче сказала эта девушка, а после раздался оглушительный выстрел, который повалил её на пол. Не понимая, что происходит, я тут же перевела взгляд на главные двери, которые до этого момента были чуть приоткрыты, но через мгновение я увидела высокого светловолосого парня, одетого в плотную одежду с бронижелетом, похожую на форму спецназа. Он сдул «дымок» с дула своего автомата, которым ранее застрелил молодую девушку, и опустил его вниз, засунув другую руку в карман штанов. — Ну, так что, никто не скучал по мне? — Люк пробежался взглядом по толпе, прижавшейся к стене, и мимолетно посмотрел на меня, будто не узнавая, и остановился посреди зала, выглядя более чем довольным в данный момент. Кто бы вообще мог подумать, что он настолько сумасшедший?