The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. — Боже, о чём ты вообще, блять, думала?! Как можно было повестись на эту наживку, у тебя что, совсем мозгов нет?! Посмотри, что теперь происходит! Мы можем сесть в тюрьму, Ханна, и это уже не пустые слова! — я стояла перед Калумом, который отчитывал меня как маленькую девочку, и в голове у меня была куча вопросов: кто, зачем, когда, откуда — но ни на один из них у меня не было ответа. Меня никак не волновал крик Калума, который слышал, наверное, весь квартал. Меня больше волновало то, что привело к тому, чтобы он сейчас так срывался на мне. — Хватит молчать! Объясни мне, чем ты думала? — Головой, Калум, только не удивляйся, — я вела себя довольно-таки апатично, но дрожь в руках всё никак не проходила. — Я не знала, что это перейдёт все границы, я этого просто не могла знать. Твой крик — это крик в пустоту, он ничем не поможет, поэтому перестань, чёрт возьми, визжать так, словно я сама сходила в полицию и рассказала им обо всём! — Почти так оно и есть. Теперь от моего апатичного вида не осталось и следа. В меня словно влили кипяток, кровь стала приливать к лицу, отчего я мгновенно покраснела, а глаза выглядели так, словно я сейчас сожру Калума живьём. Он, увидев мою злость, заткнулся, но держался из последних сил. Хорошо, что он молчит, а то я бы уже давно на него накинулась. — Я твою шкуру прикрывала, придурок, — прошипела я ему в лицо, затем толкнув в грудь рукой. — Ты и сам это прекрасно понимаешь, так прекрати же строить из себя жертву, мать твою! — Тогда, будь добра, раз ты прикрывала мою шкуру, объясни, какого чёрта какой-то незнакомец присылает мне фотографии Кита в ковре и оставляет посылки с доказательствами нашей вины в его смерти у тебя на обеденном столе? — руки начали дрожать значительно сильнее, а в душе был такой ступор, что к глазам начали подступать слёзы. Я понимала, что у меня нет ответов для него, и от этого мне становилось только хуже, и я всё больше хотела ударить его по лицу, но причины, чтобы сделать это, не было. Была только моя ярость, которая была вызвана то ли Калумом, то ли мной самой. Напоследок я «одарила» его ненавидящим взглядом, после чего еле слышно произнесла: «Убирайся!» Он не стал это игнорировать и тут же вышел из моего номера, громко захлопнув за собой дверь. Буквально через секунду у меня начали подкашиваться ноги, словно мои кости попросту исчезли, на глазах наворачивались слёзы, а руки всё так же дрожали не переставая. Я кое-как отодвинула стул и с грохотом села на него, пытаясь дышать и не задыхаться от обиды и несправедливости. В животе словно образовался огромный, чёрный ком страха и опаски, который выжимал из меня все силы и наводил ещё большую панику, из-за чего мне хотелось просто провалиться под землю и никогда больше не появляться на этом свете. Прямо передо мной стояла причина всего этого дерьма, которое творилось внутри меня, но у меня даже не было сил пнуть эту грёбанную коробку в другой угол комнаты, чтобы хоть как-то справиться со злостью. Я хотела, безумно хотела взять её и порвать на мелкие кусочки, а потом выбросить в ведро, но рука не могла лечь даже на стол. Я была изнеможена, но у меня было лишь два варианта, как поступать: бороться и забыть о том, что я человек, или просто сдаться, вспомнив, что я человек. По спине пробегался лёгкий ветерок из открытого позади меня окна, окутавший всю меня и наполнявший мои лёгкие и без того холодным воздухом. По телу бежал целый табун мурашек, но единственное, что я могла чувствовать, — мокрую поверхность стола под своей ладонью, которая медленно, но верно соскальзывала вниз. Левой рукой я не торопясь вынимала из волос бесконечное число невидимок и каждую из них крутила в руке, словно мне было так важно изучить каждый их изгиб. Затем я сняла резинку, положив и её на стол. Всё это казалось бесконечным: и невидимки в моих волосах, и слёзы, которые со щёк падали прямиком на мою ладонь. Впрочем, почему я так на это реагирую? У меня не первый раз всё валится из рук, так почему же я даю этому брать над собой верх? А чёрт его знает. Может, я просто устала? Очевидно, так оно и есть. Нервы не бесконечны, и я не всегда смогу оставаться равнодушной к своим же проблемам, как бы мне этого ни хотелось. А ведь я так стараюсь быть примером для самой себя, что в конце-концов забываю, что я — человек, и если так и дальше буду скрывать свои же чувства от самой себя, то потом скрывать уже будет просто нечего. Я всё в той же позе сидела за столом, руками зарываясь в волосах и всё сильнее оттягивая их пальцами. Меня словно парализовало, но такое состояние было настолько спокойным, уравновешенным, гармоничным, что мне хотелось сидеть так вечность. Но хотелось отключить внутренний мир, потому что то, что было снаружи меня, дико не соответствовало тому, что было внутри. Такая странная пустота, будто я потеряла всё, хотя, по сути, не потеряла ещё ничего. У меня ещё есть возможность что-то поменять, а моя жизнь ещё не совсем обречена на загнивание в местной тюрьме, но ощущение такое, словно мне уже стоит искать хорошего адвоката за заоблачные деньги и, на крайний случай, паковать вещи в чемодан. За спиной послышался щелчок дверного замка, а за ним тяжёлые и громкие стуки каблуков. Я быстро стёрла следы потёкшего макияжа, но вряд ли стала лучше от этого выглядеть. Мои покрасневшие глаза и щёки выглядели так, словно я только что сыграла в бой помидорами, где мне не один раз попадали по лицу, но я всё ещё глубоко в душе надеялась, что при приглушённом свете это будет не так заметно. — Не спишь? — хриплым голосом спросил Люк. Как будто при другом раскладе он бы не стал меня тревожить. — Как видишь, — я непринуждённо провела рукой по столу, размывая накапанные слёзы, чтобы не осталось и следа. — Что я наделала? — Тебе перечислить по пунктам? — Хреново ты поддерживаешь, — я издала лёгкий смешок, после которого лицо снова стало унылым и серым. — Ты пришёл чтобы поиздеваться или поискать выпивку в моих шкафчиках? Боюсь огорчить, но все запасы закончились. Придётся теперь некоторое время придерживаться трезвого ума, хотя это почти невозможно с нынешним раскладом. Я бы сейчас с радостью спилась и валялась где-нибудь в подворотне без сознания, лишь бы не думать о том, что сейчас происходит. Мне не удалось и дня продержать всё в тайне, понимаешь? Я хотела как лучше, но сделала только хуже, как всегда. Скоро мне нужно будет носить на груди табличку с яркой красной надписью: «Я Ханна, пожалуйста, не приближайтесь ко мне, если не желаете закончить свою жизнь лёжа в канаве. Спасибо за понимание». — Я найду кого-нибудь, кто это красиво напишет, — он встал рядом со мной, положил на стол свой галстук и засунул руки в карманы, будто ждал от меня каких-то действий. — Вставай. — Что, прямо сейчас пойдём искать? — сил еле хватало усмехнуться, поэтому я издала какой-то полухрип, который больше походил на последние звуки висельника. От Люка никакой реакции не следовало. — Да чего ты хочешь-то? — То, что ты сидишь здесь и ревёшь от того, как тебя замучила эта жизнь, ничем не поможет, а вот здоровый сон — ещё как, — безумно странно было слышать это из его уст, как будто он... заботится? Люк вообще знает о существовании этого слова и понятия в общем? — Ты пытаешься уложить меня спать, как отец? — я скептично на него посмотрела, а затем снова отвернулась к окну, продолжая смотреть, как один за другим свет в комнатах в соседних зданиях начинает гаснуть. — Я без тебя разберусь, что для меня будет лучше, но и на этом спасибо. Хотя бы не горишь желанием распотрошить меня на кусочки, в отличие от замечательного соседа. В следующий миг я почувствовала на своей холодной коже ещё более холодную ладонь, которая, казалось, оставила на мне ожог. Я слегка зашипела от неожиданности, а Люк в это время без особых усилий поднял меня со стула и начал толкать в сторону «спальни», которую от столовой отделяла лишь одна стена, служившая «перегородкой» в просторном номере. Я всячески начала ругаться на Люка за его действия, но всё было бессмысленно: он вёл себя как робот, запрограмированный на одну цель — толкнуть меня на кровать и уйти. Масло в огонь его грубых движений подливали его до жути холодные ладони, которые можно перепутать со льдом, которые обхватывали обе мои руки и чуть ли не заламывали за спиной. Я не видела ни капли смысла его действий, но, не буду скрывать, в то же время мне было интересно, чем же это всё закончится. — Это глупо, ты ведёшь себя как мой родитель. — Заткнись, — Люк опустил мои руки вниз, а своими в это время пытался расстегнуть платье. — Какого чёрта?! Прекрати! Я уже не могла просто так это игнорировать, поэтому хотела повернуться к нему лицом и высказать всё, что было на уме (а было на уме у меня многое), но он снова заломил мне руки за спину и что-то резко прошипел мне над ухом, что я не смогла разобрать. Однако на этом мои попытки не прекращались, но заканчивались они все одинаково: Люк что-то злостно шипел в мою сторону и с каждым разом всё сильнее сковывал мне руки, отчего они даже начали болеть. — Кончай страдать хернёй, я тебе помочь пытаюсь. — Чем? Думаешь, я своё же платье не в силах расстегнуть? Что за детский сад?! Уходи, тебе вообще тут быть незачем. — Хорошо, расстегивай сама, — резко сказал Люк и, как мне показалось, поднял руки вверх, как бы показывая, что он «безоружен», и отошёл назад. Цокнув, я дёрнула собачку вниз, но она не поддавалась. Я стала дёргать её раз за разом, но всё было бесполезно, однако на этом я не останавливалась и продолжала пытаться изо всех сил, чтобы это не пришлось делать Люку. Я не знаю, чего он этим добивался, но, кажется, чего-то он да добился. Во мне ни капли сомнения, что сейчас он стоит и ухмыляется при всей этой сцене, где я, как всегда, показала себя той ещё безрукой дурочкой, что не смогла даже своё платье расстегнуть. — Ты безнадёжна, — он в два шага преодолел расстояние между нами и опять грубо опустил мои руки, чтобы те не мешались, и, словно немного поколдовав над собачкой, через мгновенье уже спускал свои холодные руки всё ниже, расстёгивая молнию. — Как и ты, — я чуть придерживала платье с двух сторон, чтобы оно тут же с меня не слетело, потому что последнее, что я хотела сейчас сделать, это предстать перед Люком в одном нижнем белье, отчего день стал бы ещё «насыщеннее». — Ты своего добился, теперь можешь идти. — Нет, это ещё не всё. — Боже, что теперь? — Кое-что ещё, — он резко повернул меня к себе спиной и начал с силой опускать лямки платья, после чего спустил его по пояс. Щёки мгновенно загорелись от смущения и даже стыда, а ещё от непонимания, что творит Люк и что на него нашло. Он склонился над моим ухом, томно дыша, и тем же хриплым голосом произнёс: — Вот теперь всё. Я была в шоке от того, что сейчас произошло. Как будто я за секунду стала немой и потеряла всякую возможность что-либо говорить, а Люк при этом выглядел непоколебимо спокойно. На лице, как всегда, ни одной эмоции, которая могла бы его выдать, и это, сука, раздражало меня больше всего! Даже в такой ситуации он держит лицо кирпичом, что даже невозможно понять, что он сейчас испытывает. Прикрываться уже не было смысла, потому что, учитывая его гигантский рост, он увидел всё что можно и нельзя, поэтому Люк просто перешёл на другую сторону, где лежала моя пижама, и кинул мне футболку, которую я поймала налету. Лицо у меня, наверное, было, мягко говоря, озадаченное, но его это нисколько не волновало. — На, надевай. — Что?! — Ну, знаешь, берёшь футболку и надеваешь, чтобы бирка сзади была, а рисунок — спереди, Ничего сложного, правда? — после этой странной тирады он тут же обогнул кровать и ушёл в прихожую, после чего я услышала хлопок входной двери. Стоять в полураздетом виде перед окном было не самой лучшей идеей, поэтому я начала медленно стягивать платье, находясь в некоторой прострации. То, что сейчас произошло — видимо, какой-то сбой в работе вселенной, потому что по-другому я это объяснить никак не могу. Ради чего это было? Даже Люк, наверное, не ответит. Это было похоже на какой-то порыв, которому нет причины, ведь это просто порыв. У меня всё ещё это не укладывается в голове. Я повесила платье на спинку стула и тут же залезла в кровать, с неким подозрением смотря на дверь, ожидая, пока она откроется в самый неподходящий момент. Наверное, я бы больше обрадовалась, если бы она открылась, чем она оставалась бы предательски закрытой. По крайней мере, зайдя сюда Люк, в том, что было пять минут назад, было бы гораздо больше смысла. Энди, как и всегда, запрыгнул на кровать, ложась рядом со мной в ногах, отчего становилось чуточку лучше. Его томное сопение убеждало меня, что сейчас достигнут максимальный уровень спокойствия, и мне нужно отключить все свои страхи перед тем, как уснуть. И только я закрыла глаза, как дверь опять щёлкнула и опять послышались тяжёлые шаги, но на этот раз без каблуков. Внутри затрепетало что-то непонятное, но когда Люк снова появился с той стороны, откуда кинул мне футболку, я поняла, что что-то не так. Не в плохом плане, просто... Люк пришёл ко мне переночевать? Он здоров? Может, пока мы стояли в пентхаусе, его продуло и теперь у него температура, и поэтому он не в своём уме? Иначе как ещё объяснить добровольный приход сюда, не говоря уже о сне в одной кровати. — Ему придётся подвинуться, — когда он заговорил, я поняла, что ничего нового нет. Он всё так же чем-то недоволен и всё так же бурчит себе что-то под нос. Его томное дыхание всё никак не давало мне сомкнуть и глаза. Он словно нарочно дышал ещё громче, чем обычно, чтобы не дать мне уснуть. Каждые две минуты я зачем-то открывала глаза и смотрела на его затылок, а потом снова закрывала и пыталась расслабиться. Вместо того, чтобы думать над вариантами, что же мне делать, когда я проснусь, я вслушивалась в то, как он громко вдыхает и так же громко выдыхает, а потом ненароком повторяла за ним в унисон. С каждым вдохом в нос ударял приятный запах одеколона, который слегка выветрился после долгого дня, но менее завораживающим от этого не стал. Раньше мне казалось, что он пахнет более чем отвратительно, но стоит мне только подумать об этом, как меня бросает в дрожь. Как же всё это глупо. И он, и я, и его дурацкий одеколон. — Мне жаль, что так получилось, — услышала я сквозь надвигающийся сон. Я непонятливо нахмурилась, и это даже не от непонимания, почему он говорит именно сейчас, а, скорее, от непонимания, зачем он это говорит. — Мне тоже. — Так, что собираешься делать? — Собираюсь просить твоей помощи, — лёгкая усмешка вырвалась из уст, ведь на большее не хватало сил. — Если честно, я и понятия не имею. Теперь мысль о верёвке и мыле звучит не так уж и безумно, как раньше. — Брось, — Люк лениво перевернулся на спину, уставившись в потолок. — Если уж я выбрался из психушки и сумел улететь в штаты, то тебе разобраться с этой дрянью будет как два пальца об асфальт. Калум попсихует денёк и успокоится, а Эштону лишь надо протрезветь. По крайней мере, у тебя есть я, а у меня... — он сделал небольшую паузу, будто был не уверен в том, что хотел сказать, — ты. У меня ты. Мы — кучка неудачников, в особенности ты. — Почему это я? — Ты — среднее звено. Между мной и Дэвидом стоишь ты, поэтому, наверное, ещё не поубивали друг друга. Благодарить я тебя, конечно, не буду, потому что вся херня происходит именно из-за тебя, но благодаря тебе я всё ещё жив, — как бы глупо и по-девчачьи наивно это ни звучало, внутри всё затрепетало, а скелет, казалось, сейчас станцует ча-ча-ча, но он тут же всё разрушил. — В нём есть ещё капелька отцовского инстинкта и какой-то любви к тебе, поэтому я всё ещё жив. Не то чтобы я сильно расстроилась, но меня будто ударили битой по животу. Это чувство было странно даже для меня, ведь... Мне закралась в голову мысль, что по ночам Люк включает какого-то романтика-калеку, и сейчас именно тот случай, но его фраза прозвучала так, будто я просто стена между ним и отцом, которая преграждает им путь друг к другу. Чёрт, зачем я вообще думаю? — Нам нужно поспать, — голос вдруг похолодел, а мысль о сне резко отпала. — Всё нормально? — Ты сам сказал, что лучшее средство от всего — это сон. Спокойной ночи. Я отвернулась от него и направила взгляд на входную дверь, словно просверливая её насквозь. Я не знаю, с чего меня вдруг так накрыло из-за слов Люка, но нужно поскорее забыть обо всём и уснуть. Может быть, мне даже удастся поспать больше пять часов. Но даже если это случится, завтрашний день не исправит ничего. Наверное, я поеду к матери, потому что, как ни странно, первая мысль при виде коробки была именно о ней. Я даже жалела, что вообще доверилась ей и начала про себя выстраивать теории касательно неё и отца. Ну это ли не паранойя? Хотя, с такой-то жизнью не быть параноиком просто выше всех человеческих сил.