The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Наверное, эта поездка самая тихая и самая напряжённая в моей жизни. Мы уже который час неспеша ехали по пустынной трассе, где изредка мелькали заправки и какие-то мотели, половина из которых уже заброшена и давно забыта своими основателями. Все, кроме меня и Люка, уже давно спали, хоть и некрепким сном, постоянно ворочались и что-то бормотали себе под нос. Хеммингс же не может сомкнуть глаз потому, что он, естественно, ведёт машину, а мне просто что-то не даёт заснуть. Голова Эвелин покоилась на моём плече, а Калум предпочел постоянно биться об стекло при каждой кочке, на которую мы натыкались. Время было давно за полночь, луна сверкала на тёмно-синем небе среди тусклых звёзд, высокая трава у дороги мелькала как киноплёнка, а путь казался просто нескончаемым. Спрашивать у Люка сейчас что-то было бы бессмысленно, ведь в таком случае он бы просто проигнорировал, либо нагрубил, что, несомненно, закончилось бы подъемом всех в машине и новым молчанием. Замкнутый круг, так сказать. Но путь мне всё-таки нужно было узнать, потому что никто не знает, что творится у него в голове и куда его чудо-интуиция нас приведёт. — Куда мы едем? — В сторону Фримонта. Наверное, остановимся где-нибудь в пригороде, где людей будет как можно меньше, — после этого не последовало никакого продолжения, так что я продолжала сохранять неловкую тишину, думая над тем, что будет с нами во Фримонте. Я смотрела в окно, наблюдая за тем, как быстро-быстро мелькают деревья и поля, тут же пропадая из поля зрения. В голове была просто куча мыслей, но из-за этого было просто не о чем подумать. Как только я думала о какой-то мелочи, вроде утреннего кулинарного шоу, я тут же вспоминала о матери, а мыслей об этом я пытаюсь избежать больше всего. Когда я думала про дневную жару, я вспоминала Дестини, которую по великой случайности на пляже прямо у моего отеля. Я так и не узнала, чего она от меня хотела, но это вряд ли было что-то столь срочное, что мне пришлось бы немедленно взять дело в свои руки и со всем разобраться. А когда я думаю о вечере, о ночи, сразу вспоминаются последние месяцы в Сиднее. Честно говоря, я удивлена, что ещё не наложила на себя руки после такого, ведь… Как с такими-то событиями вообще даже не думать о том, чтобы самому закончить жизнь, не ожидая тех страшных минут, а то и часов? Люк появился из неоткуда, просто свалился как снег на голову, а я сделала вид, как будто ничего необычного не произошло. С другой стороны, что я могла ещё сделать? Выгнать его? Так он вернулся бы. Со своими-то фокусами, которые он проворачивал с проводкой и телевизором, я ещё удивляюсь, как осталась в здравом уме. Вызвать полицию? Он бы перерезал мне глотку прежде, чем я набрала бы нужные цифры на телефоне. Но своей реакции я тоже не понимаю. Может, период был настолько дерьмовым, что прибытие в мою квартиру самого кровожадного убийцы не вызвало никаких переживаний? Наверное, в душе я по-тихому молилась, чтобы он сам сделал что-то. Вот о чём я начинаю думать, когда смотрю в окно. Мимо нас промелькнула ещё одна пустая заправка, но она тут же исчезла, как и все предыдущие. Когда он собирается остановить машину? Мы проехали столько мест, где можно было остановиться, перекусить, да даже переночевать, но Люк всё проезжает так, будто ни одно из этих заведений не видит. Мне кажется, если не напомнить ему, что он всё-таки человек, а не робот, то он так и будет продолжать ехать до самого утра, несмотря на усталость и покрасневшие глаза. Но в таком случае я не буду спать вместе с ним. — Люк, нам нужно остановиться, — хриплым шёпотом пробормотала я, пока мои глаза предательски закрывались. — Ты за рулём больше четырёх часов, сделай передышку. — И что ты мне предлагаешь сделать? Ближайший мотель как минимум в двадцати милях от нас. Мне не нужна передышка, мне нужен сон, а почти у финиша я не стану останавливаться, чтобы вздремнуть. Так что сиди сзади и помалкивай, я и без тебя прекрасно знаю, что делать. — Нет, не знаешь, — я пыталась говорить как можно тише, но как можно резче, чтобы до этого идиота наконец-то дошёл посыл моих слов. — Ты устал. Тебе нужно остановиться и перевести дух, иначе мы врежемся в столб или сразу вылетим с дороги, — кажется, он меня не слушал и даже не собирался, но я так просто это оставлять не хотела. — Люк, хватит меня игнорировать. Люк! — Да заебала уже, — он резко свернул вправо, останавливая машину на обочине. Нас нехило качнуло, но остальные, вроде, не проснулись. — Давай, выходи, переведём дух. Он мигом вылез из машины, хлопнув дверью, но так никого и не разбудил. Поражаюсь их крепкому сну и даже немного завидую. Я не восприняла всерьёз предложение Хеммингса, поэтому продолжала сидеть на своём месте и служить опорой для Эвелин. Он снова психует, а я лезть в это не хочу, чтобы он снова покрыл меня дерьмом с ног до головы. Я всё-таки не носовой платок, которым можно вытереть всё, что у тебя на душе. Но он всё настаивал на том, чтобы я вышла, подойдя к моему окну и жестами говоря выйти. Я закатила глаза и уже приготовилась к взбучке, которую он мне приготовит. — Это ради твоего же блага… — Неужели? Большое спасибо, что решила обо мне позаботиться, ведь я сам не в силах это сделать! — он активно размахивал руками, ходя туда-сюда, и в итоге достал из заднего кармана помятую пачку сигарет и закурил одну. — Я вот одного не понимаю: почему ты личные интересны прикрываешь отмазкой, вроде «моего же блага»? Это всё не ради моего блага, я уверен. Всё ради твоего же блага, а об остальных ты думаешь в самую последнюю очередь. — Ты начал скандал на пустом месте. — Да, чёрт возьми, потому что это было последней каплей! — он попытался расслабиться и запрокинул голову назад, выдыхая едкий дым в воздух. — Про этого ублюдка ты промолчала тоже ради моего же блага, разве нет? Только попробуй сказать, что это неправда. Ты за себя боишься, но не за нас и не за то, что случится, если ты попросишь нашей помощи. Только не прикидывайся, что это не так, ты и сама прекрасно знаешь, что всё так и есть, — каждое его слово, каждая, мать его, буква, которая вылетала из его уст, просто порождали во мне огонь, который не потушишь никакой водой. Его чушь просто не укладывалась в моей голове! То есть, теперь я, которая ввязалась во всё это ради него, оказалась ещё и виноватой? Этого человека нужно наградить Нобелевской премией за лучшую логику испокон веков. Он остановился у капота машины, опёрся спиной к нему и, сложа руки на груди, продолжал курить, изредка потряхивал ногой. Наблюдать за Люком можно было вечность, ведь никакой периодичности в его действиях не было. Каждую секунду он делал разные вещи, вставал в разные позы и по-разному выдыхал сигаретный дым. Каждую секунду он был разным, а я так же стояла у двери, открыв которое могла спокойно сесть на заднее сиденье и не продолжать эту заварушку. Мне даже ответить ему нечего. С каждым днём я всё больше не понимаю, что тогда нашёл во мне этот человек. Он не верит каждому моему действию, во всём видит либо вселенскую глупость, либо подвох. Тогда я не понимаю, на кой-чёрт я вообще здесь делаю? Почему я еду с этими людьми в одной машине, если, по мнению Люка, я — одна сплошная катастрофа? Это просто парадокс: привязываться к человеку, не доверяя ему абсолютно ни в чём и порицая каждое его действие. Да, наверное, так в двадцать первом веке называется любовь. Одновременно с этим я не понимаю, что в нём нашла Я. Как я могу вообще испытывать что-то кроме ненависти к человеку, который постоянно ищет во мне только плохое, а если я делаю что-то хорошее, то тщательно перепроверяет, ведь, может, я либо накосячила, либо сделала что-то поперёк его воли. Как я вообще могу с этим человеком работать над одним делом, если он мне не доверяет, когда я ему доверяю полностью? Чёрт! — Может, скажешь что-нибудь? — Я тебе уже сказала всё, — я стояла, оперевшись руками о капот машины, смотрела, как курит Люк, бесконечно нахаживая круги по какой-то траектории, известной только ему. — Я впустую трачу на тебя своё время. — Впустую? — А как ты ещё назовешь то, что я всё ещё стою здесь, терплю твои унижение и полное недоверие, когда мне от этого ничего не перепадает? От этого у меня только нервные клетки разрушаются, а выгоды — абсолютно никакой. Я могла бы просто бросить тебя и улететь обратно, у меня нет никакой проблемы с этим, — он молча выслушивал мою очередную тираду, разъяснять которые надоело уже не только ему, но и мне тоже. Люк смотрел на трассу, словно пропуская мои слова мимо ушей и думая, как ещё меня заткнуть или унизить, хотя хуже уже некуда. — И поверь, я так когда-нибудь сделаю, потому что я уже устала от тебя и от того, как ты позволяешь себя вести! — в ответ он просто нервно усмехнулся, делая очередную затяжку, после чего бросил окурок на асфальт и примял ногой. — Как же ты меня уже заебала, — он выдохнул дым, после чего мгновенно преодолел расстояние между нами, а в следующую секунду я уже стояла прижатая к машине, пока он, держа моё лицо, прильнул к моим губам. Я не могла двигаться, дышать, вообще ничего. Меня как будто парализовало, а моим кукловодом стал Люк. Мои руки двигались только тогда, когда он двигал их так, как ему удобно, моё тело было вовсе прижато к капоту машины и обездвижено. Но тем не менее никакого давления не было. Я хотела положить холодные ладони на него, неважно куда, но он тут же на лету их схватил и не выпускал. Это заставило меня опомниться. — Нет, — я толкнула его вперёд, а сама отошла от машины, схватившись руками за волосы, — ты не должен был этого делать. Ты хотел выяснять отношения, мы выясняли отношения. Целовать меня было нечестно. Меня как будто что-то ударило током. То, что он сделал, казалось для меня жутко неправильным и неподобающим, но я точно знаю, что сделай он это чуть позже, всё бы зашло куда дальше. Но сейчас, когда он попросту прервал меня и ход моих мыслей, которые я пыталась ему разъяснить уже незнамо какой раз, он попросту плюнул мне в лицо и растоптал, дав понять, что моё мнение для него никакого веса не имеет. Забавно, что в моём случае всё абсолютно наоборот. — Это было честным для обоих, — он не приближался и не отдалялся, просто стоял на своём месте и наблюдал, как я нахаживала круги как он пару минут назад. — Это всё равно бы произошло. Если не сейчас, то потом. Я просто сократил это «потом» до самого минимума. — К чему ты ведешь? — Да я, сука, не знаю, уже ничего не знаю, — он потирал переносицу большим и указательным пальцами, как будто пытался не сорваться и случайно не убить кого-то. — Мы ведём себя так, словно нам лет по шестнадцать. Так нельзя продолжать. — И что ты предлагаешь? Целоваться чаще? — от собственных слов у меня вырвался предательский смешок, который Люк сначала, кажется, не воспринял, а потом усмехнулся точно так же. — Это глупо. Мы всё равно не станем от этого меньше ссориться. — Не станем. Со временем наш тихий смех вовсе превратился в молчание, и оба застыли как вкопанные. Я думала о своем, он — о своем, но я почти уверена, что в конце концов мы думали об одном и том же. Не знаю, что это сейчас было: порыв или то, чего он долго ждал. Даже разбираться не хочется, если честно. Но мне легче думать, что это просто порыв, навеянный злобой и усталостью от всего. В таком случае, мне незачем зацикливаться на этом и искать какой-то смысл. Хотя, как бы странно ни звучало, искать смысл где-либо не имеет смысла. Что было — то прошло, что с этим можно поделать? Ничего. Так я и поступлю. Просто забуду об этом, ведь в будущем это будет мешать мне думать, затуманивать весь разум и заставлять забывать, чего я придерживалась изначально. Боже, Люк, зачем ты только это сделал? Одновременно мне было и плохо, и хорошо. Плохо, наверное, из-за очередного недопонимания, а почему хорошо — очевидно. Хеммингс, наверное, уже выкинул это из головы, но я, чёрт, веду себя и правда как шестнадцатилетняя дурочка, у которой был только один поцелуй, и то в щёчку. Я пытаюсь показаться взрослой и рассудительной, а на теле трясусь как какая-нибудь букашка из-за такой-то мелочи. Меня уже не исправить. — Ближайший мотель в тридцати милях отсюда, — сказал Люк. — Чем быстрее доедем до туда, тем раньше ляжем и тем раньше встанем. Завтра будет длинная дорога. — Хорошо, — самое странное, что я могла на это сказать, но я это сказала. После этого лениво поплелась в машину и, открыв дверь, плюхнулась на сиденье. Пёс, лежавший на коленях Калума и Эвелин, начал весело вилять хвостом, но морды не поднимал. А «спящие красавицы» так и дремали, как будто ничего и не произошло. Ну, для них всё осталось точно так же, как и пятнадцать минут назад, и из-за этого я им завидую. Люк, усевшись в водительское кресло и пристегнувшись, двинулся с места, возвращаясь на эту злополучную дорогу, от которой мы не отделаемся ещё как минимум до завтрашней ночи. Нам повезёт, если в том мотеле, о котором сказал Люк, есть свободные места, ведь в противном случае нам придётся спать в машине. Глаза по-прежнему закрываются, но я попросту не даю себе уснуть, навязывая какие-то странные мысли, от которых внизу живота становится неприятно. Когда-нибудь я перестану тревожиться из-за каждой мелочи, которая идёт не так, как надо, но точно не в этой жизни. — Разбуди их, — говорил Люк, пока локтем толкал Эштона, сидящего рядом, в плечо. Лучше бы они спали до последнего, честно говоря. Пробуждение Калума и Эвелин не сулит мне ничего хорошего, ведь эти двое опять начнут собачиться, как было в начале пути. Насколько я поняла, они пошли в какой-то дряхлый клуб, где у них и произошла уже не первая по счёту стычка. Я ненарочно сравнила их и нас с Люком, и, честно говоря, ничуть не удивилась, когда в их ссоре слышала чуть ли не идентичные слова, которые мы с Хеммингсом говорили друг другу почти не каждый день. Разбираться я не стала, что у них там происходило, мне и своих проблем хватает. — Чего? — пробормотал брюнет, когда я толкнула его в плечо. — Мы не разбились? Блять. — Заткнись, идиот, — слева послышался голос Эвелин. — Какой уже час? — Половина первого, — ответила я, почёсывая пса за ухом. — Мы почти приехали. — Лучше бы разбились, — Калум снова лёг в прежнее положение и закрыл глаза, моментально погрузившись в сон, о чём говорило его сопение. Наверное, я даже соглашусь с ним. Спустя десять минут Люк остановился у неплохого на первый взгляд мотеля. У него даже была неоновая вывеска и фонари по периметру забора, что уже говорило, что мы приехали не в какой-то бомжатник, к счастью. Выгружаться никто не стал (в принципе, половине из нас выгружать было просто нечего), только взяли с собой по одной сумке со спальным бельём и направились ко входу. — У вас есть свободные номера? — начал Люк, не успевая войти. — Сколько вас? — Пятеро. — Только четыре, прости, приятель. — Ничего, потеснимся, — самой последней зашла я, держа в руке поводок Энди и огромную сумку на плече. Мужчина, которому на вид было не меньше сорока, отдал нам четыре ключа с номерами комнат, пока Калум возился с заполнением бумаг для заселения. Каждый из ребят взял себе по ключу, и стоило мне подумать, что у меня есть целая ночь, чтобы нормально отоспаться, как меня догнал Калум, забрав из моей руки ключ. — Прости, Ханна, у тебя и так был свой номер, — он пожал плечами, как будто ничего не мог поделать с этим, и побежал вперёд за остальными, оторвавшись от меня. — Эй! — конечно, мой оклик никак не повлиял на ситуацию, но я хотя бы попыталась. — Ты и платил вдвое меньше. Ну, что ж, буду теперь спрашивать у всех, можно ли к ним прийти побомжевать. Первой на очереди была Эвелин, которая только при одном моём приближении сказала: «Нет, я хочу побыть одна». Что ж, отчаиваться я не пыталась, после чего решила попросить крыши над головой у Эштона, но и он тоже нашёл отмазку: «Прости, Калум по ночам сильно храпел». Да чёрт побери! Худа я даже могла не просить, потому что он закрылся сразу же, как только я приблизилась к его двери. Одна ночь, Ханна, одна ночь. — Я к тебе, — Люк не успел возразить, как я первее него сунулась в небольшую, но уютную комнатку, которая совмещала в себе и спальню, и гостиную. На стене висел телевизор, у окна стоял небольшой круглый столик, около входной двери висели несколько полок. К счастью, здесь был диван, который, кстати, довольно неплох и достаточно большой для такой комнатушки. — Я сплю на диване. — Я и не против, — Люк кинул на одноместную кровать свою сумку, после чего скинул с себя лёгкую джинсовку, повесив на вешалку. Даже настроение как-то поднялось. Здесь всё было на удивление аккуратным, чистым, и даже не пахло. Ну, правда, особым изыском не отличалась ванная комната, но это можно и пережить. Энди уже занял коврик у двери, смотря на меня своими печальными глазами. Прости, приятель, но диван не рассчитан на человека и нагловатую собаку. Первым делом я включила телевизор, по которому шла какая-то старая мыльная опера, отдалённо похожая на Санту-Барбару. Пока Люк принимал душ, я расстилала себе до безумия «удобный» диван, который по мягкости больше напоминал бетонную плиту, нежели мебель. Наверное, насчёт «нормально отоспаться» я переборщила, ведь, ощупав этот диван вдоль и поперёк, мне кажется, что я к середине ночи переползу на пол и буду в обнимку лежать с Энди. Хотя бы составлю компанию забытому всеми псу. — Я думал, что тут не будет горячей воды, — из ванной, откуда вышел Люк, повалились клубни пара, впуская в комнату ещё больше тепла. — Ты серьёзно собралась спать на этой рухляди? — Ты видишь тут ещё одну кровать? Я — нет. — В этом-то вся и проблема. Ты сопротивляться не умеешь, — Люк натягивал на себя лонгслив, и я уже чувствовала запах надвигающихся нравоучений. — Началось... — Хочешь сказать, я не прав? Взять того же Анонима. Вместо того, чтобы сопротивляться, ты просто поддалась ему. То же самое и с твоей матерью, и с Майклом. — Так ты опять всё сводишь к этому? — мне уже просто становилось смешно от его слов. — Знаешь, да, ты прав. Я не умею сопротивляться. Поэтому я не буду продолжать, чтобы ты до конца убедился, что я — слабое звено цепи, — я чувствовала, как злость во мне буквально вскипает, и я никак не могу её остановить, хотя чувствую, что сейчас наговорю лишнего. — Знаешь, а ты не думал, что вся проблема не во мне, а в тебе? Ты создаёшь одни проблемы, а я их потом разгребаю, м? Не припоминаешь такого? А я хорошо припоминаю. Например, когда ты вот так явился ко мне домой, пока тебя искал весь город, я просто тихонечко сидела и молчала. Или сейчас, когда ты собственноручно решил устроить взбучку моему отцу, мне приходится каждый раз вздрагивать, когда на мой телефон приходят сообщения. Я не могу принимать решения, не спросив твоего решения. Так было с моей матерью. Не помнишь, как злился? А я помню. — Прекрати. — Мне продолжить? Знаешь, а это ещё не конец, — меня было уже не остановить. От злости я уже начала смеяться просто не из-за чего. — А помнишь, как Хейли убил? Прямо у меня и у Калума на глазах. Ты убил мою лучшую подругу, а я тебя впустила в свой дом, хоть и под натиском угроз и страха перед тобой. Люк, ты говоришь, это у меня проблема? — я прищурилась и медленно подходила к нему, хоть его взгляд и горел желанием поскорее меня придушить. — Я не убиваю людей. — Закрой рот. — А что? Об этом уже все знают! Но я всё ещё стою перед тобой, потому что хочу тебе помочь, а ты втаптываешь меня в землю своими нравоучениями. — Так чего же ты не уйдешь? — он попытался выдавить улыбку, но уголок его губ то и делал, что дёргался, а ладони сжимались в крепкие кулаки. Мысль о том, что я перегнула палку, вовсе испарилась, и я просто развернулась, собрала вещи и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Надеюсь, пса-то ему можно доверить, и он ничего с ним не сделает к утру от злости. Все эти ссоры — крик в пустоту. Никто из нас не слышит друг друга, потому что нет никакого желания, ведь тогда пошатнутся все наши устоявшиеся принципы. Для Люка это будет, конечно же, трагедией, ведь он и вообразить себе не может, что он бывает неправ, а неправ он нередко. Нет, я не идеальный человек и не скажу, что я с гордостью приму свою неправоту. Скорее всего, я точно так же, как и Хеммингс, буду злиться и пытаться не крушить всё вокруг, но это будет знаком того, что я услышала. Люка же не берёт ничего, хоть убейся. Переселиться я решила к Калуму, потому что этот идиот и отнял у меня мой ключ к свободе. Плевать, если у него будут какие-то претензии ко мне. Когда он отобрал у меня мою комнату, где я могла спокойно полежать и подумать ни о чём, я долго не возникала и поплелась к Хеммингсу. Очевидно, это с самого начала было плохой идеей. Стучаться я даже не стала, просто вломилась к Худу и даже не обратила внимание, что у него тут гости. И нет, это не Ирвин, который так соскучился по соседству с Калумом, а Эвелин, с которой они стояли в довольно-таки интригующем положении. Я сделала вид, что меня это никак не волнует, положила свои вещи на кресло Калума, которое, кажется, разбиралось. — Сегодня я у тебя ночую, — я выглядела совершенно невозмутимо, пока эти двое смотрели на меня, как на поехавшую. — Извините, что нарушила ваш покой, но я хочу поскорее лечь спать, если вы не против. Они странно переглянулись, после чего Эвелин вышла из номера, а Калум с нахмуренными бровями поплёлся за ней, чтобы на этот раз закрыть замок. — Опять с женишком поругалась? — видимо, он пытался меня как-то задеть, но у него не получилось. С чего вдруг обижаться, если всё так и есть на самом деле? Ну, разве что, можно обидеться на то, что Калум назвал Люка моим женишком, это и правда звучит не очень. — Опять с подружкой поругался? — наверное, он ждал от меня чего-то другого, но вместо этого просто хмыкнул и стал заниматься своими делами, а я — своими. Странно это говорить, но я думаю, что Калум — тот человек, к которому можно прийти, как я пришла сейчас. Нет, конечно, он не Эштон, и другом моим его назвать нельзя, но у нас какое-то наплевательское отношение друг к другу, что позволяет держаться друг друга стороной, но тем не менее вот так заявляться и не готовиться к неожиданным вопросам. Ему плевать, что там творится у меня с Люком, мне плевать, что творится в его жизни, поэтому, как соседи, мы жили бы гармонично. Но как я вспомню те недели, когда он выхаживал меня чуть ли не со всех сторон, то предпочла бы, чтобы мне отшибло память. Ничего личного, но в роль моей няньки, сиделки, как угодно, он никак не вписывался. Короче говоря, Калум — тот человек, к которому можно прийти, если ты поссорился со всеми друзьями и близкими. Ему плевать, что думаешь ты, что думают другие, он просто недовольно посмотрит в твою сторону и даст тебе чистое постельное белье и покажет место, где ты можешь спать. — Могла бы и постучаться. — Какая разница, если вы всё равно не дошли до момента «икс»? — Ты отвратительная. — Я знаю.

***

Весь тот путь, что мы проехали за сегодняшнее утро, оказался лишь малой долей того, что нам надо преодолеть ещё. Эштон уже успел сказать пару ласковых в сторону Люка, ведь тот до последнего молчал, куда именно он собирается ехать. Я с ним так и не говорила с того самого момента, как громко ушла из его номера, и это, наверное, к счастью. Настроение не задалось с самого утра, и я злилась буквально на всё, что было хоть на каплю не так, как мне того хотелось. Калуму тоже досталось, как и мне от него, потому что у меня было просто херовое настроение, а он не выспался ночью, потому что, по его словам, «моё кресло слишком громко скрипело всю ночь». Наверное, я заберу свои слова про гармонию в нашем сожительстве обратно, он невыносим. На улице был самый пик жары, хоть ночь и выдалась холодной по сравнению с климатом, в котором мы жили и в Австралии, и в Лос-Анджелесе. Люк остановился на ближайшей заправке, которая была, кстати говоря, очень далеко от места, где мы остановились переночевать. То есть, мы ехали до неё несколько часов, будучи голодными как животные. Завтрак в том мотеле в стоимость не входил, а переплачивать за какие-то отбросы вместо еды не хотелось никому. Так что, мы нашли спасение в небольшом магазинчике на заправке. Пока Люк заправлял машину, мы с Эвелин, Калумом и Эштоном пошли в помещение, в котором было хоть немного прохладнее, чем снаружи. Парень за кассой, кажется, спал и даже не обращал внимание на посетителей, поэтому нам ничего не мешало просто украсть всю еду за бесплатно, так ещё и заправиться на халяву. Но я слишком честный человек, поэтому я просто тихо пыталась «достучаться» до сознания продавца и попросить его сделать нам свежие хот-доги. — Почему ты к Калуму пришла? — пока я пыталась насладиться мягкой булочкой и тёплой сосиской внутри неё, Эвелин, видимо, решила устроить мне допрос. — Я имею в виду, ты ведь могла ко мне прийти, ну или к Эштону. Вы, кажется, хорошие друзья. Почему Калум? — Ты спрашиваешь меня, почему я предпочла пойти к парню, с которым я разговариваю раз в неделю, а не к вам? — Да. — Без понятия, — ответила я и продолжила наслаждаться любимой едой. На самом деле, я не врала ей, я правда не знаю, почему пошла именно к нему. Просто мне показалось, что так будет лучше. Не знаю, так ли это на самом деле, но я знаю одно наверняка: если бы я пошла к Эштону, ничем хорошим бы это не закончилось. Психолог, сидящий внутри него, не стал бы молчать и дал мне пару «дельных» советов, на которые я бы тут же наплевала и легла спать. А в случае с Калумом мне даже разговаривать не пришлось, да и спать я легла раньше, чем думала. — А что? — Просто… Он ведь… — Мудак? — Да. — Я знаю, — наверное, лучше Эвелин от каждого моего ответа не становилось, я только больше вводила её в заблуждение. Но я ведь не могу ей на словах объяснить, что я такой человек, раз она сама этого не понимает. — На самом деле, с ним всё намного проще, чем ты думаешь. Может быть, если узнать его получше, то он будет вести себя по-другому. — У тебя получилось? Ну, узнать его получше, — на самом деле, она задала мне интересный вопрос, и я даже могла хорошенько над ним подумать, пораскинуть мозгами. Но не стала. — Не-а, — я видела, как менялись эмоции на её лице с каждой секундой, и меня всё больше пугала эта заинтересованность в Калуме. Только глупец не поймёт, чего она пытается добиться такими расспросами, но я стараюсь не вводить её в ещё большее стеснение, чем есть сейчас. — Если ты пытаешься узнать у меня, хороший ли Калум человек, то ты не к тому обратилась. Он помог мне однажды, когда у меня был до жути херовый период, и я безумно благодарна ему за это. Но на этом всё. Один хороший поступок вряд ли может охарактеризовать его, как хорошего человека, если у него за спиной куча всякой желчи. Подбодрить её у меня, кажется, не получилось. Ну, в принципе, зачем мне врать ей в глаза? Я не знаю Калума, не знаю, какой жизнью он жил до того, как встретил меня на улице тогда, так какое я имею права клеить на него всякие ярлыки? Если он так сильно интересует Эвелин, так пусть она сама всё разузнает у него. Не понимаю, чего она от меня ждёт, хотя это очевидно. — Хватит прохлаждаться, нам надо ехать, — Люк на мгновенье появился в дверях, но потом тут же исчез. Моё лицо тут же поменялось в настроении, ведь теперь моё настроение, которое поднялось благодаря этой чудо-сосиске, опустилось на дно Марианской впадины. Хотя, наверное, не у одной меня так, ведь остальные так же холодно приняли слова Люка, как и я. Эвелин, видимо, заметив мои злые взгляды в сторону Хеммингса, который стоял и бессовестно нарушал правила, куря около машины, решила поддержать меня. — У вас что-то случилось? — она искренне интересовалась, но последним, что я стала бы делать — рассказывать ей об очередной драме с Люком. — У тебя свои тараканы в голове, у меня — свои, — я поднялась со стула и, скомкав салфетки, бросила их в урну и вышла из небольшого кафетерия. — Скажи Эштону, чтобы заплатил за бензин. Не хватало, чтобы нас еще в розыск объявили за неуплату. Пока девушка застряла где-то сзади по моей просьбе, я нехотя приближалась к машине, около которой стоял Люк и докуривал ту сигарету. Я с трудом припоминаю, чтобы он вообще курил, а за ночь и сегодняшний день он скурил почти всю пачку. Впрочем, меня это не касается. Главное — чтобы он не делал этого вблизи меня, иначе я не постесняюсь и вырву из его рук трубку с вонючим дымом, исходящей из неё, и растопчу ногой. Мне ничего не стоит так поступить, просто я не хочу, чтобы следующим, что растопчет своей подошвой Хеммингс, была моя голова. Парни и Эвелин задерживались, поэтому мне приходилось проводить время в окружении Люка, который, наверное, так и грезил оставить меня здесь одну. Я бы с радостью так поступила по отношению к нему, но, к сожалению, он всё равно найдёт, как до меня добраться, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как пинать камушек на покрытом лёгким слоем песка асфальте, представляя, что это Люк. Занимаюсь какой-то детской ерундой, но это помогает мне справится с желанием подойти к парню и треснуть его по роже. — Может, сядешь в машину? — Может, сразу зажаришь меня на грилле? — мирно разговаривать никто из нас не был настроен, поэтому я не уступала и отвечала так же грубо, как и он говорил со мной. Он ничего на это не ответил, просто потушил окурок о железный столб и выкинул в мусорное ведро, а потом сел за руль. — Скажи им, чтобы поторапливались, если не хотят приехать к ночи. Мне не пришлось ничего говорить тем троим, как они вернулись сами и тут же уселись по местам. Я села на своё место у правого окна, закрываясь рукой от палящего солнца. Эвелин не повезло больше всех: мало того, что она сидела посередине благодаря небольшому росту, так ещё и не могла спрятаться от солнца, которое светило ей в лицо прямо через лобовое стекло. Наверное, она уже прокляла всех и вся за то, что согласилась ехать с нами. Но по-другому быть просто не могло. Люк вряд ли оставил бы её в городе без надзора, потому что девушка могла запросто пойти в полицию и доложить о нас. Я считаю, что это было правильным решением, хоть Харди и думает иначе. Мы снова вернулись на эту злосчастную трассу, но на сей раз здесь было больше людей. Теперь не было чувства, будто мы едем в забытое Богом место, ведь люди придавали картине больший окрас. Мы как будто просто путешествовали, а не бегали от банды головорезов, и мне это даже нравилось в какой-то степени. Конечно, нравилось до тех пор, пока кто-то из нас не начинал говорить, что оборачивалось во вселенский скандал. А вот когда все молчали и наслаждались солнечной погодой, было просто замечательно. Наверное, мне стоило ехать отдельно ото всех, да и вообще в другую сторону. С теми деньгами, которые у меня были, я могла бы купить себе билет на Гавайи и лежать на пляже под пекущим солнцем, не зная проблем. Но вместо пляжа у меня кожаное сиденье машины, солнце так печёт, что хочется содрать с себя всю кожу, а проблемы меня то и дело окружают с ног до головы. Замечательный отпуск, хочу сказать. Можно было приехать намного раньше. Если бы Люк не делал остановки чуть ли не каждые десять миль, выходя покурить, то мы могли спокойно добраться за четыре часа после выезда из мотеля. Все уже были поголовно взбешены постоянным рвением Люка прекратить дорогу так, что даже Калум согласился сесть за руль. Но ни Хеммингс, ни кто-либо другой в этой компании не хотели врезаться в ближайший же столб. Худ не внушает абсолютно никакого доверия, когда дело идёт о вождении, ведь, из личного опыта, он постоянно гонит на высоких скоростях и делает резкие повороты, в отличие от бывшего блондина. Но все вздохнули с облегчением, когда мы, наконец-то, приехали в то таинственное место, о котором никому не говорил Люк. Местность была абсолютно не заселена. Ближайшие дома были, наверное, в получасе езды отсюда, а сам дом, куда мы приехали, стоял на склоне у берега моря. Сначала я подумала, что Хеммингс просто зло пошутил над нами, приведя в подобное место, ведь оно просто не могло быть не заселено. Но, как оказалось, у него давно отпало чувство юмора, на которое я надеюсь из раза в раз. — Я приезжал сюда к бабушке, когда был ребёнком, — он кинул под ноги очередной окурок. — Здесь я, наверное, проводил самые хуёвые каникулы в своей жизни. Но дом неплохой. Он не торопясь шёл к дому, с которым, насколько я поняла, у него свои счёты. Люк не выглядел больно довольным, но и открыто высказываться не стал. Как-никак, этот дом стал убежищем, поэтому ничего плохого про него сказать нельзя, даже если б он оказался каким-нибудь куском гниющего дерева. Но, к счастью, он был на вид новый, даже неплохо отделан, по-современному. Но видно, что никто давно не ухаживал ни за ним, ни за участком, где он стоял. Всё обросло травой, ветки некоторых деревьев отломились и так и норовили пробить окно. Местами здесь валялся мусор с дороги, который, наверное, принесло ветром. Надеюсь, это место не станет тем, откуда нам снова придётся бежать со всех ног.