The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Знала бы, что в этом доме будет настолько невыносимо жить, — не совалась бы сюда. Нет, по большому счёту, всё, вроде как, замечательно. В жилищном плане. Тут тебе и вода, и вид на море — ну просто сказка. Даже электричество есть! Но есть одно «но», довольно-таки большое: Люк. Без понятия, сколько мы тут уже живём, но точно не меньше трёх недель, а этот придурок всё никак не может перебороть себя и чувство собственного достоинства. Я, конечно, ничем не лучше, но я хоть пару раз пыталась поговорить с ним хоть о чём; темы для разговора начинались с хлопьев на завтрак и заканчивались погодой. Но он лишь стоит на своём и никак не хочет мне уступать. Да и к чёрту тогда. Я не хочу так унижаться и бегать перед ним на цыпочках, пока он вытирает об меня ноги. Что касается Калума и Эвелин — всё стало лучше. Они уже не так часто ссорятся, и это навевает меня на одну мысль, которую говорить вслух совершенно не нужно, чтобы понять, о чём я говорю. Но я периодически слышу из своей комнаты, как эти двое начинают скандалить буквально не из-за чего: вчера Калум бесился из-за того, что Эвелин без спросу взяла его зарядку для мобильника, а сегодня — потому что слишком долго была в душе. Я не лезу в отношения этих двоих, но то, как они ночами кроют друг друга чем-то, что не принято говорить приличным людям, выводит уже даже меня. И это не только потому, что их комната находится под моей. Хотя мне кажется, что я скоро поменяюсь с Эштоном, потому что у меня уже лопается терпение. Заниматься тут, в принципе, нечем. Город находится в часе езды, поэтому каждая поездка за продуктами заканчивается целым багажником и полными задними сиденьями пакетов, чтобы не приходилось столько времени тратить каждый день. Но всё это скрашивает море в минуте ходьбы. У моря я, наверное, провожу больше всего времени за весь день, потому что сюда больше никто не ходит. Эвелин не любит воду, Калум вечно занят своими делами, а Люк сюда не суется, потому что здесь я. Эштон изредка приходит посидеть со мной на песке, рассказывает что-то, а потом уходит. У него тоже есть жизнь, поэтому я не держу его, как единственного, так сказать, друга. Поэтому моим компаньоном на всю жизнь будет мой пес. Ничего не меняется. Я так же сижу на песке и смотрю на волнующиеся волны, пока где-то сзади в песке резвится Энди, пытаясь поймать свой собственный хвост. А мне и так хорошо, когда меня никто не трогает, и я могу просто посидеть у моря и забыть обо всём. Вернее, забыть обо всём у меня получается лишь тогда, когда думать толком уже не о чем. В таком случае я просто смотрю на волнующиеся волны, которые так и норовят намочить ноги. На этом я сосредотачиваюсь настолько сильно, что ничего из того, что меня окружает, больше ни капли не волнует. Я впервые чувствую себя так расслабленно после долгого времени, и именно за это я могу быть чертовски благодарна Люку. Пока что, это единственное, за что я ему благодарна. — Ты ещё сидишь? — а вот и Эштон. Иногда мне кажется, что он ходит ко мне по расписанию, но вряд ли он занимается подобной чушью ради меня. — О чём думаешь? — Как всегда. — Ни о чём? — Ни о чём. Я даже не поворачивала на него голову, просто продолжала смотреть на волны, которые изредка мочили мои босые ноги. Он уселся рядом, взял какой-то камень, лежавший около нас, и, недолго думая, метнул в воду. Парень не кидал его далеко, поэтому брызги попали на мои ноги. И это он тоже часто делает. Честно говоря, я уже перестала задумываться над мотивами его поступков. Я перестала всех во всём подозревать, поэтому действия Эштона я принимаю за чистую монету, хоть это и неправильно. Я всегда придерживалась точки зрения, что надо быть на чеку круглые сутки. Исходя из моего опыта, это ничем не помогает, только создаёт ещё больше проблем. Да, если так посудить, всё, что я делаю, только и создаёт проблемы. — Люк взялся за ужин, — я вздёрнула бровь, показав лёгкое удивление. — Ты знала, что он умеет готовить? Я качнула головой в ответ. Я помню, как в самом начале этого долгого пути мы с ним готовили ужин. Если меня не обманывает память, это была запечённая курица. Что-то заставило меня на секунду расслабиться и растянуть губы в лёгкой улыбке, но потом я вспомнила, чем закончился тот день. От улыбки тотчас не осталось и следа, а я сделала вид, что её и не было, и нахмурила брови. Наверное, это одно из единичных воспоминаний, где Люк улыбался и был просто человеком, а не тем, кто постоянно мной командует и говорит, что я должна делать. Я слишком много о нём думаю, но, чёрт возьми, я ничего с этим не могу поделать. Так было всегда и будет, наверное. Выкинуть его из головы помогает мысль о чём-то другом, но все мои мысли заняты последними событиями, которые неразрывно с ним связаны. Получается такой вот круговорот. Я снова потонула в своих размышлениях и совсем не обращала внимания, что Ирвин начал насвистывать какую-то мелодию. Похоже на тот великий свист из «Убить Билла», но что-то не то. Как-то успокаивающе звучало. Мы снова молчали. Каждый день одинаковый: я прихожу к морю, сижу здесь целый день, затем ко мне присоединяется Эштон, который бормочет пару фраз, а потом уходит, ведь я всё равно не говорю ничего в ответ. Если бы время было бесконечным, я бы делала так ещё очень долго. Всё одинаково, но так легко и понятно, и это именно то, чего мне не хватало. Может быть, кто-то сочтёт меня дурой, говоря, что проживать одинаковые дни — это худшее, что можно делать со своей жизнью. Но я отвечу тем, что проживать каждый свой день абсолютно по-разному, не зная, чего ожидать — ещё хуже. — Ты не хочешь зайти в дом? — я чувствовала, что Эштон к чему-то ведёт, и этот вопрос задан неспроста. — У него сегодня хорошее настроение. Может, даже захочет поговорить с тобой. — Эштон, — я тяжело выдохнула, ведь у меня больше не было сил объяснять, что весь мир не крутится вокруг одного Люка, — я не сижу здесь вот уже третью неделю только потому, что у него было всегда плохое настроение. Не надо пытаться нас мирить, пожалуйста, я из-за этого хочу тебя ударить. — Но я не пытаюсь. — Нет, ты пытаешься, — меня снова охватила злость, но я тут же закрыла глаза и сжала кулаки, впиваясь ногтями в свои ладони. Так стало немного легче. — Если ты будешь это отрицать, я всё равно буду стоять на своём. Лучше молча посиди со мной, а если не хочешь, то иди, куда тебе надо. Не сиди тут из жалости ко мне, я не для этого изо дня в день пачкаю свои ноги и одежду в песке. Он ушёл. Я же говорила, каждый день всё одно и то же. И без того пасмурное небо начало темнеть, дав знак, что скоро будет лить на меня со всей мощи. Но я всё равно продолжала сидеть на месте, пальцем рисовать на песке незамысловатые узоры и рисунки, иногда — надписи, но ничего из этого не имело и капли смысла. Всё, о чём я задумывалась хоть на мгновенье, попадало на мое «полотно», а потом бесследно стиралось моей ладонью. Не знаю, может, я и правда зря трачу время, когда могла бы сделать вторую попытку помириться с Люком. Но от одной мысли о нём у меня бегут мурашки по всему тему, и это я говорю не в лучшем смысле. На душе становится холодно и склизко. Хорошее впечатление на меня производит этот парень, ничего не могу сказать. Позади я услышала чьи-то шаги, спускающиеся со склона, но оборачиваться не стала. — Сейчас начнётся ливень. Будешь сидеть тут или всё-таки поступишь разумнее и пойдёшь в дом? — Люк не горел желанием со мной разговаривать, но что-то, видимо, всё же побудило его прийти сюда и спросить у меня эту чепуху. — Ханна, кроме тебя тут больше никого нет. — Я и без тебя прекрасно вижу это, — я подняла маленький камушек и метнула его прямиком в воду. — Поступлю, по твоим словам, как идиотка, буду сидеть здесь. Даже когда пойдёт дождь. Он решил ничего не отвечать, но и уходить тоже не собирался. Я не слышала, чтобы он вообще куда-то шёл, поэтому смею предположить, что Люк стоит на месте и ждёт, пока я передумаю. Я всё ещё не до конца понимаю одной вещи: его настойчивость связана с скверным характером или у него просто ко мне нет никакого уважения? Конечно, может быть, оба варианта сразу, но я предпочитаю думать, что всё не так плохо. В любом случае, ему придётся рано или поздно уйти, потому лишь из-за его настойчивого взгляда я не стану делать то, что хочется ему, а не мне. — Прекрати страдать хернёй, пойдём. — Я никуда не пойду, — выглядело до жути глупо со стороны, ведь наш разговор больше походил на диалог отца и дочери. В этом-то вся проблема. Этот парень пытается взять надо мной контроль, как будто он мой отец. Именно поэтому он ещё ни шагу не сделал в сторону дома. — Ты меня не расслышал? Хватит сверлить взглядом мою спину. — Да брось, — он вмиг оказался рядом со мной. Люк схватил меня за руку и пытался насильно поднять, но я тут же одёрнула её что есть силы и вырвалась из тисков Хеммингса. Я почувствовала в предплечье ноющую боль, но она быстро прошла, к счастью. — Какого чёрта ты творишь?! — Ты ведёшь себя как ребёнок. Хочешь бунтовать против меня? Окей, пожалуйста, но сейчас я просто пытаюсь сделать лучше. — Кто тебя об этом просит, Люк? — А тебя кто просил? Оба тут же замолчали. Я искала нужные слова, при этом смотря в его глаза, которые, казалось, темнели из-за надвигающихся туч. Поэтому я так ничего и не ответила. Он же, в свою очередь, тоже не пытался как-то спровоцировать меня. Люк просто стоял, смотрел то на меня, то на небо, как будто они — его часы, а он куда-то жутко опаздывает из-за меня. Меня дико волновал вопрос, почему парень вдруг решил поговорить и даже прийти за мной на берег, куда не совался с самого первого дня нашего прибытия. Но в открытую задавать его у меня просто не поворачивался язык. Каждое слово, которое я хотела сказать, как будто трусило перед напористым взглядом высокого парня, тут же залезая обратно в мои мысли и не покидая их границ. Если так всё и будет продолжаться, мы простоим тут до самого утра. — Я стараюсь делать всё как можно лучше, Люк. Что я могу поделать, если ты этого не видишь? — Что ты пытаешься сделать лучше? — он медленно приближался ко мне, но расстояние между нами всё равно оставалось приличным. Тем временем обстановку нагнетал поднимающийся ветер, который доносил до нас крошечные капельки дождя. — Нет, я правда не понимаю. Я вижу только то, как ты переводишь на меня все стрелки, вот и всё. Просто объясни, чего ты добиваешься, когда обвиняешь меня во всех моих ошибках? — злость в его глазах всё не тухла, как раз таки наоборот — с каждым словом загоралась всё сильнее. Люк снова задал мне вопрос, а я снова на него не ответила. У меня было желание с ним знатно поспорить, я даже знала, что могла бы выйти из этого спора победительницей. Могла бы. Но у меня не было ответов на его вопросы, потому что я и сама толком не знала, зачем это всё. Может, я и могла бы победить, но только если бы до конца разобралась в себе и в своём отношении к Люку, которое постоянно меняется в зависимости от наших с ним отношений. А я этого стараюсь избегать, потому что тогда у меня появится ещё одна головная боль. Но я по-прежнему считаю его тоже в не меньшей степени виноватым во всём. Когда я делаю что-то для него, он старательно ищет в этом изъяны и какой-то подвох, хотя это всё лишь у него в голове. Из-за того, что было почти пять лет назад, он до сих пор видит во мне одно сплошное недоверие, на которое нельзя положиться ни в коем случае, в то время, пока я доверяю ему всей своей, мать его, душой, а ведь у меня тоже есть много поводов для того, чтобы требовать от него точно такие же ответы, как он требует от меня. — А чего ты добиваешься, когда каждый раз обвиняешь меня в моей же глупости, тем самым только прокладывая прочный фундамент для конечного недоверия ко мне? — он уж хотел было уйти, но остановился, когда услышал вопрос. — Люк, я просто не понимаю, почему ты не хочешь верить, что у меня нет личных мотивов для всего этого, если я стою прямо перед тобой на этом чёртовом берегу в чёртовых штатах, куда ты сам предложил мне сбежать? — голос постепенно переходил на крик, ведь нас оглушал начавшийся ливень, от которого моя одежда уже промокла до нитки. — Почему я тебе слепо доверяю, несмотря на все твои проколы и в прошлом и в настоящем, а ты постоянно тычешь в меня пальцем? Всё это сейчас происходит исключительно из-за твоих поступков, поэтому я и перевожу на тебя стрелки. Перестань же меня постоянно упрекать в каждой незначительной мелочи, чёрт возьми! Я не могла понять, что сейчас испытывает Люк. Спектр его эмоций менялся каждую секунду. — Мы родились в гнилом мире. Мы растём в гнилом обществе. Мы все гниём с остальными, но не замечаем этого, — между каждым из предложением Люк делал небольшую паузу, словно пытаясь вбить мне в голову всё то, что он говорит. — На счету каждого из нас немало грешков, но ты до сих пор продолжаешь винить меня во всём, что происходит. Я не эпицентр всех неприятностей в этой помойке, понимаешь? — Может, я хочу так думать, — слова сами собой вырывались из моих уст, звуча как крик о помощи. — Почему? — Потому что я чувствую, как ты тащишь меня с собой в бездну, и не хочу думать, что это лишь по моей вине, — на последнем слове меня буквально прорвали эмоции, отчего я закрыла руками лицо и отвернулась от Люка. — Мне жаль, что я тем звонком я приговорила тебя к четырём ужаснейшим годам, правда. Но как я ещё могла поступить, Господи, как? Ты в бессознательном состоянии направлял на всех из нас пистолет, ты убил мою подругу у меня на глазах! — Ты снова об этом… — Как я могу об этом не говорить?! Я, по-твоему, должна это просто так забыть, как будто ничего не было? Я прекрасно понимаю, что ты был не в себе, но вместо тебя же всё равно не было другого человека. Там стоял ты. Я видела тебя. И я просто молюсь, чтобы такого больше не повторилось, ведь тот страх, который я испытала тогда, я могу сравнить разве что с тем, как мы с Калумом прятали, чёрт возьми, тело Кита! — я сорвалась на крик. — Я виню тебя не в том, что ты сделал до того дня, а в том, что ты в тот день сделал, ведь оттуда корни растут. Всего этого бы сейчас не было. Я вовсе не замечала дождя, который так навязчиво барабанил по моей голове и стекал вниз по волосам. Мой взгляд был прикован к Люку, который смотрел на меня в ответ и не хотел ничего отвечать. Он то сжимал, то разжимал ладони, проводил ими по волосам, чтобы стряхнуть воду, хоть это и было вовсе бесполезно. Парень словно метался между чем-то, но я бы никогда в жизни не смогла угадать, между чем и чем. Внутри же меня была абсолютная уверенность, будто я знала наперёд, чем всё закончится. В том-то и дело, что «будто» — у меня и мысли не было о том, к чему мы в итоге придём. Может, мы сделаем вид, что этого разговора и не было. Может, придём к одному выводу, что мы — два придурка, которые не могут разобраться в себе и своих мыслях. Остаётся только ждать. Но становится очевидно, почему говорят, что ожидание — это мучение. — Я предложил тебе уехать. Ты сначала не хотела, но потом согласилась. Если ты пораскинешь мозгами, то вспомнишь, что я тебе ясно дал понять, что я не хочу слышать от тебя обвинения в мою сторону насчёт того, что я заставил тебя. Поэтому я сказал, чтобы ты сама решила, хочешь ты этого или нет. После всего того, что с нами приключилось, ты могла сказать: «Нет». Но ты сама согласилась, несмотря на мои постоянные переспрашивания. И, я так понимаю, ты всё ещё уверена в том, что это я всему виной? — он вновь чётко и отдельно друг от друга проговаривал слова, чтобы расставить всё по полочкам. — Это был твой выбор, а не мой. Если бы ты отказалась, я бы от этого не отказался. — Ты хотел начать всё сначала. Представь, у меня тоже есть чувства, поэтому я сказала «да». Я не могла знать заранее, что всё вот так вот обернётся. — Но это ведь не отменяет того факта, что выбор сделала ты, а не я. За свои слова и поступки нужно отвечать, Господи. Я не должен тебя этому учить. Я прекрасно понимала, что Люк был в целом прав, но признавать этого я никак не хотела. Одна часть меня твердила: «Он несёт какую-то чепуху». Но другая говорила совсем другое. Мне вдруг стало обидно за то, что я впустую пыталась убедить и его, и себя в правоте собственных слов, но вместо этого пришла к тому, что Люк всё же прав. Это всё было криком в пустоту — совершенно бессмысленно. Наверное, тут и стоило закончить весь этот сыр-бор, но у меня слова идут вперёд мысли, как всегда. — Я не знаю, как тебе объяснить… — Не нужно ничего объяснять, Ханна! Мы стоим под ливнем и кричим друг на друга просто так, потому что никто не хочет приходить к единому выводу. Мы начали этот путь вместе, пусть он и самый хуёвый в наших жизнях. Мы вместе почти год боремся со всем этим, а вместо того, чтобы делать какие-то успехи и поскорее достигнуть цели, мы не хотим слушать друг друга просто в упор. Если мы начали это вместе, то и закончить тоже должны вместе. А с постоянными упрёками в стороны друг друга мы никуда так и не сдвинемся. Потом нам придётся искать себе могилу, ведь ехать уже просто некуда, если придётся снова бежать. Из всего я услышала только одну фразу Люка, которая застряла у меня в голове: «Мы вместе почти год боремся со всем этим». В голове всё сложилось как два плюс два, но первые же мысли, которые у меня возникли, казались мне попросту идиотскими. Хеммингс сказал, что мы начали это вместе. Мы вместе начали проходить через эту неразбериху с моим отцом и его чёртовой конторой, и из-за этого мы постоянно ссоримся, а из этих ссор вытекают ещё и ещё, одна за одной. Ни я, ни он не допускаем работы отдельно друг от друга, но когда мы работаем сообща, всё становится только хуже с каждым разом. Взять того же Эштона. Если бы в этом разбирались мы с ним, всё было бы чётко и без всяких отклонений, потому что нам не затуманивают разум посторонние чувства и эмоции. Про нас с Люком я такого сказать не могу. — Наверное, в этом всё и дело, — мой взгляд был сосредоточен на чём-то позади Люка. — Мы ввязались в это вдвоём. Если бы мы ввязались в это по отдельности друг от друга, такого бы не произошло, — мне самой становилось страшно от собственных слов, но на сей раз я могла разглядеть в этом какую-то логику. — Вся проблема в этом «вместе». — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — сначала на его лице было искреннее недоумение, но затем, буквально через секунду, до него дошла вся суть сказанного мной. И посыл, видимо, тоже. — Ханна, к чему ты ведёшь? — Может, если этого «вместе» не будет, то у нас наконец-то будет прогресс, — я не заметила, как по щекам начали скатываться слёзы. Хотя, может, это просто капли дождя. — Может, тогда всё станет сразу понятнее, и между нами не будет ничего, что будет похоже на это. Он смотрел на меня в течение минуты, как будто пытался понять, шучу я или нет. Да, мать твою, разве похоже, что хоть одного слово из всего сказанного мной — шутка?! Мне пришлось спрятать руки на спину, чтобы он не увидел, как они предательски тряслись, ведь тогда бы он подумал, что я не уверена в своём решении. Но я в нём уверена. Наверное. Он был зол и одновременно испуган. Я не могла смотреть ему в глаза, поэтому пялилась в пустоту, пока дождь всё никак не ослабевал. Я не видела лица Люка, но услышала его громкий выдох несмотря на шум дождя. — Так, значит, это всё? — парень скрестил руки на груди, ожидая моего ответа, но я могла поклясться: он не хотел его слышать. — Это всё. Внутри у меня словно всё перевернулось вверх тормашками. На секунду мне закралась в голову мысль: «А что, если это и правда бред?» Я просто не могла так не подумать, потому что для меня самой это окончание для было больше, чем просто «неожиданно». У меня вовсе не было идеи вот так вот всё заканчивать, но для меня этот разговор стал последней каплей. Хоть я и по-прежнему зла на Люка, я всё ещё не могу сказать, что он не был прав. Я думаю, как раз из-за его же слов всё так и закончилось, хорошо это или нет. Люк недолго постоял на месте, после чего, пнув горку песка ногой (случайно или нет — я не знаю), громко, с сердитостью в голосе сказал: «Черт!». Теперь я знаю, как суждено было закончиться этому разговору. К сожалению.