The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Впервые я была безумно рада пасмурной погоде. По стеклу изредка барабанили капли мелкого дождя, который прекращался уже в считанные минуты; через окно, выходящее на небольшую забегаловку через дорогу, я видела спешащих внутрь людей, боявшихся промокнуть. Да даже если бы они и промокли, то что с того? Если бы всегда светило солнце и никогда не лил дождь, мы бы давно были мертвы от засухи, томимые жаждой. На мой взгляд, промокнуть до нитки — лучшее, что может с тобой произойти спустя долгие дни солнцепёка. На улицу выходить не было никакого желания, хоть внутри меня и разгорался огонёк некого азарта от игры в перегонки с дождём. Сегодня мы с Калумом должны уезжать, и этот факт огорчал меня больше всего. Я бы, может, и осталась здесь одна, но у меня даже нет машины, чтобы добраться до того проклятого дома, где собрана сейчас целая куча проблем. Можно доехать до города на автобусе, но прогулке по улочкам и бессмысленному шоппингу я предпочитаю мягкое кресло и тёплый малиновый чай. В любом случае я найду возможность запереться в той злополучной комнате с зелёными стенами наедине с чёрной чашкой, которую я буду сжимать так крепко, что она в итоге треснет. Все вещи собраны, и, если честно, уезжать отсюда никак не хочется. Всю неделю я занималась разным: сидела в номере до захода солнца, а потом гуляла вдоль ночной пустынной трассы, не глядя на часы; ходила на пляж и обедала в кафе напротив, где подают очень вкусный капуччино и свежеиспечённые пироги, чей пекарь определённо знает своё дело; пару раз даже ездила в город, прогуливаясь по солнечным дорогам Фримонта. В принципе, отдых состоялся, но у меня в это время появилась новая проблема: та ночь с Калумом в первый день. Буквально каждый день моя голова забита мыслями об этом, и я никак не могу от этого избавиться. Из-за этого я виделась с ним лишь пару раз с того момента, и то, это было лишь по чистой случайности. Да, можно сказать, что я его избегаю, но и он, кажется, не особо рад встречам со мной. Хотя, может, это из-за его дел, связанных с отцом, о которых я толком ничего не знаю. Всё, что мне известно, он рассказал мне в ту ночь, от которой я, по сути, не должна помнить ничего вплоть до просмотра телевизора. Но, к сожалению, я помню всё. И от этого мне легче не становится. Дождь тем временем стих, но тучи на небе так и не расходились. Судя по всему, скоро будет гроза, поэтому чем раньше мы доберемся до «пункта назначения» — тем лучше. В лучшем случае дорога займёт около часа, что я не могу назвать хорошей новостью. Чем ближе мы к тому, чтобы вернуться, тем тревожнее мне становится. Я не готова вновь погрузиться в эту атмосферу вражды в доме. Не готова и не хочу. — Ханна, — уставший голос послышался за входной дверью после стука, — пора ехать. Меня несомненно напрягала мысль о том, что мне как минимум час придётся провести в компании Калума, пусть он и будет нем как рыба. Он, может, и будет молчать, но мои навязчивые мысли никак не дадут мне покоя, и что-то подсказывает мне, что в конце-концов я психану и попрошу его остановить машину у обочины, чтобы я вышла и дальше ехала автостопом. Я взяла в руки свою сумку, забрала с прикроватной тумбы телефон и в последний раз осмотрела всю комнату, чей интерьер уже стал для меня привычным и уютным. У меня совершенно нет желания покидать своё "убежище", но вечно прятаться от других я тоже не могу. Вернее, меня ничего не останавливает, кроме моей совести, конечно. Эта сучка и мешает мне сбежать ото всех и жить относительно спокойной жизнью. За это я себя в какой-то степени терпеть не могу, ведь из-за этой самой совести ты вынужден делать наиболее разумные вещи, за что люди считают тебя добряком и хорошим человеком. На самом же деле, я просто проиграла в борьбе внутри себя, никакая это не доброта и ответственность. Открыв дверь, я вдохнула влажный воздух полной грудью и начала взглядом искать на парковке Калума. Он стоял у машины, оперевшись на неё спиной, и докуривал свою сигарету, которую вскоре бросил на землю и потушил окурок подошвой ботинка. Моя голова была полна идей, как можно сбежать отсюда и под каким предлогом, но ни одна из них в итоге не свершилась. Я просто спустилась вниз, закинув свою сумку на заднее сиденье, а потом села спереди, пристегнув ремень и тем самым приковав себя к этой дохленькой тачке. Калум пришёл лишь минут через пять, молча завёл машину и молча выехал со стоянки, свернув на трассу, по которой мы уже на всех порах мчались домой. Сложно сказать, что на всех порах, и сложно назвать то место домом. Мы едем быстро, чтобы не попасть под грозу, а домом я это место называю лишь потому, что оно моё укрытие от всей грязи. Чтобы помочь себе отвлечься от Калума, я воткнула в уши наушники и принялась слушать всякую хрень, которая была у меня закачена. В очередной раз убеждаюсь, что мои вкусы в музыке меняются со скоростью света. Но если не так, то я просто на ходу выйду из салона, будучи не прочь попасться под колёса какого-нибудь грузовика на встречной полосе.

***

Приезжать сюда, как я поняла по прибытию, было плохой идеей. Во дворе дома ни души, кроме моего пса, который радостно резвился на искусственном газоне с каким-то сдутым мячиком. При виде меня он, конечно, тут же отвлёкся от игры и побежал навстречу, готовясь обслюнявить мне всё лицо. Оставлять его тут практически одного было безответственно с моей стороны, но в такой мотель с собакой бы просто не пустили. К счастью, Люка он знает чуть больше, чем всех остальных, а тот, я надеюсь, не забил бы на Энди, в отличие от других. В нём есть немного души по отношению к животным, ведь к ним он относится зачастую лучше, чем ко многим людям. Из окна показалось лицо Эвелин, которая интересовалась шумом машины снаружи. Машины Люка здесь не было. Наверное, сегодня его очередь ехать за продуктами. Сначала девушка долго разглядывала меня, а потом в итоге рванула ко входной двери, которую, кажется, чуть не снесла с петель, когда открыла её, словно с ноги. На секунду я подумала, что мне вот-вот наступит полный пиздец и пора уносить отсюда ноги, но, как оказалось, всё не так плохо. Эвелин остановилась в полуметре от меня, долго рассматривая моё лицо с непонятной эмоцией (то ли это злость, то ли печаль), а потом, резко дёрнув за мою руку к себе, крепко-крепко обняла, как будто год не видела. — Какого чёрта, Ханна? — она носом уткнулась в моё плечо, отчего я с трудом понимала, что она говорит. — Прости, — честно сказать, я не совсем понимала, за что извиняюсь, ведь такая реакция для меня была непонятной. Эвелин обнимала меня с такой силой, будто я уезжала на войну и вернулась оттуда живой. Для неё я, очевидно, значу больше, чем она для меня, и из-за этого мне становится стыдно за свои чувства. Калум окрикнул меня. Когда я повернулась, он потряс в воздухе моей сумкой, и потом я поняла, что от девушки уже пора оторваться. Вернее, ей пора оторваться от меня, что она, впрочем, и сделала, услышав голос парня. Я попыталась аккуратно отцепить от себя её руки, а потом нехотя пошла к Калуму, забрав у него мою сумку. В глаза я старалась не смотреть, потому что как только я это делала, в моей голове всплывали фрагменты той ночи, о которой я вспоминать даже не хочу. Позвав за собой Энди, я пошла домой в сопровождении своего маленького друга, который так и пытался лизнуть мою руку от радости. Вещи я, как всегда, разбирать не стала, поэтому просто кинула сумку у кровати, плюхнувшись на диван всем телом. На улице я слышала, как Калум и Эвелин перекидывались друг с другом короткими фразами, которые не несли в себе личного характера. Он спрашивал про Эштона и Люка, она, в свою очередь, отвечала, и на этом весь диалог закончился. Если такая «дружелюбная» атмосфера и дальше будет царить в нашем доме, то очень скоро я вернусь в тот мотель, но на сей раз вместо Калума со мной будет Энди. Он единственный, кажется, рад моему существованию. Я и не знала, что мне теперь делать. Я могу снова ходить днём на пляж, а вечером, вернувшись домой, запираться у себя до утра, занимаясь ничем. По-хорошему, я должна копать что-то на того анонима, который стал подозрительно молчать с того дня, но у меня попросту нет на это мотивации. Да, может, главная моя мотивация — свободная жизнь, но я и сейчас живу вполне себе свободно. О нём ничего не слышно уже месяц, и этого достаточно, чтобы забыть о его существовании вообще. Тем более, насколько я знаю, Люку это тоже не надо, а остальным в этом доме — тем более. Поэтому, пока у меня есть возможность, я хочу жить так, как мне хочется, а не как приходится. Но проблема вот в чем: я не знаю, чего мне хочется. Хочется, наверное, стать независимой от этих четырёх людей. Хочется улететь на другой конец света, узнавать новые страны, новые места, новых людей. Хочется, чтобы моя жизнь состояла из новых людей, а не из этого окружения, с которым я живу около полугода. Но мне никто не даст сделать это. Как я уже говорила, я могу сбежать отсюда, но чем это обернётся? Может, они будут искать меня, а я не сомневаюсь, что они найдут. Даже если не они, то мой отец. Правда, проку от меня не будет, ведь я бросила на произвол судьбы его главную цель. Поэтому, скорее всего, он меня либо убьёт, либо сделает так, чтобы жизни у меня спокойной больше никогда не было. В общем, ничем хорошим мой побег не закончится, это я вам гарантирую. Мои мечтания прервал стук в дверь. Не успела я что-либо ответить, как из проёма появилась кудрявая светлая голова. Эштон улыбнулся, увидев меня, хотя я не понимала, чему тут радоваться. Наверное, я стала слишком чёрствым человеком, раз не понимаю никаких радостных чувств и заботы по отношению ко мне. — Я могу войти? — отказать ему было бы грубо, поэтому я без слов кивнула головой, после чего он зашёл в комнату, закрыв за собой дверь. — Ничего не хочешь сказать? А что я должна хотеть сказать? «На самом деле, я не хотела сюда возвращаться, но мне пришлось, ведь я в первый же день умудрилась облажаться перед Калумом, поэтому проводить время в его компании было невыносимо. А сама вернуться я не могла, у меня ведь нет машины», — так, что ли? Может, он хочет, чтобы я объяснила, почему я вдруг ни с того ни с сего уехала на всю неделю, ничего не сказав? Как я ему объясню, если сама толком конкретной причины не знаю? — Ничего, — я пересела чуть правее, освобождая место для Ирвина. — Садись. Ты ведь сюда не только ради этого вопроса пришёл. Парень пересёк комнату в три шага, а потом сел там, где я похлопала рукой. — Знаешь, было жестоко оставлять Эвелин и Люка в одном доме без присмотра. — Здесь был ты. Значит, ты мог присмотреть за ними, — на самом деле, тогда мне было насрать на то, как будут в одном доме без посторонних людей выживать два человека, которые друг с другом и словом не обмолвились за всё знакомство. — Люк постоянно психовал на Эвелин, а она даже ответить ничего не могла — боялась, — вспоминая это, он посмеялся, поэтому не сдержалась и я. — Это было ужасно. Мне приходилось постоянно просить его выгуливать твоего пса, чтобы он остыл и перестал срываться на каждый предмет в доме. Эвелин, кажется, всё ещё думает, что он её убить может одним взмахом руки. — Я бы так же думала на её месте, — на моём лице появилась лёгкая улыбка от представления комичности этой ситуации. Жаль, что я этого не видела собственными глазами. — Как тут было, пока нас не было? — Пусто. И тихо. Чересчур тихо. Улыбки на моём лице не стало. В этих словах не было ничего такого. По крайней мере, так подумал бы кто угодно, но не я. Услышанное позволило мне понять, как обстоят дела на самом деле. Как только мы с Калумом уехали, в доме стало тихо. Тут есть над чем подумать, по правде говоря. Я вновь упала на кровать, сложив руки за голову. Больше тем для разговора с Эштоном я не видела, только если он сам их не найдёт. Скорее всего, он начнёт говорить о какой-нибудь чепухе, которая взволновала его так сильно, что он непременно решил мне об этом рассказать, а я буду лежать и делать вид, что внимательно его слушаю. Было бы очень здорово, если бы он оставил меня одну, но я понимаю, что разговаривать ему тут почти не с кем: Калум сейчас не в лучшем настроении, ровно как и Эвелин; про Люка не стоит даже ничего говорить, тут и без слов всё понятно. Поэтому остаюсь тут только я, с кем вести сейчас разговор тоже не лучшая идея. С другой стороны, что я могу сделать? Не могу ведь я его просто выгнать. И всё-таки, на улице была, как по мне, замечательная погода. Мне не хотелось никакого солнца, никакой жары. Я бы с удовольствием постояла под ливнем, чтобы промок каждый миллиметр моего тела, чтобы каждый волосок на голове пропитался каплями дождя. Судя по сгущающимся тучам, так скоро и произойдет. Это будет лучшим началом моего возвращения сюда, наверное. Эштон, к моему удивлению, не стал рассказывать мне рандомные истории, приключившиеся с ним за последнюю неделю. Вместо этого он молча встал и ушёл из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь. Теперь мне кажется, будто в его уходе виновата я. Чёрт, Эштон, как же ты меня раздражаешь. Ты слишком хороший для нас всех. Тем временем по окну уже начали бить маленькие капельки дождя, оставляя за собой мокрую дорожку на стекле. Внутри меня появилась какая-то радость и некое предвкушение грядущего ливня, который, скорее всего, закончится грозой. Осталось лишь заварить горячий чай, найти в бабушкином шкафу какой-нибудь шерстяной плед и, укутавшись в него вместе с моим псом, смотреть какой-нибудь добрый фильм с хорошей концовкой, который бы повысил моё настроение до максимума на весь оставшийся день. Но, кажется, кроме старого кассетного проигрывателя бабуля Хеммингс не оставила здесь никаких новшеств технологий, вроде DVD. Да и вряд ли этот старый телевизор, стоящий в углу комнаты, хотя бы включится, не говоря уже о том, чтобы проигрывать фильм. В общем, из всего того, что я бы сделала, я могу только попивать горячий чаёк, укутавшись в одеяло или плед, смотря в заплывшее окно. Внизу послышался небольшой грохот, а потом и громкий хлопок входной дверью. До этого я краем уха слышала шум двигателя во дворе, поэтому с полной уверенностью могу сказать, что погром в доме устраивает Хеммингс, вернувшийся с "шоппинга". Проверять я это, конечно, не буду, потому что в конце концов всё закончится ровно так же, как и в прошлый раз. Видеть его у меня тоже желания нет, поэтому пока что всё идёт хорошо. Если он не наведается ко мне в комнату, естественно. — Блять, ничего тебе доверить нельзя, — вблизи моей комнаты послышался злой голос Калума, а в следующий момент дверь распахнулась, и в проёме показался Худ. — У тебя есть чистое постельное белье? Кое-кто хотел полить цветы в комнате, а вместо этого полил мою кровать, — парень специально произносил второе предложение громко и чётко, обращаясь к виновнику мокрой постели Худа. Звучит мерзко и грязно. — Я не хотела, — виновата пролепетала позади него Эвелин, ища, видимо, чистый комплект белья. — Я и не сомневаюсь, — я лениво поплелась к шкафу, чтобы найти для парня хотя бы чистую простынь и пододеяльник, пока они продолжали собачиться друг с другом. — Не удивлюсь, если ты сделала это нарочно. — Я же сказала, что не хотела. — Я тоже могу сказать что угодно, поэтому просто замолчи, пока... — Вот, — я пихнула ему в руки какой-то старый, но чистый комплект, — а теперь спорьте в другой части дома, пожалуйста, — я старалась грубить как можно меньше, но даже эти слова, по-моему, сумели как-то задеть эго Калума. Либо он просто слишком сильно злился на Эвелин, которая сзади металась как какая-нибудь горничная, пытаясь сказать ему, что она случайно и что ей жаль. Смотреть на это было просто тошно, поэтому я закрыла дверь и опёрлась о неё спиной, скатываясь вниз. Эштон, наверное, был прав. Без нас в этом доме была лютая тишина, ведь не было ни меня, которая гремит посудой и хлопает дверьми, ни Калума, который начинает заводиться по поводу и без. На месте Ирвина я бы пожалела, что мы вообще вернулись, но он, кажется, только рад. Либо у него настолько хорошее отношение ко мне, либо этот парень слишком позитивный человек. А может, всё дело во мне, ведь я то и дело бурчу день ото дня, как же всё плохо и как же все меня достали. Но как чувствую — так и говорю, что уж тут скрывать. На улице заметно потемнело. Значит, сейчас около девяти часов вечера. Вряд ли я сегодня уже выйду на улицу, поэтому я просто переоденусь в пижаму и лягу в кровать, укутавшись в одеяло и слушая соло дождя, который барабанит по окнам с диким грохотом. Я подошла к зеркалу, рядом с которым валялся мой чемодан с вещами, который я так и не распаковала с приезда. Он служит мне неким комодом, потому что я оттуда вещи беру и туда вещи складываю, вместо того чтобы уложить одежду по полкам в пустом дубовом шкафу. Так намного быстрее, нежели выискивать каждый день футболку, которую я засунула в самую глубь гардероба, где её не нашёл бы даже самый лучший сыщик. Впрочем, скорее всего, виной всему моя лень, которую я не могу перебороть всю свою жизнь. Мне легче постоянно копаться в не самом вместительном чемодане, нежели разложить всё по полочкам, как подобает нормальным людям. Но кто сказал, что я отношусь к ним? Стянув с себя кофту, я осталась в одной майке, которая открывала большую часть моей спины. Я ненароком посмотрелась в зеркало, к которому стояла спиной, и увидела шрамы, от которых по телу побежали мурашки. Но отворачиваться я не стала: продолжила смотреть и разглядывать неровности кожи, которые вряд ли когда-нибудь пропадут бесследно. Перед глазами так и мелькали покадрово воспоминания с того дня, отчего меня начинала охватывать паника и неприятное чувство в груди. Я помню каждый шрам, который вижу на своей спине. Пальцами я ощущала их «рельеф», от которого становится самой же противно. Но я не останавливалась, продолжала вглядываться в узоры, которые напоминали предмет, который оставил мне такие напоминания. — Чёрт, — с другого конца комнаты послышалось бормотание, а затем включился свет. Я мгновенно обернулась и увидела за собой Люка, чья причёска была растрёпаннее, чем обычно. Он прищурился, но когда его глаза привыкли к яркому свету, взгляд тут же сменился в эмоциях. Не то презрение, не то тихая злоба, но он явно не смотрел на меня как на друга. — Извини, я не знал, что ты здесь. — Всё нормально, — я начала торопливо искать на кровати кофту, чтобы поскорее одеться. — Ты что-то хотел, или... — Да, но это уже неважно, — у меня возникло чувство, будто я снова всё испортила. Что ж, наверное, так и есть, ведь он сюда не поглазеть на меня пришёл. Я не слышала сзади никакой суеты или каких-нибудь посторонних звуков, что меня однозначно смущало, но я продолжала судорожно искать какую-нибудь спальную кофту или футболку. — Что это? Я не сразу поняла, о чём он говорит, поэтому отмахнулась от этого вопроса, подумав, что отвечу на него, когда найду ту чёртову футболку, которая лежала здесь буквально минут пять назад. Услышав шаги позади, я тут же поднялась с корточек и повернулась к Хеммингсу, который так чем-то интересовался. — Что? — Я спросил у тебя, — он несколько агрессивно взял меня за плечи, вновь повернув спиной к зеркалу, — что это? Он явно говорил о рубцах, на которые я пялилась буквально минуту назад, пока он не пришёл. Отвечать я на этот вопрос никак не хотела, поэтому просто проигнорировала, дёрнув плечами, дабы освободить их от хватки Люка. Плохой идеей было злить его сейчас, учитывая наши пошатывающиеся отношения, но он тоже не король. Я не должна отвечать лишь потому, что он спросил. Парень продолжал стоять на месте, пока я натягивала на себя первую попавшуюся под руку футболку. Чёрт с ним, потом переоденусь. — Тебе ещё что-то нужно? — я скрестила руки на груди, смотря прямо ему в глаза. — Да. Нужно узнать, что за хрень я только что увидел у тебя на спине. — Оно не на твоём теле, так что иди к чёрту, — я в считанные секунды преодолела расстояние до двери и открыла её нараспашку, прямо намекая, что ему надо уйти. — А теперь, если тебе больше ничего не надо, не мог бы ты... — Это с леса, да? Меня словно ударило током, но я не подавала виду. Он что, и про это тоже знает? Мне просто интересно, а чего он вообще, мать твою, не знает? Я даже не упоминала про это, но он откуда-то всё же знает. Я отвела взгляд, не зная, как ответить на его вопрос. Мне не хотелось продолжать этот разговор, просто хотелось, чтобы он ушёл и дальше занимался своими делами и не трогал меня. Но я, поняв, что он не сдвинется и с места, пока не добьётся от меня хоть слова, толкнула рукой дверь, после чего та закрылась. Молчать было бессмысленно, но говорить я тоже не хотела абсолютно ничего. Просто продолжала стоять и смотреть куда угодно, но не на его. — И что ты ещё знаешь? — я ясно дала понять, что напрямую отвечать не собираюсь. Люка это, наверное, злило, но не больше, чем меня сейчас. — Так это правда? — А ты ещё этого не понял? — в голове крутилось два вопроса одновременно: откуда он знает про лес и что он знает про лес. Ни на тот, ни на другой я ответа знать не хотела. Как говорится, меньше знаешь — крепче спишь. Скорее всего, скоро я попросту перестану спать по ночам. — Ты своего добился, теперь-то ты можешь, пожалуйста, оставить меня одну? Я не прошу ничего больше, просто дай мне пространство и прекрати врываться ни с того ни с сего ко мне в комнату и задавать вопросы, на которые я тебе просто не могу ответить. Пожалуйста. Всё это время Люк не отрывал от меня взгляд, стоял, скрестив на груди руки, и с нахмуренными бровями слушал каждое моё слово. По крайней мере, я надеялась, что он слышал каждое моё слово. А вот я на него совсем не могла смотреть, потому что глаза тут же становились влажными, и казалось, что я в любую секунду могу залить весь пол беспричинными слезами. Люк оказывает на меня хорошее влияние, ничего не могу сказать. Но я на него не оказываю никакого ровным счётом. Он дальше стоит, как вкопанный, и молчит, сверля меня своими глазами. — Ты уже освободила себе пространство от меня, если не забыла. Ещё больше я тебе просто физически не могу дать, — он все-таки сошёл с места и в долю секунды оказался у двери, но потом снова зачем-то остановился. — Если ты и дальше будешь так реагировать на самые обычные вопросы, то попросту слетишь с катушек в скором времени. — Ты спросил про мои шрамы, Люк. — Это нормально. Было бы гораздо унизительнее, если бы тебе из нанёс я собственноручно, а потом задавал такие вопросы. Повзрослей, Ханна, рано или поздно всем придётся снять кофты с длинным рукавом и показать, что они под ними прячут, — парень чуть толкнул меня плечом, освобождая себе место, чтобы открыть дверь и выйти из комнаты. — А ты когда это сделаешь? — Уже сделал, — он словно выплюнул эти слова, а потом, как и всегда, с грохотом закрыл за собой и ушёл в сторону лестницы, наверное, в свою комнату. Теперь-то я осталась, наконец, одна, но не наедине с собой, а наедине со своими проблемами, которые Люк сумел обличить буквально за пару предложений. Дождь за окном уже не казался таким громким, как и раскат грома, за которым последовал первый за вечер удар молнии. А вот она, как раз таки, как будто ударила меня по мозгам, отчего я ещё полвечера не находила себе места и постоянно то и дело пальцами щупала неровности на спине, которые раньше не собиралась замечать до конца своей жизни.