The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. Думаю, многих преследовала (или преследует до сих пор) такая проблема: ты задаешься задачей найти что-то, что сам себе не очень-то и чётко представляешь, но готов рвать и метать в поисках этого «нечто», пока не нарвёшься на куш. В тебе горит огонь, служащий топливом для суточных скитаний из стороны в сторону, и кажется, что вот-вот ты встретишься лицом к лицу с тем, что с таким трепетом в душе искал. И не стоит забывать одну вещь: ты не знаешь, что именно ищешь, поэтому, перебирая всё то, что попадается тебе в руки, уверенно откидываешь в сторону, думая, что тут это вовсе не подходит. Но наверняка тебя потом одолевали сомнения, в правильном ли направлении ты идёшь, точно ли все те вещи, от которых ты так уверенно и категорично воротил нос, оказались вовсе не тем, что ты искал. Тут наступает тупик, огонёк потухает, а всё время, потраченное на поиски, оказывается проведённым впустую. Возникает вопрос: как быть? Ответ, кажется, самый очевидный: перебрать всю гору отброшенных в сторону вещей, чтобы убедиться, что среди стекла случайно не завалялся неприметный даже по размерам алмаз. А что, если и это — пройденный этап? Что делать тогда? Искать дальше? Бессмысленно искать что-то в пустоте. Я перерыла все архивы, к каким только у Майкла был доступ, перепроверила сотню раз все документы на жёстком диске, обыскала весь подвал в поисках бабушкиных дневников. Да, поиски, можно сказать, обвенчались успехом, но есть одна вещь, которую я никак, чёрт возьми, не могу увидеть прямо перед своими глазами. Мне уже кажется, что меня потихоньку охватывает маразм, ведь соображать я стала в разы хуже, чем до начала всей суеты вокруг этой дряни. Я узнала слишком много грязи, слишком много секретов и слишком много вещей, о которых не должна была знать вообще. Почти всё готово, кроме одной-единственной вещи, которая должна подкрепить это все и стать фундаментом. И она, должно быть, прямо у меня перед носом, но я её никак не увижу. Я сидела на берегу моря, в очередной раз пачкая недавно выстиранные джинсы и ноги в мокром песке, кидала камни в воду и зачем-то считала каждый бросок вслух. Я уже на восемнадцатом. Где-то позади резвился пёс, не бросавший попытки поймать свой хвост (сколько времени прошло, а он до сих пор это делает), до ушей изредка доносился его лай и игривое рычание. Энди хотел, чтобы я присоединилась к нему и развлеклась, но, к сожалению, у меня нет хвоста, но есть вагон проблем. — Решила бросить попытки и расслабиться у водички? — из-за шума волн я еле услышала насмешку Майкла, что совершенно бесшумно прокрался за моей спиной. — И как, помогает? — Девятнадцать, — я кинула в воду очередной камешек, наблюдая за круговыми волнами, что со временем растворялись в воде. — Если бы помогало, то я бы сейчас не камни в море кидала, а делом занялась. Парень, хмыкнув, уселся рядом, взяв в руку небольшой камешек, который через секунду бесследно исчез, оставив за собой в воздухе лишь тихое «бульк». Я пару раз оглянулась на брата, который выглядел так, словно не меньше моего хочет найти ответ в синих глубинах, которые манят пойти за собой. Однако меня эти волны только отталкивали: я изредка видела в них мерещащееся мне лицо того человека, в чьей крови были испачканы все тряпки в этом доме. И я видела его глаза. Они точно смотрели на меня, отчего не раз мне становилось плохо и тревожно на душе. Но это оказалось просто галлюцинациями и игрой моего воображения. Хотя, кто знает наверняка? — Мы ведь близко, ты же тоже это чувствуешь, да? Может быть, этого всего уже достаточно, но я всё равно не могу унять мысль, что чего-то не хватает. А каждый раз, когда я по новой сажусь что-то искать, ничего не выходит. Может, я слепая? Наверное, так и есть. Иначе сейчас бы всё было у меня на руках, а не в моей голове, — я уже сбилась со счёта, пока кидала в море камни и пыталась объяснить Майклу свои чувства. — Я что-то упустила и не могу понять, что именно. Двадцать пять. — Двадцать четыре, — исправил меня Майкл, взглянув мне в глаза. — Ты права. Что-то лежит перед тобой, поэтому ты не должна вешать нос. Не стыдно иногда признать, что ты в чем-то бессилен и слаб, но для начала нужно выжать из себя всё, чтобы самому поверить в свои же слова. Пойди по тому пути, по которому ещё не ходила. Или же пройдись по старому снова. Не стой на месте, Ханна, и у тебя всё получится. Наверное, Майкл прав. У меня целая куча сомнений насчёт того, правильный ли путь я выбрала, чтобы достичь цели, но я не узнаю, пока не дойду до конца. Я в шаге от финишной ленты, поэтому останавливаться сейчас бессмысленно. Пока я медлю, кто-нибудь меня обгонит, и уже в следующий раз я вряд ли смогу урваться вперёд, ведь и дальше буду на шаг позади всех остальных. Я засмотрелась на Майкла, пока он сам этого не видел. Да даже если видел, то не подавал виду. Ветер так и норовил испортить вид чёрных уложенных волос, которые парень постоянно то и дело поправляет. Не замечала, но многое в нём поменялось. Тот же цвет волос, например. Он не красился последнее время, пока мы ещё жили вместе. След от его пирсинга и вовсе простыл, а кожа заросла, словно там и не было дуги с двумя металлическими шариками на концах. Его взгляд со временем потускнел. И я даже не знаю, в чём дело. Вряд ли дело только во мне и отце. — Он говорил, что ты собирался жениться, — в голове мимолётно проскочил тот последний диалог с отцом, когда я шла с работы. — Я не вижу на твоей руке кольца, поэтому было бы довольно резонно спросить, что стряслось. Или хотя бы узнать, как её зовут. — Мелисса, — я ожидала увидеть на лице тень улыбки, как о хорошем воспоминании, но вместо этого брат помрачнел ещё больше. — Стоило бы сейчас рассказать, какая неземная любовь у нас была, но раз она решила улететь на другой континент, не сказав ни слова, то, должно быть, не всё было так хорошо. Наверное, слишком уж я погорячился, когда пришлось сказать, что я не очень хорошими вещами занимаюсь. Она нашла у меня на столе бумаги, где… В общем, от отца. Из всего того, что включала в себя эта работа, этот договор был самым безобидным, но и его хватило, чтобы она удрала как можно дальше. Слышал, она уже обвенчалась с каким-то пареньком. Раз на первую свою свадьбу не явилась, то хотя бы на вторую пришла. Я могла слышать, как с каждым предложением голос Майкла становился всё тише и тише. Он не звучал сильно болезненно, но иногда срывался, хоть и незаметно. Я не шокирована историей, как того можно было ожидать, но это заставило меня почувствовать, словно что-то внутри меня упало. Наверное, это были последние крошки терпения к Дэвиду. — У нас с Хеммингсом не самые лучшие отношения, сама понимаешь, — неуверенно начал Майкл, и это не сулило мне ничего хорошего. — Я по-прежнему думаю, что он тот ещё мудак, но я вижу, что ты делаешь для него, на что идёшь и чем рискуешь. Наверное, хотя бы из-за этого стоит его уважать, потому что ты так поступаешь не с каждым, кто нуждается в твоей помощи. Ты посчитаешь вопрос глупым, но я не могу не спросить, — Майкл сделал паузу. — Ты правда уверена, что можешь доверять ему? — Почему я тогда, по-твоему, сижу здесь? — это казалось самым логичным ответом. — У меня гораздо больше причин ему доверять, чем у него мне. По крайней мере, если бы он облажался хоть один раз, то меня бы тут уже не было. Я бы либо сидела в тюрьме, либо была уже мертва. По одной лишь его ухмылке я поняла, что ответ кое-как, но убедил его. Эта вражда не закончится никогда, даже если поселить этих двоих в одной комнате. У Люка достаточно причин злиться на Майкла, у Майкла — на Люка, но все они по большей части касаются меня и того, что происходило в школе. Большинство причин ненавидеть Люка у брата были лишь из-за влияния Дэвида, который запудрил ему мозг своими гениальными идеями и планами на будущее, надевая тем самым на Майкла розовые очки. Удивительно, как он после такого просто взял и поверил мне (до сих пор во мне есть капля сомнений), но факт остаётся фактом: Майкл сейчас сидит здесь, рядом со мной, в доме Хеммингса и кидает камни в море, а не в кабинете отца, разрабатывает новую стратегию корпорации, которая должна была, по идее, уйти к нему в наследство. Хотя Эштон так же сидел рядом со мной и так же бросал камни в море. Воспоминания об Ирвине оставляли на моей душе неприятный осадок, который назвать подобным образом — слишком уж мягко сказано. Ненависть к нему растёт с каждым божьим днём, и, клянусь, если бы он только попался мне на глаза, я бы убила его. Своими собственными руками. Но каждый чёртов раз, когда ко мне в голову пробирается эта идея, мне приходится заставлять себя остыть. Почему же я должна это делать? Почему я не даю себе злиться на человека, который меня ткнул носом в дерьмо, напялив на лицо маску Анонима? Почему я не могу мечтать о том, чтобы задушить его руками, в которых когда-то лежала его ладонь? Почему я должна держать контроль? Это нечестно. Это несправедливо. Брат, видимо, заметив мой погрубевший и озлобленный взгляд, хотел что-то спросить, но в последний момент передумал. Я заметила очередные брызги воды в воздухе. — Если тебе интересно, знал ли я, что с отцом работает Эштон, то нет. Это, кажется, было одной из многих вещей, в которые он меня посвящать не собирался. Опять же, есть ли у меня повод доверять Майклу на все сто процентов? Думаю, что нет. Его реакция по поводу Эштона показалась мне по-странному спокойной в сравнении с моей, которая вылилась в погром в его комнате лишь спустя два дня. Хотя, может быть, он догадывался об этом с самого начала. Он всё ещё помнит, что приключилось с Эштоном в Сиднее, я уверена. После такого можно было сразу догадаться, что Дэвид просто так его бы не отпустил. Я дура. Внезапно меня охватило дикое желание съездить к Люку. Парень не в восторге, что я езжу к нему уже пять дней с момента его «поселения» в больнице, потому что я вижу его в больничном халате. Вижу, что он не в порядке, хотя он отчаянно пытается показать мне иное. Он чувствует себя слабым, надевая эту дурацкую «форму» для пациентов с завязками сзади, но я вижу совершенно не это. Я вижу его нахмуренные брови, поджатые губы и усталый взгляд. И это вовсе не от плохого самочувствия. Наоборот — Хеммингс выглядит вполне здоровым, его даже можно было бы выписать, если бы не предостережения доктора Моргана. Его гложет чувство обиды из-за недавней находки, а делиться своими обидами со мной он хочет в последнюю очередь. Делает вид, что всё в порядке, но на самом деле это не так. Я же всё равно вижу. Я чувствую себя точно так же. Поднявшись с песка, я отряхнула джинсы и, неся в руке пару кроссовок, направилась к дому, пока Майкл увлекся моим развлечением пуще меня.

***

Я по привычке сначала осторожно выглядывала из-за угла в окошко палаты, на котором всегда висели полузакрытые жалюзи, и только потом открывала дверь. В руке держала пакет с фруктами, впервые за все мои визиты к Хеммингсу, но я не думаю, что он сразу начнёт плеваться. По его словам, кормят здесь отвратительно, поэтому какое-то разнообразие в виде фруктов его, может быть, хоть чуть-чуть обрадует. Он снова смотрел вперёд себя, в стену, как будто там висел телевизор или происходило что-то интересное. Но стена была пустая, зелёного цвета, на который парень не раз жаловался. Даже мой вход не отвлёк его от такого «интересного» занятия, Люк продолжал лежать неподвижно. — Ты серьёзно принесла мне фрукты? — он вздёрнул бровь, взглянув на пакет в моей руке. — Ладно, даже это лучше того дерьма, которое в меня насильно пихают. Я же говорила. Поставив пакет на тумбочку, я села на край его койки и сложила руки в замок, устремив на них свой взгляд. — Не знаю, что делать дальше. Мне кажется, я в тупике, Люк. Всего того, что мы нашли, кажется, достаточно, но в то же время их как будто надо скрепить скобами, а степлера у меня нет, понимаешь? Может, у меня просто глюки и я переработала? Мы ведь действительно отыскали всё, что составит полную картину, но тем не менее не хватает какой-то детали, и беда в том, что я не понимаю, какой именно, — протараторила я, в конце глубоко вздохнув. Люк, выслушав меня, решил помолчать, и я на него взглянула. Он стал чуть бледнее, круги под глазами виднее, но он сказал, что он просто не высыпается здесь. Его кровать и правда не первой мягкости, заснуть было бы трудно на ней даже мне. — Я схожу с ума? — Скорее всего, — Люк чуть отодвинулся вправо, похлопав рядом с собой, чтобы я легла. Я не раздумывая придвинулась к парню, приложив ухо к его груди, и отчетливо слышала его сердцебиение. Я даже чувствую лёгкую аритмию. — Но всё равно бейся до последнего. Я бы помог, если бы не лежал в этой дурацкой койке. Но ты и без меня можешь справиться. — Как видишь, не могу. — Брось, — он цокнул. — Ответ наверняка прямо у тебя перед носом. Представь, что нужный тебе предмет лежит рядом, а у тебя дикая дальнозоркость. Надень очки, сразу поймёшь, что к чему. Чтобы найти половину того, что сейчас есть, ушел почти целый год, понимаешь? У нас не так много времени, но достаточно, чтобы ты наконец перестала отходить дальше, чтобы рассмотреть что-то, и наконец надела идиотские очки. Я не совсем понимала, что он подразумевает под очками, но это звучало убедительно. Однако я ведь не одну попытку сделала, чтобы вот так говорить, верно? Это заняло не один день, из которого я на это дело могла бы потратить от силы два часа. Это занимало все мои мысли на протяжении десятков часов с перерывами на кофе. Мозг уже попросту кипит, и мне приходится заставлять себя садиться за компьютер и искать еще что-нибудь. Вместо этого я бы с удовольствием встала на пустыре и кричала во всю глотку. — Как ты себя чувствуешь? — мне необходимо переключиться на другую тему. — Ты это спрашиваешь каждый раз, когда приходишь сюда, и каждый раз я отвечаю одно и то же. Я в порядке, — он провёл левой рукой по моим волосам, схватил одну небольшую прядку и, зажав между указательным и большим пальцами, накручивал её спиралью. — От тонны лекарств я, конечно, чувствую себя так, словно я антибиотиковый зомби, но в целом нормально. Морган делает всё, чтобы заживление швов шло гладко. — А как насчёт Эштона? Я почувствовала, как его дыхание на мгновенье остановилось, а потом стало тяжёлым и прерывистым. — Извини, зря я спросила. Люк ничего не стал на это отвечать, лишь томно дышал и постоянно зарывался рукой в моих волосах. Для нас эта тема теперь — табу, ведь каждый раз, когда стоит лишь вырваться из моих уст имени «Эштон» — разговор прекращается. Злость по отношению к нему есть у обоих, но вслух это произносить, во-первых, неприлично, а во-вторых, бессмысленно. Поток гнева в никуда, и толку от этого ноль. Вскоре я не заметила, как сама стала пялиться в стену, куда устремил свой взгляд Люк ещё во время моего прихода. Этот оттенок зелёного и правда ужасный: слишком яркий, особенно когда в палату врываются лучи солнца и падают на эту стену. Хочется надеть солнцезащитные очки и сидеть только так, чтобы окончательно не ослепнуть от «второго солнца». В других палатах цвета более пастельные и приятные, но почему-то именно эту обделили: мало того, что такой ужасный оттенок, так еще и Хеммингс ненавидит зелёный. — Ты знала, что Клиффорд свою корпорацию на Эштона переписал? Эти слова ударили по мне, словно упавшая на голову пустая бутылка из-под шампанского. — Ч-что? — Не знаю, как на самом деле дела обстояли, но мои догадки звучат весьма реалистично. Майкл помог мне, Дэвид об этом узнал и решил переписать свои владения на Эштона, который, кажется, его правая рука, или типа того. Я в письме видел, что говорится про какое-то доверенное лицо, но тут явно речь идёт не о каком-нибудь охраннике, который спит на посту. Поэтому, Ирвин, кажется, через неделю станет новым Клиффордом. На языке было столько отвратительных слов, которые хотелось сказать в адрес Эштона, но ни одно из них не подходило ему по-настоящему. Я… у меня уже злости просто не хватает, Господи! Это похоже на какую-то злую шутку, чёрт возьми, но Люку, в его-то положении, вряд ли захочется шутить о таких вещах. Мне остаётся лишь по-тихому охеревать со всего, что открывает передо мной Хеммингс, и делать вид, что я в норме. Но ни черта подобного! — Мы не можем позволить им продолжить заниматься этой хернёй и дальше. Нужно найти эту последнюю деталь, чтобы покончить со всем. Подумай ещё раз, может, ты что-то… — Я уже всё перерыла, Люк, просто всё. Каждую бумажку на твоём столе, каждый документ из архивов Майкла. Ничего не могло проскользнуть мимо меня. — Раз «ничего» не смогло, то, может быть, кто-то смог? Мне показалось, что у меня над головой загорелась чёртова лампочка, отчего я резко поднялась с Хеммингса, прокручивая в голове его слова. Чёрт, точно! — Люк, ты гений, — он непонятливо на меня посмотрел, когда я сжала его лицо в своих руках и быстро поцеловала в губы, схватив сумку с пола и помчавшись к выходу из палаты. — Чёртов гений. — Да не за что, вроде как.

***

— Бывшие работники, Майкл, — я ворвалась в дом, закинув сумку на диван рядом с Калумом. — Мы забыли проверить тех, кто уже не работает в его компании. Брат, сидя за столом на кухне и допивая свой кофе, явно недоумевал, когда я, запыхавшаяся, встала перед ним во всей красе, ослеплённая одной навязчивой идеей. В отличие от меня, парень не выглядел слишком уж воодушевленно. Скорее, наоборот — скептично отнёсся к этой мысли, выдавая несерьёзное отношение ко мне посредством вздернутых бровей. Он явно не верил в эту идею, но я была готова с пеной у рта доказывать ему, что это именно то, что мы искали. — Отец не увольняет людей просто так, ты ведь это понимаешь? — я села напротив него, быстро постукивая ногой по полу. — Информация, которой владеют работники, слишком конфиденциальная, чтобы позволить им просто вот так взять и уволиться или уволить самому. В таком случае утечка была бы неизбежна, а Дэвиду этого явно не надо. — И что ты хочешь мне этим сказать? — Если от кого-то больше нет толку, то он явно не отошлёт его просто куда подальше, чтобы не мозолил глаза. Не знаю, как там всё проходит на самом деле, но мне кажется, что от них просто избавляются. Сама подумай, слишком рискованно для целой корпорации взять и просто отпустить какого-то работника, который знает обо всех грехах, которые ты заставил его сделать, разве нет? Поэтому, скорее всего, тех, кого нет в нынешней базе данных, нет даже в живых. Это бесполезная трата времени, поэтому просто отбрось эту идею. Нужно искать что-то новое. — Ты смеешься? Мы даже не попробуем?! — Зачем тратить время и силы на то, от чего не будет совершенно никакого результата? — меня начинал злить его скептицизм, и из уст само по себе вырвалось: — Ты знал, что теперь Эштон — преемник отца? Его рука, сжимающая чашку, ненадолго повисла в воздухе, заряжая воздух напряжённостью с молниеносной скоростью. Майкл медленно поднял глаза на меня, как бы спрашивая, серьёзно ли я, а потом, увидев моё лицо, опустил свой кофе на стол и перевёл взгляд на стену. Я, на самом деле, в растерянности, потому что лицо брата выглядит просто каменным, как будто его это нисколько не волнует. Но я знаю, что он зол на Ирвина либо потому, что тот благодаря своему крысятничеству взобрался на верх Олимпа, либо потому, что Майкл был буквально столкнут с него. В любом случае сейчас мне стоит уйти, Майкл показывает это всем своим видом. Не знаю, что он собирается делать с этой информацией: просто смириться или будет разносить всё в пух и прах (хотя он не я). Но раз он отказался помогать мне в единственной зацепке, которую я нахожу наиболее вещественной из всех, то меня это волновать не должно. Поправив на себе мешковатую футболку, я повернулась к двери, но брат тут же подал голос: — У тебя остался список с бывшими работниками? Я облегчённо вздохнула, положительно кивнув в ответ. — Да, хорошо, спасибо, — ответил Майкл человеку на другом конце провода, после чего нажал кнопку сброса и приставил мобильник ко лбу. — Ничего. Они точно так же не слышали о нём ничего с того момента, как он пропал. Слушай, ты правда думаешь, что мы напали на верный след? Мы обзвонили уже как минимум пять человек, у всех ответы как по шаблону прописаны. Это бессмысленно. — Рыться в архивах, кажется, ты тоже находил бессмысленным. Как видишь, теперь это пятьдесят процентов всех найденных улик. Хоть я и пыталась воодушевить Майка искать дальше, но у самой мотивации не было абсолютно никакой. Он всё-таки прав. Мы обзвонили уже столько человек (не считая тех, кто не взял трубку или у кого не доступен номер) и от этого нет никакого толку. Ещё не всегда попадались верные люди, потому что человек с именем, например, Вернон Томсон — не единственный на все штаты, а в поисковике запросы настолько же разнообразные, как и встречающиеся в списке имена. Получается, как минимум шесть человек оказались не теми родственниками или знакомыми, кого мы искали, и только близкие пяти человек (чьи имена, к счастью, оказались довольно-таки редкими) подошли, но тоже безрезультатно. Конечно, на этом весь список бывших сотрудников не заканчивается, но заканчиваются зато средства на мобильниках каждого из нас. Может, и правда плохая затея? Это же практически нереально — найти человека, который либо не хочет, чтобы его нашли, либо мёртв. Большинство из выживших (если такие, конечно, есть) наверняка сменили имена и место жительства, поэтому найти их, просто пробив бывшие имена, невозможно. С каждым звонком я всё больше и больше чувствую, как начинаю срываться, услышав либо «Извините, вы ошиблись номером», либо «Мы не видели его с тех пор, как…». Голова уже просто идёт кругом. — А этого искали? — неожиданно произнёс Худ из другого конца комнаты после долгого молчания. Он развернул ноутбук к нам, показывая фотографию мужчины, чуть старше средних лет, внешностью похожий на индейца. Этого мы ещё не видели. Я отрицательно помотала головой, отвернувшись обратно к экрану ноутбука Люка, где листала очередное досье, на котором был красный штамп, значащий, что человек больше не числится в списке работников. — Его зовут или звали Вахо Родригез, — Калум хмыкнул. — Я, кажется, нашёл его дочь на фейсбуке. На паре старых фотографий с ней стоит какой-то мужик. В принципе, похож на него. Я снова обернулась на парня, который внимательно вчитывался в информацию на странице. Майкл в это время не обращал на него никакого внимания, продолжая заниматься своим делом. — Покажи, — я кивнула на экран ноутбука Калума. Он развернул его ещё раз, и я увидела фотографию молодой девушки в обнимку с взрослым мужчиной, который выглядел младше, чем в своём досье, но основные черты сохранились. Это показалось мне странным, потому что, исходя из рассказов Люка, на работу отец брал молодых, ведь из них можно было сделать собственные игрушки. — Когда он работал? — С 2005 по 2010. Тут нет никаких подробностей про его уход, но написано, что он просто исчез. А если он исчез, неужели его не стали искать? Какой-то бред. — У неё есть номер телефона на странице? — перебила парня я, вглядываясь в информацию девушки, где нашла какой-то номер. Схватив телефон, я стала вбивать цифры одна за другой, а потом нажала на «вызов», так и слыша, как она сладким, но печальным голосом говорит, что «отца не видела с тех самых пор, как он пропал». Вполне возможно, остальные использовали это как отговорку, ведь опасность из-за неосторожности может настигнуть в любой момент. Если это так, то я не могу судить этих людей. Они меня не знают, да и вряд ли бы стали говорить что-то девушке, представившейся журналисткой местной газеты. Гудки продолжались бесконечное количество времени, и я уже хотела сбросить, но тут же они прекратились, а на том конце послышался шум. — Алло? — я услышала хриплый, уставший и на моё удивление низкий (по сравнению с девушками, что отвечали прежде) голос. — Здравствуйте. Вы Джоди Родригез? — я пыталась состроить как можно более добрый голос, чтобы женщина (только так её можно назвать) на том проводе не повесила трубку, как только услышала моё приветствие. — Меня зовут Джессика… Макалистер, — в принципе, если так подумать, я не сильно уж и солгала. — Я из редакции местной газеты Уолнат-Крика. Извините, что отвлекаю, но… — Что вам нужно? — Я хотела взять интервью у вашего отца, Вахо, — я начала придумывать на ходу, что ей сказать, пока не заметила одну старую черно-белую фотографию на её странице, где Вахо ещё совсем молодой, стоит с бейсбольной битой в руке и, судя по всему, золотым кубком, — для спортивной колонки. Я пишу статью про… — Мне всё равно, чем вы занимаетесь. Я не знаю, о каком Вахо идёт речь, поэтому, кажется, вы ошиблись номером, — отрезала женщина, и я слышала, как она уже собирается вешать трубку. — Вы правы, я, наверное, попутала имя, но прошу вас. От этого зависит моя работа. Гудков я не слышала. Кажется, это хороший знак. — Я ничем не могу помочь. — Стойте! — говорить о чём-то другом сейчас не имело смысла, потому что так я бы вызвала ещё больше подозрений. — Я не займу больше двадцати минут вашего времени. Пожалуйста. Мне это правда очень нужно. Я держалась за эту возможность, как за выступ над пропастью. Я знаю, она просто не хочет, чтобы с её отцом кто-то связывался, ведь она отчеканила те слова, словно заучила наизусть. К тому же, такая враждебность в её голосе выдавала страх. Я уверена, я не ошиблась номером, и если эта женщина откажет мне в «интервью для спортивной колонки», то я просто сдамся и отдам себя всю морю. Где-то полминуты я слушала эти странные вздохи на том конце, надеясь, что она вот-вот согласиться. Но обычно, когда меня одолевает такая надежда, всё идёт по накатанной вниз. Наверное, сейчас стоит самой повесить трубку и искать дальше. — Отец не выходит никуда, поэтому я скину на этот адрес нашего дома. Завтра, после обеда. Только двадцать минут, не больше. Я стала миллион раз благодарить её, не веря своему счастью, но она, кажется, даже не стала слушать и повесила трубку. Я правда надеюсь, что эта встреча изменит абсолютно всё и мы в конце концов не останемся ни с чем, а наоборот — выйдем победителями. Стоит хотя бы попытаться. Конечно, если это в итоге окажется совсем не тот человек, о котором мы думали, то всё пойдёт коту под хвост: наши надежды, планы и бензин. Ребята с выжиданием смотрели на меня, как будто сами не слышали всего разговора и всех моих «спасибо». — Завтра мы едем в Уолнат-Крик. Калум и Майкл с облегчением выдохнули, хотя для этого было ещё рановато. Я поверить не могу, что это и правда сработало. Оказывается, это и правда было прямо перед нами, но никто не замечал. Я тут же вспомнила о Люке, его слова и то, что именно благодаря ему мы завтра едем в полуторачасовую поездку (если, конечно, дороги не будут забиты). Теперь хотелось миллион раз благодарить не ту женщину, которая по звучанию голоса больше походила на директора какого-нибудь интерната, а Хеммингса. Я нашла его номер в недавних звонках и чуть не выронила телефон, когда нажала на «вызов». На этот раз долго ждать не пришлось, и парень ответил почти сразу. — Люк, это потрясающе, — я почти пробежалась до своей комнаты, закрывшись на замок изнутри. — Кажется, сработало. Калум нашёл мужчину, мы позвонили его дочери, и… В общем, завтра поедем к ним. Надеюсь, что это сработает. — Тебя нужно подбодрить? — Да. — Это сработает. Его голос звучал усталым, и я даже хотела спросить, что не так, но он задал вопрос прежде меня: — Как его зовут? — Вахо Родригез. Судя по имени, он либо индеец, либо мексиканец. Может быть, сразу оба варианта. Мне, в общем-то, всё равно. Главное, что живой и что мы его нашли, — я слышала, как Люк хмыкнул в трубку. — Он работал у отца пять лет. И я бы не сказала, что он выглядит, как все остальные. Ему сейчас где-то шестьдесят, а все остальные, чьи досье я просматривала, были от двадцати до сорока. Меня это наталкивает на некоторые мысли, но пока не увижу его своими глазами, не буду травить мозг сомнениями. В конце концов, я уже сказала, что мы приедем. Менять что-то уже поздно. Всё это время Хеммингс молчал, хотя дело, скорее всего, было в том, что он слишком внимательно меня слушал. На фоне я слышала пикающие аппараты и его почти неслышное дыхание, и это уже давало мне понять, что он хотя бы не отключился. Не знаю, каких слов я от него ждала. Наверное, никаких. Хотя молчание было крайне странным. — Я горжусь тобой. Губы растянулись в нелепой улыбке после его слов. Надо же. Он мной гордится. — Не знаю, сколько завтра займёт дорога. Я вряд ли успею к тебе в больницу, поэтому… — Оно и к лучшему, я думаю, — я не совсем поняла, к чему клонит Люк, пока он не продолжил. — Медсёстры иногда косо на тебя поглядывают, потому что ты тут бываешь чаще, чем чьи-то родственники ещё на этом этаже. Может, тебе стоит немного отдохнуть. А мне посидеть в одиночестве, иногда разбавляемом Морганом и сёстрами. И, ещё, — Люк сделал небольшую паузу, после чего вздохнул. — Мне сказали, что полежу тут ещё недельку, и могу ехать домой. Правда, неделя будет слишком загруженная, потому что меня буквально с одних процедур будут перевозить на другие. Вряд ли ты меня застанешь в это время. Я попросил доктора Моргана позвонить тебе, когда за мной можно будет приехать. Буду звонить, когда будет свободная минута. — Ты сейчас серьезно? Хочешь, чтобы я не приезжала к тебе целую неделю? — Да. У нас будет отпуск друг от друга. Займёшься делами вплотную, а я вплотную займусь своим здоровьем. Да и к тому же, Клиффорд, твоя кислая мина и такие же кислые яблоки не делают мой день лучше. Я усмехнулась, но мне по-прежнему было грустно из-за того, что Хеммингс буквально запретил мне появляться на пороге больницы. Должно быть, я слишком скучная или раздражающая, чтобы занимать его единственные свободные от процедур минуты своим нытьём и бессмысленной болтовнёй. Впрочем, я не могу взять и ворваться к нему в больницу. Меня запросто выставят и больше никогда не пустят, если он пожалуется хоть раз. Я уже всерьёз начинаю думать, что я настолько отвратительный собеседник. — Я позвоню тебе завтра, если силы останутся. — Надеюсь, их не останется. — И почему я только ношу в кармане твоё пластмассовое кольцо? — Потому что любишь меня. Спорить с этим было бессмысленно. Я ничего не ответила, просто сбросила трубку и плюхнулась всем телом на кровать, морально готовя себя к завтрашнему дню.