The Phoenix

POV Ханна Клиффорд. — Точно то место? — Да, оно. Я взглянула на еле держащуюся табличку на стене кирпичного, дряхлого многоквартирного дома. Буквы были наполовину стёрты, но я всё равно узнала адрес, который прислала мне Джоди ещё вчера. Самое сложное осталось впереди, потому что, как бы я ни пыталась себя убедить, а тень сомнений всё равно прокралась в голову и пыталась отговорить меня заходить в эти развалины. Однако пути назад не было, поэтому я поспешно покинула машину, как можно тише закрыв дверь. Район был удивительно тихим и в то же время навевал тревогу. По пути сюда я видела несколько бродяг, которые одаривали нас злобными взглядами, а в особенности нашу машину. Тут не то что живут — заглядывают редко люди, которые живут выше среднего уровня. К счастью, это лишь меньшая часть города, поэтому, если вдруг Майклу или Калуму в голову придёт идея прогуляться — это точно будет не здесь. Домофона не было, поэтому я просто дёрнула дверь, и та чудом открылась. Не знаю, как хорошо она держалась на петлях, но я чувствовала, что железка вот-вот упадёт на меня и раздавит в лепёшку. В подъезде стояла вонь, вокруг летали мухи и, кажется, бегали крысы. Отмахиваться я могла лишь от одних, да и то эффект был непродолжительный. Судя по всему, квартира на третьем этаже. Парни шли со мной, матерясь себе под нос и уже в тысячный раз проклиная меня за эту идею, ведь в другом случае не пришлось бы смотреть под ноги, чтобы случайно не наступить в крысиный помёт. — Это здесь, — я встала напротив двери (единственной, кстати, которая выглядела более-менее прилично среди остальных) и пыталась заставить себя позвонить в звонок, но — что тут скрывать — боялась встретиться лицом к лицу с той женщиной, с которой разговаривала по телефону. Джоди показалась мне слишком строгой, но раз её отец сбежал из такой котельной, как «DavidMCompany», то лишняя осторожность не помешает. Надеюсь, она не будет сидеть с нами во время разговора, иначе прогонит меня за дверь в ту же секунду, как я подам голос. Я неуверенно потянулась рукой к кнопке и нажала, после чего услышала, как звонок трезвонит на всю квартиру. Второй раз нажимать не стала — кто-нибудь бы точно оглох. Осталось ждать. И придумывать как можно больше отмазок для женщины, с которой я даже боюсь иметь дело. Через минуту дверь приоткрыл, к моему же удивлению, мужчина, выглядывая в щёлку. Цепочка на двери не позволяла раскрыть её шире, поэтому ему оставалось разглядывать нас троих через этот маленький проём. — Чем могу помочь? — Здравствуйте, я… меня зовут Ханна— что-то заставило меня при виде него не лгать. — Я вчера звонила вашей дочери, хотела поговорить, но проблема немного в другом. Вы ведь Вахо, да? — Не знаю, кто дал вам адрес, но вам лучше уйти, — он поспешил закрыть дверь, но я успела просунуть руку в щёлку. — Моё имя Ханна Клиффорд, — мужчина за дверью застыл на месте, поэтому я решила продолжить. — Я дочь Дэвида. Э-это Майкл, мой брат. Пожалуйста, мы не хотим навредить вам или вашей дочери, — Вахо уже хотел было передумать и попытаться закрыть снова, но я опять продолжила. — Я хочу посадить отца за решётку. Я снова увидела его глаза в проёме. Наверное, я выглядела крайне жалко и так, словно молю его о последнем куске хлеба, но мужчина продолжал смотреть на меня и не захлопывал передо мной дверь. Наверное, он подумал целую сотню раз, прежде чем снять цепочку и открыть дверь шире. Я заметила удивительную чистоту в их квартире, о которой никогда бы не подумала, взглянув на дом в целом. Но сейчас вымытый пол и аккуратно расставленные по полкам коллекционные фигурки меня мало волновали. Волновал только Вахо и вопрос, впустит ли он нас или нет. — Проходите. Я с настороженностью прошла внутрь, сомкнув руки в замок. Судя по всему, Джоди нет дома, поэтому нас встречает именно мужчина. Он с недоверием глядел, как мы разуваемся и осматриваемся по сторонам, а Калум и вовсе загляделся на всякие мелочи вроде обоев, мебели и настенных часов, которые отставали на час. Аккуратно улыбнувшись, я прошла в гостиную, куда рукой указал мне Вахо, мол, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома и всё в этом роде. Чуть подумав, я уселась на мягком разноцветном диване. Калум и Эштон сели рядом со мной по обе стороны, а напротив нас, на таком же диванчике — Вахо. Он неодобрительно смотрел на нас и прожигал дыру в моём лбу, поэтому мне пришлось собрать все силы в кулак, чтобы не убежать отсюда под гнётом взгляда этого мужчины. — Почему я? — он так же, как я, сложил руки в замок и чуть наклонился, положив локти на колени. — Мы искали остальных, но либо попадали на ложный след, либо родственники ничего не знали, — я решила не лукавить и говорить всё как есть. — Потом нашли вас и вашу дочь. Я должна извиниться, если доставляю вам неудобства, но это правда очень важно, — я подалась вперёд и перешла на шёпот. — Больше всего я сейчас хочу, чтобы мой отец поплатился за то, что делал все эти годы. И я очень надеюсь на вашу помощь, Вахо. Сейчас вы — наше главная надежда. Он продолжал с неким осуждением смотреть на меня и Майкла, потому что мы родственники Дэвида, а, судя по его реакции, отношения с ним были далеко не гладкими. Мужчина не торопился изливать нам душу о том, какой наш отец монстр, но я и не хотела, чтобы он делал это только лишь ради нашего ухода. Я хочу, чтобы он сказал что-то правдивое, чтобы я наконец услышала эту грязь не только из уст Люка. Но даже если он не скажет, так я хотя бы буду знать, что я на верном пути, и буду искать дальше, чего бы мне это ни стоило. — Разве вы не должны сейчас драться за его наследство? Что вдруг пошло не так? — К сожалению, получилось так, что мне остаётся лишь драться за справедливость, — я опустила взгляд на журнальный столик, где лежали разные безделушки и небольшая стопка журналов. — Долго объяснять, что случилось на самом деле. — Попробуйте. Я постараюсь понять. Проблема в том, что он просто «постарается». Я не хочу рассказывать каждую деталь своей жизни в последние девять месяцев только лишь для того, чтобы Вахо нам поверил. Не поверит — пускай, это не должно быть на моей совести. Я веду себя как можно более открыто, поэтому всё же надеюсь, что мужчине не надо будет предоставлять всю мою автобиографию начиная с шести лет. Вообще, я не совсем понимаю, что именно должна ему объяснить. Почему я ненавижу своего отца? По-моему, это очевидно. Почему не дерёмся за его наследство? Вот это уже поинтереснее. — Мой друг, Люк Хеммингс… — Люк Хеммингс? — он с удивлением взглянул на меня. — Не думал, что это будет как-то с ним связано. Я наслышан о нём, причём не самого хорошего. Нужно просто включить телевизор, чтобы вдолбить себе в голову, что Феникс — ужасный человек. Но я предпочитаю не верить на слово репортёрам, — он внезапно стал мягче, добрее, и взгляд его уже не выглядел как сурово и укоризненно. — Слушайте, я правда готов помочь, чем смогу, но для этого я должен убедиться, что вы не очередные гонцы Клиффорда, понимаете? — Если бы мы были гонцами отца, то вас бы здесь уже не было, — Майкл пожал плечами. Наступило странное молчание, во время которого мы все переглядывались и бросали не самые доверительные взгляды друг на друга. Должно быть, он ждал, когда я начну расставлять ему по полочкам, но что? Что я должна ему рассказать, чтобы он понял, что у меня и мысли нет делать ему ещё хуже, чем есть сейчас. Ему пришлось переехать из Массачусетса в этот дряхлый район небольшого городка, чтобы его не искали. Или искали, но нашли, когда будет уже совсем поздно. Вряд ли они станут прочёсывать каждый район, издали похожий на гетто. — Скажите, что вы хотите от меня, и я постараюсь вам это дать, — мы с Майклом переглянулись. — У нас есть все материалы и документы, которые точно указывают на нелегальную деятельность Дэвида на территории как минимум двух стран, — осторожно начала я. — Но мне кажется, этого недостаточно. Если отослать все эти документы в участок или ещё куда-нибудь, запросто могут посчитать фальшивкой, потому что это звучит как грёбанная выдумка. Нам нужны свидетели, которые могли бы донести на отца и дать показания в суде, если потребуется. Я знаю, это большая просьба, — Вахо, наверное, уже хотел было отказаться, но виду не подавал, — но нам очень это нужно. И нам нужна ваша история. Пожалуйста. Мужчина тяжело выдохнул, опустив голову. Для него это огромный риск, если он расскажет что-то, а нам в конце концов не поверят. На кону стоит его жизнь, и я даже не удивлюсь, если он откажется. Я не знаю, хватит ли у него сил пойти и сделать донос на Дэвида, но я по крайней мере хочу записать его историю. Поэтому, порывшись в карманах, я достала небольшой чёрный диктофон и аккуратно, ненавязчиво положила на стол. Боже, если сейчас он откажется от участия во всём этом дерьме, то я уже просто не знаю, что делать. — Включайте, — холодным голосом сказал он. Не знаю, сколько времени прошло, но для меня прошло словно три минуты. Я вслушивалась в каждое слово Вахо, и как впервые у меня бежали мурашки от его рассказов. Да, будет справедливо сказать, что всё же впервые: Люк не особо заострял внимания на подробностях, о которых рассказывал Родригез, а детали для меня показались ещё более страшными, чем вся суть этой ублюдской компании. Я слышала, как изредка подёргивался его голос и как он старался не дать волю эмоциям, и из-за этого мне хотелось прекратить всю эту «пытку» для него, чтобы не слышать его страх. Прошло столько лет, но ему, как он говорит, «до сих пор снятся кошмары о том, как прямо перед ним простреливают головы его товарищей только из-за того, что они не выполнили один чёртов приказ». Я мельком посмотрела на Калума и увидела, в каком он смятении. Даже не хочу представлять, что творится у него в голове: парень особо и не был в курсе того, чем занимается моя семейка (включая Майкла до недавних пор), и никто не хотел вдаваться в подробности и объяснять суть этой кровавой пирамиды, на вершине которой сейчас находится Дэвид, а уже через девять дней там будет посиживать Ирвин. Когда я заметила продолжительное молчание со стороны мужчины, отвернувшего голову, я потянулась к диктофону и нажала на «стоп», но убирать его со стола ещё не собиралась. — Это… это всё? — спросил Вахо, избегая зрительного контакта с нами. — Да, это всё. — Вы… Теперь вы понесёте это в полицию? — Если вы хотите, я могу стереть запись, — сказала я, но в голове так и доносилось: «Нет же, не соглашайся». — Нет, всё в порядке, — я облегчённо выдохнула. — Что будет теперь? Очевидно, этого будет недостаточно, и… — Я не могу заставить вас идти в полицию против вашей же воли, — я покачала головой. — Но это было бы как нельзя кстати. Я не знаю, станут ли они вообще рассматривать это, если я просто отошлю все документы вместе с записью на диктофоне. Нам нужны свидетели, даже если не несколько человек, то хотя бы один. Но, повторюсь, я не могу насильно заставить вас, вы же это понимаете? По взгляду Вахо я видела, что он сам-то не горит желанием становиться свидетелем без гарантии, что его жизнь будет в безопасности и что теперь отец до него не доберётся. Наверное, всё же придётся обойтись только записью. Впрочем, это лучше, чем вообще ничего. Я поймала на себе взгляды Калума и Майкла, которые так и спрашивали: «И что делать теперь?» Лучший вариант — уйти, потому что мы тут явно не самые желанные гости, а мужчина лишь спокойно выдохнет, когда мы выйдем за порог его квартиры. Странно, что его дочь так и не пришла, ведь уже далеко не обед. Надеюсь, сейчас она не встретится нам на пути, ещё одни сложности мне ни к чему. — Спасибо, — я попыталась заглянуть в глаза Вахо, но он постоянно отводил взгляд. — Вы правда сделали очень много. Не знаю, захочет ли он после такого со мной связываться, но, думаю, стоит хотя бы сказать ему, где меня можно найти, если вдруг ему что-то понадобится. Я увидела на столе блокнот и карандаш в одном из журналов, неуверенно взяла их в свои руки и сделала небольшую запись в самом углу листка. — Если что, это моя электронная почта, — я повернула блокнот к Вахо, и он перевёл на него свой взгляд. — Вдруг что-то вспомните, захотите что-то спросить или сказать. Сейчас мы во Фримонте, поэтому вряд ли мы сможем встретиться в любое время. Взглянув ещё раз на Калума с Майклом, я кивнула им, дав знак, что пора уходить. Они вместе со мной поднялись с дивана и прошли в прихожую, где лежали наши вещи. — Я не один, — внезапно донёсся до ушей подавленный голос мужчины. Я обернулась, нахмурив брови. — Может, если копнёте глубже, то в ваших руках будут слова не только какого-то чокнутого старика. Поверьте, всем, кто сейчас прячется, есть что сказать, и они, наверное, расскажут свою судьбу куда охотнее, чем я. Я кивнула в ответ на его слова, поправив на плече сумку. Ему сейчас действительно непросто, поэтому, взяв его слова во внимание, я покинула эту квартиру, где видела последний свой шанс. Впрочем, он мне его дал: даже если он не захочет свидетельствовать и захочет, чтобы я стёрла запись, я так и сделаю. Не могу винить его в том, что он боится. На его месте я бы тоже боялась, но меня воодушевляет мысль, что сейчас всё в моих руках. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

***

Со стороны я, наверное, выгляжу не очень. Сижу в темной гостиной, где не горит ни одна лампочка, держу в руке идиотский диктофон и в тишине переслушиваю всё, что рассказал Вахо. Я сидела в одной позе минут десять, не сдвигаясь ни на градус, ни на сантиметр. Большой палец постоянно то и дело хотел нажать на «стоп», но я в ту же секунду отговаривала себя и продолжала слушать. Сейчас я сама себя хочу проклясть за то, что пошла в этот сраный дом и записала сраную историю того, что на самом деле происходило за стенами отца, которые он так тщательно скрывал. Убийств в их пределах было гораздо больше, чем запечатлено на дурацких бумажках, и были они ещё более жестокими. Я уже давно должна была свыкнуться с мыслью, что мой папаша — монстр во плоти, но как я после такого вообще могу воспринимать его как что-то живое? Как его вообще кто-то мог воспринимать как что-то живое? Как мать жила с ним, зная, что он творит? Может, он и ей ничего не рассказывал. Я уже, чёрт возьми, ничего не понимаю. Вопросов у меня в голове гораздо больше, чем ответов на них, так как я тогда собираюсь бороться с тем, что и на половину не знаю? Запись закончилась, и я откинула диктофон в сторону, застыв уже в другой позе. Я даже не поужинала. Впрочем, чёрт с ним. Всё равно никто мне компанию не составит. Калум и Майкл уже давно спят, зато Энди никогда не откажется от чего-нибудь жареного и вредного. Однако даже пёс улёгся рядом с диваном и уснул, и я в такой тишине могу расслышать его сопение. Ещё не совсем поздно, но все вымотались за сегодняшний день. И физически, и морально. По крайней мере теперь мне не нужно ломать голову над чашкой чая, придумывая самые извращённые пути достижения нашей цели. Люку я так и не позвонила и тем более не ездила. Он говорил про процедуры, поэтому я даже не надеялась на то, что, если я позвоню, кто-то возьмёт трубку. Сейчас, наверное, не лучшее время спрашивать, как Люк поживает, потому что на часах без пятнадцати одиннадцать, но меня это не особо останавливает. — Скажи, что я идиотка, — я закрыла лицо рукой, когда Люк всё-таки ответил на звонок. — Ты и сама это знаешь, — голос опять звучал сонно и тихо. Собственно, как могло быть иначе? — Знаешь, меня ничего не останавливает взять и сбросить трубку, но я жду, что ты мне что-нибудь расскажешь. Так что, мне сбрасывать звонок или дождаться, пока ты соберёшься? — Я была у него. Думала, что будет хуже, но... — я старалась разговаривать как можно тише, чтобы не разбудить остальных. — Я сама в это не верю, но у нас, кажется, получилось. Из уст вырвался смешок, а на лице появилась огромная улыбка, которой я, почему-то, постеснялась. Да, тут нечего скрывать: я просто на седьмом небе от того, что у нас наконец-то вышло. Я была бы ещё больше рада, если бы передо мной не мелькало лицо Вахо, который не хотел вспоминать всю эту дрянь, но ему пришлось ради нас. Моё приподнятое настроение стоило человеку сил. Именно это меня не радует. — Я записала на диктофон все его слова. Все еще надеюсь, что он согласится дать показания. Вряд ли какая-то некачественная запись от не пойми кого убедит власть заняться этим. Но теперь есть хотя бы это. И всё остальное. Осталось только придумать, что теперь со всем этим делать, но... Люк, боже мой, я просто поверить не могу, что конец уже близок! — Да, это потрясающе. Я не надеялась на тираду от него, потому что он, во-первых, сонный, во-вторых, не особо любит восхищаться в открытую. Уверена, он чувствует то же, что и я. Даже ещё больше. Люк шёл к этому с момента, как впервые оказался в здании, битком набитым оружием. И я искренне надеюсь, что всё получится, как надо. Даже если нет, я не планирую сдаваться, пока мы наконец-то не отвоюем заслуженную справедливость, которую ждали слишком долго. — Я точно не могу приехать? — Мне это не нужно. — У меня ощущение, что я бросаю тебя на произвол судьбы. Уверен, что тебе будет лучше в одиночестве с этими отвратительными зелёными стенами? — Куплю краску и буду вручную перекрашивать их в белый, больничный цвет. Так, по крайней мере, будет видно, что я в больнице, а не в хосписе, — я по-тихому усмехнулась. — Ладно, у меня садится зарядка. Провода у меня, собственно, нет, поэтому ты не сможешь доставать меня даже так. И даже не вздумай привозить зарядку, окей? Полезно будет тебе отлипнуть от телефона хоть на недельку. — Такое чувство, что ты пытаешься меня отшить. Стой, не говори ничего, — я убрала телефон от уха и взглянула на экран. Вверху был баннер с уведомлением о новом письме в моей почте. Наверное, опять какая-то реклама или сообщение, что я выиграла сто тысяч долларов, они были бы сейчас как нельзя кстати. Но когда я нажала на него, увидела, что письмо от Вахо. По крайней мере, я увидела «Родригез». — Люк, подожди минуту. — Всё в порядке? — Да, просто не бросай трубку. Я открыла почту и нажала на первое же письмо, которое, кажется, прислали буквально минуту назад. Оно было не особо большим. «Здравствуй, Ханна. Это Вахо. Пишу, чтобы сказать, что я передумал. Пожалуйста, удали запись нашего с тобой разговора. Надеюсь, ты меня поймёшь и не будешь держать зла. Прости, но я правда не могу».