Поймай судьбу за хвост!

      Ракеш:       Таг смотрел на меня с обреченностью. «Какой же он славный, милый… что за помутнение нашло на меня вчера?», – упрекал я себя в сотый раз, вспоминая вчерашний вечер.       Тому белому коту, как он ни старался, как бы ни крутил хвостом, не удалось выбить из моей головы мысли о Таге. И потому, заметив его выходящим из комнаты в сопровождении друга, я сорвался с цепи.       Больше я не желал вести себя как подобает Старшему. И желание проучить Тагира невниманием растворилось дымом в спертом воздухе уходящего года.       Оставив Сесила, я, не оглядываясь, последовал за парочкой. Кажется ничего особенного не происходило, но почему Таг пошел за другим котом, не спросив меня сперва? Даже не обернувшись. Я взбесился, и когда котенок упомянул наказание, что-то до омерзения приятное зашевелилось внутри.       Врать, что я не получил удовольствия, охаживая котенка ремнем, я больше не собирался. В тот, первый раз все было точно также – мне понравилось и я получал невероятное, извращенное наслаждение от чувства власти над своим младшим. Мысли о том, что именно от этого я сбежал из своего клана, больше не возникали в моей голове. Это новое чувство опьяняло похлеще алкоголя. Но даже это было не все.       Пора было сознаться, что я хотел Тага, как бы странно это ни звучало. Но если бы я сделал хоть что-нибудь для того, чтобы котенок согласился лечь под меня по доброй воле, все не кончилось бы настолько плачевно. Однако гордость порою застит глаза. Я, бенгал, представитель высшей касты, молодой и преуспевающий, хочу безродного маленького сфинкса! Что за небыль! Глупость!       Я так долго отрицал очевидное, что меня прошибло до влажных ладоней, когда котенок спустил с бедер штаны и приподнял куцый хвостик.       Заплатить за мои ошибки и тщеславие пришлось Тагиру. Очень дорого заплатить. Но глядя на своего котенка, я не видел ненависти в его глазах, только боль и обиду.       Пора было взглянуть своей странной сущности в лицо – я не просто хотел Тага, он мне нравился. Я был рад заботиться о нем, как умел, и не врал, говоря, что возвращаюсь домой с удовольствием. Ведь я был уверен, что меня ждут.       Эту правду, от которой я так долго бежал, я задолжал и Тагиру, и потому не видел другого пути, как признаться во всем котенку. Это наименьшее, к чему меня принуждала беспощадная совесть.       Метка... Она тоже была мне необходима.       Осознание того, что пока я не оставлю на Таге свой знак, не смогу успокоиться, вдруг отчетливо возникло, стоило мне только увидеть гладкий нежный затылок выгибающегося подо мной малыша. Я не сомневался ни минуту, полоснув когтями по коже, делая его своим. Только мой, он не должен, не может принадлежать никому другому.       Было ли это пресловутое чувство собственности, свойственное нашему виду, или же необходимость Старшего, но того факта, что, по сути, котенок и так принадлежит мне как соклановец, было отчаянно недостаточно. Он должен был стать моим до конца.       Пришлый бурмил мелькнул в сознании за секунду до того, как я принял решение поставить метку. Нет, Таг не должен был достаться другому коту. Я должен стать единственным в его жизни…       Странное это желание ощущалось всем моим естеством. Не могу объяснить, никогда такого не чувствовал. Уверенность, что это не сиюминутная прихоть, покоилась на том, что все те полгода, которые мы провели вместе с Тагом, он так или иначе притягивал к себе взгляд, заставлял о себе думать. И чем дольше я смотрел, тем сильнее становилось напряжение. И вот я уже спешил домой, чтобы поскорее увидеть котенка и узнать как у него дела.       Признание Тага прозвучало словно гром среди ясного неба. Я и подумать не мог, что его чувства настолько глубоки! Молчать о собственных низменных мыслях, когда перед тобой раскрывают душу, не было сил – я во всем признался, греясь в чужих словах любви.       Я действительно понятия не имел, что нас ждет дальше, но был абсолютно уверен, что Таг остается со мной навсегда. Впрочем, это странное слово, будто бы говорящее о вечности, я не решился произносить вслух – слишком помпезно и театрально оно звучало. Отродясь не переносил спектаклей.       – …Таг, скажи уже что-нибудь…       Котенок вздрогнул. Только сейчас я заметил, что его тонкие губы чуть посинели, а лапы, которые я мял в своих, остыли. Конечно же! – понял я, коря себя за несообразительность. Сфинкс, лишенный теплой шубы, мерз в курточке и тонких штанах, рассчитанных на вечер в доме, но никак не на зимний утренний холод первого дня Нового года.       – Давай вернемся домой и там закончим этот разговор.       Малыш перебрался на свое сидение и я снова завел мотор.

***

      Оказавшись дома, первым делом я заварил чай и напоил им Тагира, оставленного на диване в гостиной. Котенок чуть согрелся – уши больше не выглядели такими серыми, стоило крови немного разогнать ход.       Устроившись рядом, я решил быть настойчивее, показать свое отношение не только на словах. Усевшись рядом, я притянул котенка к себе, так что ему пришлось уложить голову на моей груди. Его тело напряглось, плечи окаменели, но я лишь погладил его между ушами и стал легонько массировать затылок чуть выше метки – там, где располагалась особенно чувствительная зона.       Долго он не смог сопротивляться, и вот тихое, сначала едва различимое мурчанье желанной музыкой коснулось моего слуха, темно-зеленые огромные глаза затянуло сонливостью и, глядя на меня из-под опускающихся век, Тагир расслабился окончательно и позволил мне простую ласку.       С ним было хорошо. Спокойно. Приятно. И из моей груди уже поднималось тихое урчанье в ответ.