За горизонтом.

… Думаю, я ещё долгое время не смогу смириться с тем, что сейчас происходит. Созданный мною мир сейчас лишь часть моего желания, то, что я хотел показать Рики. Мир, который я видел вокруг себя, насыщен белым. Снежный пух покрывал землю, я смотрел на его растерянное лицо, с трудом улавливая блеск в его карих глазах. Он плакал. Я видел, как прежде сильный мальчик, что спас нас в той катастрофической трагедии, упал на колени и прикрыл бледное лицо руками. И я дал ему сломаться — пускай это переломный момент, пускай слёзы всё равно не спасут его от печали — я должен принять и его слабость тоже. Я опустился на корточки, посмотрел на него с расслабленной улыбкой на лице, положил похолодевшую ладонь на его разгорячённые щёки и попытался дать ему понять, что не всё кончено. Рики слаб, сейчас он вновь показывал ту самую слабость, но это уже не имело никакого значения. Те времена позади, те страшные времена, когда мы должны были распрощаться, позади, сейчас, что бы ни случилось, мы должны продолжать путь вперёд, несмотря на обстоятельства, не обращая внимания на печаль, мы должны становиться сильнее. И этот мальчик прекрасно понимал, что я не могу согласиться с его просьбой, но всё равно шепнул мне эти слова, полные отчаяния: „Я хочу побыть с тобой ещё немного, Кёске“. И я не знал, что ответить, впервые в жизни я не собрался с ответом, на лице его была видна надежда, которая так и плескалась в невинных глазах. — Прости. Прости, Рики. Нельзя. Отрицал своё же желание. Для чего был создан этот поддельный мир? Для того чтобы показать его Рики? Нет, было что-то, что я искал, но так ничего и не смог найти, поэтому, забыв о первоначальной цели, я решил, что самым оптимальным решением будет вернуться назад. Ведь так оно и есть, Нацуме Кёске? — Не может быть…! Кёске, почему это происходит? Мы ведь только недавно смеялись… все вместе!!! Но почему теперь мы снова должны распрощаться? Я удивлённо приподнял бровь в негодовании и, привстав, посмотрел на него пронзительным взглядом. Он, чувствуя напряжение, вздохнул и ждал ответа. Он изменился. — Не будь таким эгоистичным. Если я потерял память, это не значит, что мы с тобой прощаемся. Ну же, возьми себя в руки, Рики! Я подбодрил его и подал ему свою руку. Как только его тонкие пальцы сплелись с моими, я почувствовал тепло, что разнеслось по моему холодному телу. Да. Здесь легко замёрзнуть. Я уже видел на его коже мурашки, он подрагивал, но всё равно его тело продолжал сохранять прежнее тепло, потому что он чужероден этому миру, пространство, сотканное из моих воспоминаний, отталкивало Рики прочь, не принимало его. И поэтому я не хотел, чтобы он оставался здесь ещё хоть немного. Я закрыл плотную металлическую дверь и услышал резкий, въедающийся в сознание скрип… Тяжелой поступью я достиг того мира, что был реальным. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что за окном уже была темень. Шторы колыхались от северного ветра, я глядел на ночное небо, что было полотном для ярких звёзд и полной луны, освещающей округу. В удивлении я замер, так и не сказав ни слова. Кёске смотрел в никуда — невидящим взглядом он также наблюдал за картиной, что раскинулась за окном, а по щекам его катились слёзы, слёзы безысходности и одиночества. Словно впав в транс, он не видел, что окружающая обстановка изменилась, что время вновь пустило свой ход. Я  смотрел на его лицо, на которое падали тени лунного света, я наблюдал за тем, как он внезапно проснулся от дурного сна и удивлённо расширил глаза. Я не сдерживал своих эмоций, коснулся его руки своей… его ладони такие холодные, что кажется, он на минуту даже переставал дышать, и кровообращение приостановилось. Но он был жив, стоял прямо передо мной и плакал, впервые так свободно дав своей печали выход наружу. Мои руки теплы, я сплёл свои пальцы с его, мы коснулись ладонями друг друга, совершенно разные противоположности. Его руки холодны как лёд, мои же теплы. Я чувствовал летний бриз. Морозный воздух сильнее рвался через открытое окно, комната наполнилась свежестью, я подарил Кёске улыбку, вселяющую уверенность, что всё будет хорошо. Я был уверен в этом. Однажды он вспомнит. Я уверен в том, что всё будет хорошо. И я спасу его ещё раз. Я поклялся. Однажды я поклялся стать сильнее… Но тогда я дал себе ещё одну клятву… Тогда, лёжа под обломками автобуса, не видя ничего, кроме кромешной тьмы, не чувствуя ничего, кроме боли… тогда я дал себе ещё одно обещание, но не мог вспомнить его формулировку. До сего момента, я лишь во второй раз видел, чтобы Нацуме-старший плакал. Видимо, он дал слабину, растеряв свои воспоминания, и сейчас я даже представить не мог, что он испытывал. Не помнить своих друзей, осознавать, что сейчас будешь на их плечах лишь тяжкой обузой, понимать, что эта боль непреодолима и для них тоже. Это так же, как и считать, что отныне ты лишь помеха для Маленьких Проказников. Именно поэтому Кёске и не хотел видеть никого из них, лишь потому, что боялся последствий, боялся растеряться и не знать, как вести себя с друзьями. И это причиняло мне боль. Я не знал, какой степени его собственная боль, но я мечтал о том, как вернутся наши дни, что мы проводили все вместе, Маленькие проказники, и наш безупречный лидер, Кёске, что всегда славился безрассудными идеями. Я не желал ничего, только бы вернуть на его лицо прежнюю улыбку. — Ри…Рики… что мы…? Он собрался с мыслями, оправил манжет, взглянул на меня сфокусированным взглядом и ждал ответа. Я видел блеск, что плескался в его глазах, покрытых туманом, лицо Кёске как и прежде расплывчато потому, что не него падал лунный свет. Я слышал, как где-то вдали раздавался громкий лай псов, затем переходящий в вой. Не самый подходящий аккомпанемент для этой загадочной сцены. — Всё нормально, Кёске. Ты должен попытаться. Если мы так и продолжим прятаться, то никогда не достигнем желаемого. Поэтому… Я крепче сжал его ладонь и передал ему своё тепло, будто даже своими действиями говоря, что я здесь, рядом, и больше никогда не отпущу его руку. Да… то, что я пообещал сам себе в тот день, прижимая обоих Нацуме к себе, укрывая их от взрывной волны, было ничто иное, как… как то, что я больше никогда не оставлю их. И поэтому сейчас я должен бороться вместе с Кёске, теперь я буду делать его сильнее. — Поэтому пойдём к нашим друзьям. Я ведь уже говорил: даже если ты позабудешь и это мгновение своей жизни, тогда я буду помнить их за тебя. Мы сохраним твою память. Ты не должен прятаться от своих друзей, Кёске. Пойдём. Я вел его за руку. Двое подозрительных личностей ошивались вокруг, как бы делая вид, что они патрулируют округу, но я сомневался, что это учителя, которые остались на дозор… я просто пропустил их настойчивый взгляд, игнорируя, и пошёл дальше, ведя Кёске по внутреннему двору школы, а затем мы быстро бежали по лестнице. Правильно. Я знал, что Маленькие проказники сегодня собирались устроить встречу именно здесь, поэтому мы поспешили на встречу ко всем. Я видел, что прежней перегородки нет, и мы с уверенностью могли войти внутрь, полюбоваться на любимое Комари-сан место, крыша, вид с которой настолько чарующий и прекрасный, что наверняка поразит нынешнего Кёске. Определённо точно. — О, Кёске-сан, Нацуме-сан! А мы решили собраться здесь, чтобы полюбоваться полнолунием! Вафууу! Куд громко крикнула эти слова, отчего я потерял самообладание и поморщился. Слишком громкий звук резал слух, мои барабанные перепонки послали волну протеста. Рин стояла в стороне, взгляд её был заострён исключительно на брате, что сейчас выглядел настолько беспомощным, как и сама она когда-то. Даже представить сложно, что Кёске мог быть таким. — Мальчик, думаешь, не слишком грубо так бесцеремонно вторгаться на чужую территорию, причём делать это таким неожиданным способом. Куругайя Юико. Девушка, что может испугать любого одним своим видом. Даже наши смельчаки: Масато, Кёске и Кенго немного побаиваются её серьёзных подколок, что уж говорить обо мне, простом мальчишке, сильнейшим оружием которого было слово „обычность“. — Сестрёнка, да ладно тебе!!! Рики-кун только хотел весело провести время! Посмотри, даже Кёске-кун здесь… Слишком шумная Сайгуса Харука всегда вклинивалась в любую обстановку, какой бы безумной и эксцентричной она не была. Я положил руку на лицо, с трудом сдерживая негодование. — Рики-кун, и вы, Кёске-сан, здравствуйте! Вежливо поздоровалась с нами Комари. Я увидел, как Рин уверенно стоит рядом с ней. Недаром, они лучшие подруги. С тех времён узы дружбы между ними двумя становятся лишь крепче с каждым днём, и чем дальше убегают наши школьные дни, тем больше Рин привыкает к извечной компании Камикиты. — Наоэ-санХНацуме-сан. Вместо приветствия я услышал от Нишидзоно такое обескураживающее заявление. Я незамедлительно перевёл взгляд непосредственно туда, куда пал взгляд нашего странного менеджера, и, наконец, заметил, что наши руки переплетены, после чего я, старательно отмахиваясь, отпустил его ладонь. — Рики, ты и Кёске с собой привёл. Молодец, хвалю. Кенго выжидательно посмотрел на меня, по-прежнему одетый в своё хакама и красный джемпер с надписью: „Маленькие проказники“. Я чуть усмехнулся, он же сложил руки воедино, его жест ознаменовал лишь одно — он ждал начала веселья, вот в этом весь наш Кенго. Каким бы циничным он не казался, на деле больше всего схож с ребёнком именно он. — Масато. Окликнул его я. Масато, видимо впав в глубокие думы, что необычно для него, не ответил, а только сверлил взглядом белую стену, на которых видны наши тени. — Масато! Крикнул я, но на меня вновь не среагировали. Тогда Кенго выудил из-за пазухи синай, с которым почти никогда не расставался, и с силой ударил того по голове. Я горько вздохнул, чувствуя привкус поражения – всё, что я сделал, это лишь раззадорил Кенго начать очередной поединок между ними, в котором они, как обычно, выяснят, кто из них сильнейший. Конечно, пока в руках нашего Кенго синай Масато никогда его не одолеть, ведь дальние атаки куда эффективнее, чем ближние. С другой стороны, сейчас мы уже не участвуем в ранговых боях, устанавливая, кто из нас сильнейший. Вся эта лепета давно уже в прошлом, с тех пор, как Кёске покинул стены общежития и отправился покорять Токио. То есть, заниматься поиском работы, конечно же. Но сейчас я клонил даже не к этому. С тех времён я задумался, почему хозяйка общежития оставила комнату Кёске незаселённой, может быть он был для неё любимчиком или что-то в таком роде? Сейчас это было что-то вроде тайны, завесу которой я боялся не просто открыть, а даже приоткрыть, потому, как… глава общежития казалась мне очень суровой и строгой женщиной. Это даже к лучшему, ведь поэтому временами Кёске может возвращаться в свою комнату и заночевать там, почему-то, да, по какой-то необычайной случайности, ему удаётся провести такую махинацию, что никто больше об этом не узнаёт. — Ты что, охренел?!!! Масато, наконец, пришёл в нормальное состояние и приподнял огромные руки в воздух, одним лишь лицом показывая, что сейчас ошарашен не меньше Кёске, который молча наблюдал за раскинувшейся перед ним картиной обыденности. — Мы уже думали, что ты отправился в мир иной, или, хуже того, наладил связь с инопланетным разумом, который так часто одалживал у тебя школьную тетрадь. Я испугался за тебя. Быстро нашёл отмашку я. Инохара замер, явно пытаясь переварить то, что я сказал, а затем, собравшись, его взгляд остановился именно на Кенго, который, как и прежде, был полон невозмутимости. — Аригато, Рики. Ты поставил меня на путь истинный. Я больше не буду покидать этот мир, пока ты рядом. Я недоумевал. Масато и правда ничего не заподозрил? А я уж думал, что прямо сейчас они вновь подерутся, но, похоже, всё обошлось легче, чем могло казаться на первый раз. Однако по лёгкой улыбке, скользящей на лице Кенго, можно было сказать, что он ещё хочет добавить что-то от себя. Кенго, не испорти и так накалённую до предела ситуацию! — Он дурак. Прежде, чем успел что-то сказать Кенго, Рин добавила свою привычную реплику, чем привлекла внимание Масато. О, нет, дела плохи, если всё пойдет, как и сейчас, тогда Кенго непременно… — Что и ожидалось, он, глупый, даже не понял, что удар предназначался ему изначально лишь потому, что он так глуп. Похоже, пределу его глупости нет… Многозначительный выдох. Я ослышался, или Кенго зачем-то три раза повторил слово: „глупый“. Может для усиления эффекта? Я даже не догадывался, что он хотел этим сказать, но приготовился к финальной цитате, которую мог придумать лишь Кёске, чтобы остановить этих двоих. Масато уже напряг мышцы и развернулся в сторону Кенго, показывая, что готов атаковать. Кенго же выставил вперёд синай, приняв стойку. Если ничего не сделать, боя не избежать. — Достаточно! И это вы зовёте дружбой? Кроме того, что вы сейчас продемонстрировали, есть ещё доказательства того, что вы и правда являетесь друзьями? Кёске, напряженно нахмурив брови, смотрел на нас, будто бы не доверяя. Я попытался что-то добавить, но, по правде говоря, сказать-то мне былои нечего. Звёздное небо, словно надсмехаясь, поблекло, и округа была озарена лишь лунными лучами. Земля словно разрушилась и ушла из-под ног. Ветер усилился, свежий воздух захлестнул лицо и защекотал ноздри. Я зажмурил глаза, облако пыли поднялось в воздух, затем я увидел лицо Кёске, которое выражало растерянность и беспокойство. Он отрицал Маленьких проказников. И это правда так. Всё в мгновении ока перестало быть важным. Кенго и Масато остановились, взгляды всех оказались направлены непосредственно на Кёске, лицо которого выражало то, что мы понять не в состоянии, нет, это не только беспокойство — боль, непонимание, разочарование, грусть — Кёске просто морально убивал самого себя. Сейчас он находился на грани между становлением и саморазрушением. И он не знал, сделать ли шаг вперёд или отступить назад. Он просто был не в состоянии сделать этот выбор. Он не мог верить нам потому, что не помнил нас. Все его воспоминания о былом выцветали из памяти, и он боялся, что если отчается и поверит, протянет руку, то будет отвергнут и забыт окончательно. Куда лучше так и оставаться в одиночестве, чем чувствовать боль разочарования перед тем, как уйти. И он понимал это. Нацуме даже сейчас не переставал терзать себя разными мыслями — даже в период жизни, когда ему нужно лишь довериться нам — он отрицал нас. Потому что не мог вспомнить. Потому что боялся нового. Потому что сам загнал себя в эту ловушку. А мы… всё, что мы могли, это стоять и смотреть на то, как в его глазах плещется всё та же неуверенность, с которой он проснулся в тот день в белой… белой… белой… больничной палате… на белой койке с белыми-белыми стенами. Почему он в тот момент представил именно снежную пелену? Разве ответ был не очевиден? Чисто на психологическом уровне где-то в подсознании Кёске отложилась та самая картина белой палаты и его воспоминаний, таких же пустых, как и чистый лист, на котором можно написать всё, что душе угодно. Вот почему он ищет выход, горизонт, за которым находятся его прежние, окрашенные в яркие цвета, воспоминания. Я, наконец, понял это. — Кёске, всё хорошо. Стоя рядом с ним, я нашёл в себе силы вцепиться в его рукав и не отпускать, физически намекая на то, что я рядом, я тут, я никуда не исчезну. И Нацуме успокоился. Он склонил голову перед ребятами в извинениях, и меня душила эта атмосфера. Всё не должно быть так! Этот мир вновь неправилен. Прежде, чем я прошептал это, я  увидел, как мою руку уже сжимала чужая. Я чувствовал, что жив, мимолетное ощущение прокралось в тело импульсом, небольшой молнией, которая известила меня о прикосновении. Мне стало тяжелее дышать: в горле пересохло, в животе стоял ком, будто я проглотил тяжёлый по весу булыжник, и сейчас он тянул меня на самое дно. Почему? Почему я всё ещё не могу смириться? Отторжение, отрицание, неправильно, всё не так… Я подсознательно избегал ответа на столь существенный вопрос. А ответ заключается лишь в одном: я не желаю, чтобы Кёске оставался таким. И этого не изменить. Я хочу поставить его таким образом, дабы он всё вспомнил, но понятия не имею, каким образом должен это сделать. Просто… отторжение реальности, жестокой реальности, которая вновь хочет забрать у меня… его. Сколько сил у меня отняло понять эту простую вещь? Сколько раз я боялся потерять всё. И почему? Потому что я люблю их всех. Люблю всех Маленьких проказников. Каждого из моих дорогих друзей: Масато, Кенго, Рин, Нишидзоно, Комари, Харуку, Куд, Куругайю, и его… Кёске. Я просто желаю всегда любить их, чувствовать тепло их рук, играть вместе с ними, веселиться, разговаривать, просто быть рядом с ними… разве я столь многого прошу? И это обещание. Обещание всегда быть рядом. Защищать его. Я дал себе эту установку. И теперь я не сбегу. Сколько горя я не переживу, я пройду весь этот путь вместе с ним, рука об руку. Потому что я люблю его так же, как и всех Маленьких проказников. И хочу, чтобы, даже окончив школу, он оставался нашим лидером. А посему я просто обязан пересилить себя и вести его за собой, его, ослабшего, потерявшего путь. — Йахаха. Ребята, давайте тогда сыграем в „Короля“! Неожиданно крикнула Харука, пытаясь сменить тему, чтобы мы расслабились. Хотя улыбка на её лице и казалась натянутой, в мыслях всё равно пронеслось мягкое: „спасибо“, после чего Сайгуса крутанулась на месте три раза и достала деревянные палочки. — Ну что, я „за“. Следом подтянулась и Куругайя, которая, как и Сайгуса, любила разного вида азартные игры. Мне подумалось, что эта идея завлечёт Кёске, который любит развлекаться, но я увидел на его лице прострацию. — А… я не против… Выдавил из себя… точно говорю, выдавил. Я не сдержал смешок, а затем и вовсе рассмеялся, привлекая к себе внимательный взгляд красных глаз. — Ну что ж, тяните. Кто же король? Протянуто произнесла Харука. Все дружно опустили руки в небольшой кулёк, в котором лежали палочки для игры. Я потянул одну на себя и прочитал: "№ 5". Как банально. Да, столь серой личности как я никогда не доставались главные роли. Глаза Рин заблестели азартом, она самоуверенно положила руки на талию и посмотрела на нас с хитрой улыбкой на лице, после чего вытянула свою палочку вперёд, довольно кивая самой себе. — Я — Король! При этом она как-то смешно исковеркала это слово, и я невольно подсмеялся над ней. Рин, в чьих волосах всегда бренчал колокольчик, услышала это и зашипела на меня. — Итак, что бы мне придумать? Номер "5", кого ты любишь? Она посмотрела на всех оценивающим взглядом и, наконец, остановилась на мне, словно предугадав, кто является тем самым номером пять. Я бы с радостью проигнорировал её взгляд, если бы не правило, обязующее поднять палочку. Да уж, это не смешно, всё-таки зря мы согласились на эту игру. Словно чего-то ожидая от меня, Рин сложила руки на груди и пристально смотрела. — Ну, кто тебе нравится, Рики? Так же прямо спросила она, прямо как несколько месяцев назад. Незатейливая Рин, которая даже не знает слова „толерантность“, привыкла говорить всё, что думает во слух, заставая всех нас врасплох. Поэтому в некотором смысле её прямолинейности нет конца и края. Я ничего не сказал ей… и думал над ответом. — Рики… Напрягает. Теперь на меня смотрели и все остальные. Кёске каким-то напряжённым взглядом поражал меня насквозь, будто бы сквозь меня прошло нечто острое, окончательно добившее мою сдержанность. Чёрт, теперь я слишком взволнован! — А…аа….это…Маса…а, нет…Ку…Ааа… всё не то!!!! Громко крикнул я и схватился за голову, присев на корточки. Я не видел лиц остальных, но попытался прийти в себя. Я люблю всех Маленьких проказников, это да, но среди них, кто был самым важным для меня… Я никогда не думал об этом… Комари очень добрая девушка, Нишидзоно умная и рассудительная, Куругайя просто крутая, и да, тоже умная, Рин мне нравилась своей прямолинейностью и повадками, тем более она была подругой детства, Куд была милой, до ужаса милой, Сайгуса шумной, но привлекательной. И всё терялось в небытие, когда я думал, кто из них мне нравится больше! — Я? Рин так прямо сказала это, что моё сердце пропустило пару ударов. Пульс сильно участился, а кровь сильнее прилила в голову, щёки залились румянцем. — Нет-нет-нет. Я отрицательно качнул головой, пытаясь взять себя в руки, однако сконцентрироваться больше не получалось. — Рики… если не я, то кто? Комари-тян, Мию-тян… Она начала по цепочке перечислять весь женский состав Маленьких проказников, но затем выпалила то, чего я не ожидал. — Кёске. Я замкнул логическую цепь, затем выкинул всё из головы, у меня в голове было пусто, не оставалось ни одной нормальной мысли, всё внутри просто пульсировало огнём, мозг вскипел, я не мог сконцентрироваться. Мимолётом взгляд мой наткнулся на Кёске, который совершенно спокойно адаптировался в этой обстановке, но теперь на его лице сияла прежняя улыбка, отчего моё сердце на несколько секунд замерло, а затем… вновь пустилось в пляс. — Нацуме-санХНаоэ-сан… всё-таки промах. Я не знал, что Нишидзоно там себе напридумывала, но всё не так… не может быть… чтобы я и Кёске… это было последним ударом для меня. Сдавшись, я ослаблено опустил плечи, показывая, что мне нечего ответить на этот вопрос. — Ваффуу! Как неожиданно-десу! Вскрикнула Куд, отчего мне стало ещё сложнее поднять голову. Тело словно налито свинцом, настолько тяжелое, как и этот морозный летний воздух. Всё-таки это странно, перед каникулами мы проводили наш почти ушедший последний год тут, на крыше нашей школы. Осталось всего ничего, и мы уже окончим школу и пойдём по стопам Кёске. Было ли это к лучшему или к худшему, я не знал, но у нас будет целых три месяца, за которые мы сможем найти себе соответствующие места. Ну, кроме тех, кто собирается в университет. Конечно, я уверен, что Кенго и Куругайя пойдут учиться и дальше, но это не значит, что мы не сможем проводить с ними время. — Так Рики нравится Кёске? Значит, я уже никуда… Рики, по что ты оставляешь меня на произвол судьбы? Возгласы Масато привели меня в себя, думать сейчас о будущем ни к чему, я должен показать Кёске место, где его всегда ждут… точно, о чём мы там говорим… лица всех прикованы ко мне… точно! … кто мне нравится? Хм… — Нет-нет-нет. Вы всё неправильно поняли. Я симпатизирую одной из наших одноклассниц. Наглая ложь. Конечно же, я просто врал, но это не значит, что я обманывал их, потому что только так я могу преодолеть это недоразумение. То есть, как… это значит, что они не подумают такой ерунды и впредь. — Так значит, я тебе не нравлюсь, Рики? Впервые за весь вечер я услышал бархатистый голос, который разнёсся эхом в моих ушах. Сердце снова забилось быстрее даже из-за подобной ерунды, я приковал взгляд к Кёске и увидел на его лице лёгкое разочарование. Вот это недопонимание. Я должен что-то сказать, что-то, что докажет, что он мне не противен, но как это выразить, чтобы все поняли это правильно. — Нет, конечно! Я и тебя люблю, Кёске! И вновь увидел перед собой недоумение на их лицах. — Так значит, ты у нас многолюб, да, мальчик? Я услышал нелестное замечание из уст Куругайи. — Да всё не так! Крикнул я, мой голос разнёсся по всей улице. Понимая, что нас могут застать, мы переглянулись, я увидел одобрение на каждом из лиц. Значит, на сегодня сворачиваем лавочку… — Жаль, если бы Кёске и Рики начали встречаться, из них бы получилась весьма неплохая пара. Ну и ладно, мне же лучше, я могу проводить с Рики больше времени! Да что это за бред? На лицах всех такое безмятежное спокойствие, что мне кажется, они обсуждали не очередную глупость, а что-то, имеющее философичный подтекст. Я озадаченно приложил руку ко лбу, как вся эта тема с обсуждением, кто мне нравится, перешла на нас с Кёске вообще?! И всё-таки навевало воспоминания… Дежавю, наверное…