За горизонтом.

— Ура! Сегодня выходные! Можно не утруждать себя учёбой! Масато поднялся с постели, когда ещё только взошло солнце, и стал тренироваться. Сначала отжимания, потом поднятия гирь, как ему не надоедает качать мышцы. Хотя можно позавидовать ему, настоящий жаворонок. Я встал с кровати часом позже, всё это время только и делая, что накручивая себя. Затем мне на телефон пришло сообщение… от Кёске. «Прости меня за вчерашнее. Можем мы поговорить в уединённом месте?» Я тут же замер на экране телефона как вкопанный, всё ещё не веря своим глазам. Но зрение меня не обманывало, то, что я видел перед собой, не было галлюцинацией после сна, это было правдой. Я начал усиленно набирать ответное сообщение, печатая его с такой скоростью, что, подумалось, я занимался этим всю свою жизнь. В итоге то, что у меня получилось, озадачило меня. «Это ты меня прости. Я зря обвинил тебя в том, в чём не должен. Понятно, что ты сорвался, … со всеми бывает… да и оказывается, ты довольно страшен в гневе. Попытаюсь больше не говорить тебе слов, которые могут тебя задеть. Прости меня ещё раз. Ах, да, где встретимся? Тебе же не на работу сегодня? Так что я зайду к тебе в комнату? …!» От волнения у меня заплетались пальцы, я даже пару раз выронил телефон из рук, настолько они тряслись, написал пару неправильных кандзи, за что упрекнул себя, а потом с огромной скоростью собрался, дожидаясь ответного сообщения. «Хорошо». На всю мою тираду не о чём он ответил этим согласием. Я сказал Масато, что скоро вернусь, и мгновенно вылетел из комнаты, попутно сбив с ног пару учеников. Всё хорошо. Он не гнал меня, значит… и когда я отворил дверь, он сидел за столом, такой же сосредоточенный на манге, как и всегда. — Кёске… Я позвал его по имени, но голос немного сорвался. Он вновь обратил на меня внимание и показал на стул, что стоял противоположно от него. — Эм. Ты хотел о чём-то поговорить со мной? Кёске сейчас был в повседневной одежде: лёгкая белая футболка и джинсы, в общем, прикид среднестатистического человека, которого можно увидеть в любом городе. Однако его лицо всё равно я бы узнал из тысячи других — настолько привлекательным я его считал — не то, что сам я, который ничем не выделялся среди толпы — даже волосами. У Кёске они были рыжие, такой цвет волос несвойственен японцу, у меня же каштановые — обыденность и серость в любом проявлении того слова. Я уж умолчу о его красных глазах, которые и делали его внешность знаменательной, выделяющейся из сотни других. — А… прости, я зачитался. Так что ты хотел меня спросить? Он перевёл глаза со страниц манги на меня, таки тушуегося от его пронзительного и серьёзного взгляда. — Ты написал мне, что хотел бы поговорить наедине о чём-то? Кёске задумался, поводил пальцем по гладкому покрытию столика и вновь отчеканил. — Ну да. Я забыл. Вроде бы я хотел извиниться за всё, что вчера было сказано. Ну и всё. Я вздохнул. Что довольно ожидаемо от нашего Кёске, который постоянно удивлял своими действиями. И тут я решился спросить его ещё кое о чём, точнее как, слова сами сорвались с языка, а я не успел понять, как уже сказал их вслух. — Кёске, то, что вчера было сказано… потерю памяти ты правда инсценировал? Я заметил, как он напрягся и отложил журнал с мангой в сторону. Солнечные лучи по-прежнему выбивались сквозь занавески, я почувствовал, как мне становится не по себе от его пристального взгляда и серьёзного выражения лица. Кто-то должен был разрядить накалённую обстановку, а то подобный шок чреват потерей сознания. А затем… он улыбнулся… искренне, как и раньше. — Нет. Врачи недоумевают — они не знают такого вида амнезии. Во всяком случае, не сталкивались с таким раньше. Воспоминания приходят ко мне во снах. Будто кто-то запер их в подсознании, заблокировал и не даёт мне свободно владеть всей информацией, что заложена в мозгу. Точнее, можно сказать, что я сам заблокировал себе доступ. Смешно. Кёске говорил эти слова с некой долей горечи. У меня пересохло во рту. И, правда, тот Кёске, которого мы знали до этого момента, вполне был способен на такое. Но что он добивался сам от себя? Чего хотел, возвращая лишь обломки воспоминаний? Что он хочет? Я не понимал, но смотрел на то, как нынешний Нацуме перевёл взгляд на линию горизонта за окном. Опять. Невольно он всё равно вновь и вновь вспоминает о том сне. Даёт ли это хоть какую-то наводку о целях нашего Кёске? Совершенно нет. Я не имел ни малейшего понятия, чего он добивался, всё, что мне оставалось, сидеть и строить предположения, которые были отброшены в сторону. Вчера, … неужели вчера тот крик души исходил не от этого Кёске, а от того, что был с нами до потери памяти? Он и правда хотел, чтобы мы больше никогда не виделись, или что? Чего он хотел добиться? Невольно я вспомнил ту встречу с ним. В том сне, где всю улицу заметало метелью, он сказал мне, что у него есть мечта. Получается, эта мечта сейчас стала целью, и таким методом он пытается достичь её. Но чего же он желает? — Кёске. Я привстал из-за стула, смотря в его растерянное лицо. Этот человек не наш лидер, он всего лишь тот, кто растерялся и не может понять, что нужно тому обладателю тела, что запер его воспоминания. Этот Кёске потерян. И я должен обеспечить ему поддержку. Хотя бы только так. Я присел на корточки и обнял его, пытаясь дать понять, что всё хорошо… Когда мы простились, я понял, что прошёл первый выходной. Мы говорили о всякой ерунде, ни на секунду я не замечал ощутимых перемен в его поведении. Но что-то мне не нравилось. Что-то шло не так. Точно говорю. Я был уверен в этом. Я решил заняться выбросом не нужных вещей, пока ещё не совсем стемнело, и наткнулся на книжку, что мне подарили в детстве Рин и Кёске. В ней толстым маркером была нарисована чья-то смешная мордочка — явно проделки маленькой Рин — я решил, что мне нужно её увидеть, чтобы разобраться в этой непростой ситуации. Я набрал номер Рин и позвонил ей, попутно вытаскивая мусор на помойку в мешке. Я оставлю его тут, а на утро машина должна забрать всё это. И вот, когда я настиг дверей женского общежития и остановился там, то увидел Рин, что была одета в белое платье. Так необычно для неё. На минуту я даже обомлел, но потом взял себя в руки и, прокашлявшись, начал разговор. — Для чего ты каждый раз задаёшь мне один и тот же вопрос? Я должен был прояснить всё, пока мы не разрушили нашу дружбу. Рин нахмурилась и, затем, вновь сложила руки на груди. Такой привычный для неё жест. Я понял, что привык ко всему в её внешности. Всё это было так просто, … как и смотреть на окружающий мир. — Так кто тебе нравится, Рики? Ответь сначала ты, потом я. Мию, Куд, Куругайя, Комари, Харука… или же… Кёске? Я вновь не ожидал, что она упомянет его имя. Я отвернулся, не в силах выдержать условное давление. Кёске… тот, с кем бы я хотел быть всегда. Вот и всё. Дело не в том, кто мне нравится, я не хочу разлучаться со всеми ними, но если говорить о том, кто мне всегда был важнее других, то ответ очевиден. — Я не знаю, чего ты добиваешься, Рин, но тот, кто ближе мне — это Кёске. Вот и всё. Я сказал это без тени сомнения. Я не признавался в чём-то сверхъестественном, я не говорил про «нравится», я ничего не утверждал, я лишь говорил, что не хочу разлучаться с ним. И на этом всё. Больше ничего. Я лишь сказал слова, что так и рвались наружу. Они хотели быть высказанными. — Понятно. А мне нравишься ты, Рики. И это не ложь. Нет, скорее я даже люблю тебя. Я счастлива, что я, наконец, сказала это. Просто знай о моих чувствах. Спасибо. Что ж, я пойду. Когда она развернулась, я видел, как её изящный хвост лёг на спину, а концы волос даже успели пощекотать мой нос. Я увидел на её лице улыбку, когда она прощалась со мной на сегодня, и это необычное поведение обескуражило меня. Мне казалось, будто это прощание навсегда. Я посмотрел ей вслед. Когда она уходила, то впервые в жизни ко мне пришло озаренье… девушка, что шла туда, была настолько хрупка и женственна, а я этого никогда не замечал. Интересно, почему же? Она сказала, что любит меня, было ли это истинное признание? И почему мне кажется, что мы распрощались с нею? … На следующее утро я обо всём забыл. Я не мог вспомнить, чем вчера занимался, а когда попытался совместить картину в своёй голове, то всё получалось смутным и не чётким. Непонятные образы, незнакомые голоса, которые больше напоминали шёпот. Когда я подумал об этом, то, наконец, немного вспомнил произошедшее — вчера случилось грандиозное событие – Рин, та стеснительная Нацуме-младшая, которую я знаю, призналась мне в любви без доли сомнения. Я ничего не успел ответить ей. Я лишь сказал, что самый дорогой человек для меня это Кёске. Если бы я начал встречаться с Рин, не было бы никаких проблем. Я смог бы видеть Кёске каждый день, постоянно, мы бы даже стали больше, чем друзья, стали бы кем-то ближе, …, но тогда мне бы пришлось провести всю свою оставшуюся жизнь рядом с Рин, стать её возлюбленным, и почему-то я не хотел этого. Я не любил Рин. Возможно, если вернуться в далёкое прошлое, у меня и были хоть какие-то чувства к ней, но сейчас это было не больше, чем дружба. Я не хотел разрушать наши дружеские узы. Мы впятером всегда были вместе, а сейчас в нашу жизнь врывалась новая проблема — любовь. Да. Как же я сразу не мог этого понять. Рин, которая всю жизнь общалась лишь с нами, не могла обратить внимания на других мальчиков, поэтому она приглядывалась лишь к нам. Невольно, но она начала симпатизировать именно мне, и это чувство медленно съедало в ней остатки тех дружеских чувств, до тех пор, пока она не решилась признаться мне. Для Рин это был подвиг, она, даже незнающая, что такое любовь, чётко произнесла мне эти слова, даже не сомневаясь в их подлинности. И вместо ответа я только проводил её незнающим взглядом, я сбежал от проблемы, думая, что она решится сама собой. Я не стал сильнее, я нисколько не повзрослел, даже Рин продвинулась с той точки, на которой она была, но только не я. — Рики, с добрым утром. Я услышал мягкий, бархатистый голос. До боли знакомый. Я тут же подскочил с постели, подушка рухнула на пол, а я раскрыл глаза от удивления. — Кёске, ты чего тут делаешь? От удивления я чуть не проглотил слова. Будучи в одной пижаме пастельного цвета, я перевёл взгляд на него — точно такой же вид, как и вчера. На его лице зияла широкая улыбка, будто мы вернулись во времена, когда Кёске ещё был самим собой, он кивнул на улицу, в сторону окна, где было пасмурно и, кажется, довольно прохладно. — Сегодня выходной. Пойдём прогуляемся. Я был не против. Переодевшись в повседневную одежду, я оглянул нашу с Масато комнату. Его самого здесь не было, видимо, он ушёл на утреннюю тренировку, или как он там её называл, но я даже и подумать не мог, что в сегодняшний день мы с Кёске пройдёмся по городу как в старые добрые времена. — Кстати, а почему ты решил прогуляться? Задал я вопрос, даже не ожидая того, что он ответил впоследствии. — Потому что сегодня собрание Маленьких Проказников. Мы пройдёмся по центру города всей компанией, а потом зайдём к Комари на блинную вечеринку. Что-то такое. Так значит, его уговорили. Я и думал, что Кёске ни за что не проявил бы инициативу в такой ситуации, но это было правдой. Ребята хотели, чтобы мы сошлись как обычно, чтобы мы развлеклись как всегда, все вместе, как раньше. Даже из-за того, что у нас разные жизненные пути, мы не должны были расходиться, мы наоборот должны использовать единственные свободные выходные, чтобы развлечься как раньше. Когда мы вышли на улицу, в спину нам бил морозный северный ветер, а около общаги ждала целая компания — среди них я взглядом натолкнулся на Рин, которая пыталась не смотреть мне в глаза. Её лицо было набучено, а на щеках играл румянец. Она стыдилась за вчерашнее. — Хы. Мальчик и Нацуме, значит. Осталось дождаться одного идиота. Но можно идти и без него. Кстати, мне кажется, или между вами троими произошло что-то неладное? Как всегда, начав с холодных изречений, на нас смотрела Куругайя Юико — первая красавица школы, вундеркинд, которая секла во всех областях и могла запомнить текст, лишь единожды взглянув на него. На ней была одета школьная форма — и какого чёрта она решила одеться именно так на вечеринку — на губах играла издевательская садистская улыбка, а её лицо, как и прежде, было прекрасным даже без наличия косметики. Любая девушка могла позавидовать Куругайе во всём, кроме её характера. Она была слишком садистом, чтобы кто-то запал на неё. А ещё эта девушка была холодной и отрешённой со всеми, кроме нас. И глядя на неё в мыслях пробежала лёгкая как пушинка мысль, которая отчего-то была неприятна мне — Куругайя и Кёске бы неплохо смотрелись вместе, потому что оба были слишком недосягаемы. — Вафу! Доки-доки. Бурчащая Куд обомлела, слушая страстную речь шепчущей ей чего-то Нишидзоно. Мне даже страшно было представить, что она ей там плела. Номи Кудрявка — моэ воплоти. Милая девочка, которая не выглядела на свой возраст. Длинные, ниспадающие на спину снежные волосы, детское личико, её образ выделялся среди других школьниц её возраста. Как-то раз я слышал, что Кёске нравятся маленькие девочки, быть может, в душе он был лоликонщиком, тогда Куд идеально подходила на эту роль. Нишидзоно была отрешённой от мира, словно принадлежала другому, она никогда не пыталась идти на контакт без надобности, и вообще производила впечатление умной, начитанной и непреступной девушки, которую нужно было долго добиваться — короткие синие волосы, длинная юбка, скрывающая бледные бёдра, скромная рубашка, что прикрывала её тело во всех местах. Я бы сказал, что скромница неплохо бы сочеталась с красавчиком. — Харучин устала тут стоять. Ринушка, как ты думаешь, о чём это сестрёнка говорит? Харука Сайгуса. Немного страстная, всегда возбуждённая девушка, шумная и весёлая. Ей было некуда девать свою безграничную энергию, в этом и состояла часть проблема. Длинные сиреневые волосы, завязанные в причудливый хвост, заколка в волосах, по которой её можно было легко найти в толпе, довольно атлетически сложенное тело, она явно много занималась спортом. В общем, она недурно выглядела для своего безбашенного поведения. Да и по росту она подходила Кёске. Стоп, какого я всё списываю на него! — Какая я тебе Ринушка! И вообще, это не ваше дело. Рин, образ которой всегда стоял в моей голове, была прямо передо мной. Если бы я протянул ей руку, взялась бы она за неё? Кстати, брат и сестра… как это называется… инцест? Я идиот! Парируя свои не лестные мысли, я стушевался окончательно и посмотрел на близ стоящую Комари. Красивая блондинка, добрая девушка и просто хороший советник. В ней не было ничего особого, однако она обладала природным шармом залечивать раны других людей, направлять их лишь на добро. — Ну-ну, Рин-тян, они же всего лишь спросили. Я улыбнулся, когда заметил, что Кенго тоже здесь. Он как всегда был сосредоточен на максимум, улыбка на его лице знаменовала начало какой-то перепалки, это точно. И как всегда он был одет слишком эксцентрично — красный джемпер и хакама, которая вообще-то выделялась из толпы. Он же уже бросил клуб кендо, так какого чёрта он сохраняет образ бойца? — Итак, я жду ответа. Снова вклинилась в перепалку Куругайя, внимательно оглядывая меня с ног до головы. Я вздохнул. Ей что, нравится издеваться? Да уж, это точно. Кёске рядом со мной пару раз непонимающе моргнул, а я пытался придумать, как можно сменить тему. — Я призналась Рики в любви. Довольна, ведьма? Я даже поперхнулся от неожиданности. Рин так легко это сказала, будто это было то же самое, что умножить два на два. Я даже не знал, что добавить, просто наблюдал за удивлением всех остальных. Ещё бы, вон Кенго аж рот раскрыл, а я что… я положил руку на лицо, думая, что Куругайя обязательно сделает из этой новости сенсацию. — Ну и? Что ответил тебе мальчик? Кажется, ответа ей было мало. Куругайя выжидательно посмотрела на Рин, у которой был слишком подвешен язык. Я не знаю, что делать с её прямолинейностью, это точно. — Ничего. Он ничего не ответил мне. И все тут же повернулись ко мне, словно лишь одним взглядом спрашивая, почему я не ответил ей взаимностью. Из моего горла вырвался усталый вздох, а руки стали чуть подрагивать, но тут на помощь пришла Нишидзоно. Не к добру это, точно чувствую, не к добру. — Я же говорила — Наоэ-сан любит Кёске-сана. Так легко отчеканила она, а у меня окончательно пропал дар речи. Быть может, я вообще не хотел никого любить! Почему они не могли подумать об этом? Снова тишина. Недоразумение. Надо как-то предотвратить недопонимание, поэтому я решил поступить грязно, даже понимая, что всё это спишут на шутку. — Нет, это не Кёске. Масато. И шутка удалась. На их лицах я увидел ещё большое недопонимание. Рин вообще даже косо побаивалась посмотреть на меня, Кёске вовсю гладил подошедшего к нему Леннона, Юико, словно разочаровавшись во мне, сделала наглядный разворот, и лишь Кенго продолжал упрямо смотреть мне в лицо. — Не ожидал. Рики нравятся идиоты. Это же шутка! Но даже так, все забыли о заявлении Рин, словно этого и не было. Как будто предугадав обстановку, к нам подбежал Масато, весь запыхавшийся, явно торопящийся на встречу, он чуть не угодил под машину. Та тормознула прямо перед его носом, а он, выругавшись, погнал к нам на всей ведомой ему скорости. Когда он подошёл ко всем, на него уставилась Куругайя. — «Это» лучше двух Нацуме. Не ожидала от мальчика такого «недоразумения». Масато ничего не понял, только обратил на меня внимания. Я пожал плечами, мол, ничего не знаю. Так значит, Куругайя считает Масато недоразумением, используя к нему местоимение «это». Всё ясно, как белый день. И первым местом, которое мы решили посетить, был парк аттракционов. Кто-то отправился в дом с приведениями, кто-то прокатиться на лошади, кто-то попрыгать на батуте, прямо как маленькие дети. Ну, а мы с Рин отправились на колесо обозрения. Когда мы сели в кабину, мир был виден с высока, огромное расстояние отделяло нас от земли, Рин смотрела сквозь толщу стекла, но мне не говорила ни слова. Интересно, остальные так и хотели, чтобы мы остались наедине? Моё тело немного тряслось, я сжал руки в кулаки и смутно взглянул ей в лицо — всё такой же румянец на щеках. Рин чувствовала себя неловко в моём присутствии. — Рин, прости. Начал было я, чем привлёк её внимание к себе. Рин посмотрела на меня так, будто я ничего не стоил, будто бы она никогда и не признавалась мне в чувствах. И это спокойствие, что сейчас было написано на её лице, немного обескуражило меня. — Как там Кёске? Я думаю, что чем дальше, тем больше он становится похож на себя. Его воспоминания возвращаются? Рин смотрела на меня, будто искала ответы на все эти вопросы именно во мне. Я сглотнул ком в горле, серьёзно, я сам не знаю, что должен ответить. Там, по ту сторону стекла, в самом парке я увидел его. Он улыбался, стоя рядом с Куругайей, и это удивило меня. Они всегда ладили, это я знал, но как же гармонично они смотрелись вместе. Это чувство, доселе незнакомое мне, породило во мне сомнения, скорбь о том, что я не могу его достичь. Сейчас он как никогда казался мне далёким, как тот горизонт, которого мы так и не смогли коснуться. Я положил руку на стекло, холодное ощущение передалось по моей ладони, и эта отчуждённость окончательно заставила меня понять, как я беспомощен, но в чём? — С Кёске и правда всё хорошо. Я хочу на это надеется. Рин, ты сказала правду? Ты любишь меня? Она кивнула. Колокольчик в её волосах вновь зазвенел, и это уже привычное явление вызвало во мне тревогу. Как никогда раньше, я не мог поверить, что всё это происходило наяву. Я нравился этой застенчивой девушке, подруге моего далёкого детства. Когда мы опустились к земле, и колесо прекратило вращение, мы вышли из кабины и заплатили деньги. Рин так и не говорила ни слова, но вот к нам подошёл Кёске, что, кажется, где-то нашёл сладкую вату и теперь уплетал её за обе щеки. — Ты что, ребёнок? Сделала ему язвительное замечание Рин, сложив руки на груди. Кёске только кивнул в ответ и продолжил есть свой деликатес. — Вот идиот. На минуту мне показалось, что мы вернулись в старые времена. — Нацуме, мог бы ты пойти с Рики куда подальше? Мне с Нацуме-младшей надо серьёзно поговорить. Не самая радужная просьба вышла из уст Куругайи, на её лице была улыбка, но я сомневался, что она делала это для того, чтобы поговорить с Рин, скорее она опять задумывала что-то. Кёске, поглощающий вату, лишь кивнул и, схватив меня за руку, направился прочь. Я даже сказать ничего не успел, лишь увидел, как на его лице вновь расцвела улыбка. И тогда я взялся за его руку крепче, думая, что всегда бы хотел, чтобы всё оставалось именно так. — Думаю, тут запущенный случай. Напоследок я услышал вздох со стороны Куругайи. Мне не дали обдумать случившееся. Когда мы отошли в сторону, то просто стояли, смотря в никуда. Кёске так и словом не обмолвился, приложив руку к подбородку, он усиленно пытался что-то придумать. Забавное выражение лица, — подумалось мне, когда я видел его сосредоточенное внимание. Стоп, на что он смотрел? Когда я пытался проследить за направлением его взгляда, то понял, что он наблюдал за Рин, играющей с бездомными котятами. — Они ладят. Куругайя и Рин. Констатировал он факт, затем посмотря на меня. Многозначительный взгляд красных глаз словно умолял меня согласиться с этим утверждением, и я больше ничего не смог, кроме как кивнуть ему. Ладили ли они или нет, я не знал, однако хорошо понимал, что всё это было видимостью для отвода глаз, на деле они хотели, чтобы мы остались наедине. И что они пытались этим добиться? — Ага. Хочешь ваты? Неожиданный вопрос и протянутая рука. Рукав его рубашки чуть загнулся, он почему-то не обратил внимание на расстёгнутую пуговицу, я невольно ухватился за ткань и чуть дрожащими руками застегнул пуговицу, оправив его рукав. Кёске изумлённо взглянул на меня, а затем снова лучезарно улыбнулся, протягивая сладкую вату. — Будешь? Я протянул ладонь, в которую была вложена вата, поднёс сладость к губам. Когда я опробовал её, то понял, что она тает на языке. Приятный вкус, точно говорю, прочувствовав сахар, который ещё долго оставлял привкус в горле, я довольно улыбнулся. Кажется, я настолько расчувствовался, что на несколько недолгих секунд я даже впал в детство. Леннон, подбежав к нам и махая хвостом, на конце которого был бантик красного цвета, дружелюбно начал тереться носом о наши ноги, переворачиваться на животик, будто намекая, чтобы мы погладили его. И, конечно же, кое-кто времени даром терять не стал — он опустился на колени, вложил в рот остатки сахара и начал крутить пальцем по брюшку кота — туда-сюда, повторяя вращательное движение снова и снова. Наблюдая за этой картиной, я рассмеялся до коликов в животе, почему получил в свой адрес непонимающий взгляд. — Чего? Задал он мне вопрос, а голос его звучал немного изумлённо. Ещё бы, вроде бы привычная сцена, с которой я был знаком давно, но сейчас он почему-то напомнил мне Рин. Ужасно несправедливая жизнь, которая сотворила это с ним. Я не мог простить себя за ту слабость. Вроде бы я уже раз преодолевал нарколепсию, так отчего болезнь снова дала о себе знать? Этот мир полон тайн, и покуда мы живём на белом свете, то будем сталкиваться с так называемыми «неудобствами», которые необходимо преодолеть. Как мы должны справляться с невзгодами? Кто-то предпочитает убегать от проблем, считая трусостью самой эффективной борьбой, кто-то предпочитает плыть по течению, надеясь, что однажды жизнь остановится сама по себе. Ну, а есть те, кто пытаются вырваться с морского дна на поверхность, выплыть и дышать свежим воздухом, вместе с теми, кто уже прошёл через это. Борьба — есть смысл существования. Чем старше человек становится, тем быстрее он понимает эту истину. Я и не собирался сдаваться. Даже если все мои старания не будут оправданы, я продолжу бороться. Это политика нашей дружбы, политика Нацуме Кёске, что установил для себя единое направление — не попробуешь — не узнаешь. С недавних пор я понял, что руководствоваться нужно не тем, что ты хочешь или можешь, а лишь тем, что тебе нужно. Люди говорят — не бывает ничего невозможного. Тогда ответьте, оживить мёртвого вам слабо? Смогли бы вы сделать что-то, чтобы преодолеть боль потери? Да, единственное, что нам остаётся в таком случае — это смирение. Но мы, Маленькие проказники, однажды уже преодолели границу смерти. А сейчас сдаваться было слишком рано, да и глупо, но чем дальше проходило время, тем больше я чувствовал, что он отдаляется, и это не просто ощущение… это уже похоже на фобию. — Мы возвращаемся. Долго будете стоять тут? Когда к нам подошла Рин, сопровождая свою реплику ворчанием, я отвлёкся от размышлений. Леннон, что повадил ластиться к Кёске, наконец, слез с его рук и сел на плечо своей хозяйке, что сразу же расплылась в улыбке. — Ну что, пойдём домой, Кёске? И вот, когда я вновь задал вопрос, то увидел на его лице озадаченное выражение. — Мы…? А кто ты?