От Венгрии с любовью

Наступил тягучий светлый летний вечер, и Гилберт отправился на назначенную встречу с Элизабет, будущим, как он надеялся, союзником в битве за внимание одной страны. Вопреки вполне обоснованным сомнениям, дом Венгрии встретил Байльшмидта запахом вюрста. «Может, она и пиво купила? - понадеялся Пруссия, - но нет, таких чудес не бывает». Что бы он там не думал, а чудо имело место быть: Хедервари встретила его в дверях очаровательной улыбкой, усадила за стол и подала сосиски с излюбленным хмельным напитком. Сев напротив и подперев голову руками, она кротко и ласково разглядывала дорогого гостя, которому от такого неожиданного приёма кусок в горло не лез. - Так о чём ты хотела поговорить? - Ко мне приходил Людвиг. Жаловался, что ты пристаёшь к Венециано, просил пристроить старшего братца в хорошие руки, - не стала юлить Венгрия. - Ты ешь, ешь, пока не остыло. - А ты и рада чужую личную жизнь построить, - растеряно съязвил Великий. Непонятно, чего он там ожидал от этого диалога, но девушка явно говорила что-то не то, вела себя как-то не так и вообще, сегодня оказалась какой-то нетипичной для самой себя. С такой Лизи Гилберту общаться было непривычно. - Рада, - прямо сказала девушка. - И у меня для тебя уже имеется пара кандидатур. А самому тебе кто-нибудь нравится? - Великий Я не могу не иметь великой и светлой любви, - псевдорезонно воскликнул Пруссия, потрясая вилкой с колбаской. - Я люблю... Нет, мне нравится... Ну, то есть, не то что бы нравился... Запнувшийся Прусс понял, что окончательно запутался и смутился. Конечно, такому крутому парню, как он, смущаться не пристало, но он никогда ни с кем не говорил о своих привязанностях. С непривычки даже Великий Он не смог справиться с собой в первый момент. Но только в первый. Что ни говори, но Гилберт действительно был крут, ибо, чуть помолчав, он всё-таки назвал любимое имя любимой страны: - Россия. *** Россия что-то недовольно шептал, то и дело поглядывая в коробку, что расположилась рядом с ним. В ней лежал подарок для кое-кого особенного, и ждал своего дебютного часа – Иван был готов поклясться любимым шарфиком, что посылка понравится адресату. Однако Брагинского мучил вопрос – как дать понять получателю, от кого подарочек? В конце концов, русскому не слишком хотелось, чтобы кто-то узнал об этой его тайне. Долго думая, северянин решил оставить записку. И, собственно, потому сейчас он корпел над небольшим листком, время от времени покусывая ручку, и пытаясь придумать что-то стоящее. Половина листа уже была исписана, однако о смысле надписей история умолчит – все они в разной степени были зачёркнуты. И только последняя запись была представлена миру: «Польше от России». Иван долго вглядывался в короткую запись, размышляя, подойдёт ли подобное послание, придирчиво анализируя. «Слишком просто... твою мать!». Россия тяжело вздохнул, медленно приподнялся из-за своего места, взял любимый кран и... с милой улыбочкой в пол-лица, крайне плавно и осторожно, со всей силы так, опустил его на многострадальную бумажку. А потом ещё. И ещё раз. Удары бы так и продолжались, если бы не одна досадная случайность – бедная столешница, и так нередко терпящая насилие, раскололась, и вот уже через минуту Брагинский с сожалением разглядывал разломанный на две части стол. Один из ящиков раскрылся, и в нём показались милые, но совершенно неожиданные для северянина безделушки: маленькая фигурка Hello Kitty, подарок Китая на День рождения, зуб Америки не ниточке, который русский выбил Джонсу после знатной попойки (и после долго убеждал янки, что это произошло случайно), повязка Кёркленда, которую Россия конфисковал у бывшего пирата ещё во времена эдак Михаила Фёдоровича, тевтонский крест Пруссии, который Иван не стал возвращать Байльшмидту даже после падения Берлинской стены (что, к слову, послужило поводом немалого количества скандалов), пара рентгеновских снимков, запечатлевших переломанные далеко не единожды пальцы Литвы, и, пожалуй, самый интересный трофей – любимый нож Наташи. Вспомнив, при каких обстоятельствах он заполучил сие оружие, Брагинский поморщился и, добивающим ударом опустил кран на ящичек. Всё-таки поцелуй сестрицы так просто не забывается. Окинув взглядом порушенную комнату, расколовшийся уже на четыре части стол и вызволив из кучи барахла коробку с подарочком, попутно вытаскивая из неё несколько отчётов, до того безмятежно лежащих на столе, и после крушения своей опоры благополучно спикировавших в посылочку, русский тяжело вздохнул и достал телефон. По памяти набирая цифры, Россия ещё больше хмурился. Причин тому было две: во-первых, это уже не первый раз, когда он что-то ломает посредством знакомства плоской поверхности с краном, который только чудом сам до сих пор не разлетелся вдребезги, а во-вторых, звонить этому человеку Ваня не любил. Но что поделаешь, у страны должны быть вещи, соответствующие статусу. Подёргав шарф, Россия собрался ждать. Спустя два гудка трубку сняли и северянин, не дожидаясь вопросов, выпалил: - Дим, мне новый рабочий стол нужен. - ...?! – возмутились на том конце. - Ну извини, извини. Я постараюсь больше так не делать, - делано виновато ответил Иван. - ...! - Да-да, помогаешь в последний раз, я помню. - ...!! - Дима, хватит уже. Ну, подумаешь, пятый стол за год, это же не война. - ... - Не замышляю, не волнуйся. - ... - Спасибочки! Когда привезут? - ... - Через три дня? Ну хорошо, передай Вове, что отчёты я тогда предоставлю тоже через столько же~ - довольно растягивая гласные, пропел Брагинский и, не дожидаясь новой волны упрёков, сбросил вызов. – Ну, теперь и жизнь хороша! Осталось только... Закончить мысль Россия не успел, ибо его тираду прервал тихий смешок откуда-то от двери. Резко развернувшись, Иван узрел Венгрию, державшую в руках листок с набросками послания (каким шальным образом он оказался в руках «шпионки» - неизвестно). - Не ожидала от тебя, Ваня. - Ты что здесь делаешь? – взревел тот, на секунду краснея. Правда, румянец можно было списать на резко упавшую в комнате температуру... Послышалось тихое, но весьма многозначительно «колколкол», и Элизабет, с лица которой моментально исчезла улыбка, непроизвольно отупила на шаг. Всё-таки, злой русский – а в данном случае... смущённый? – пугал даже спустя столько лет знакомства. Потому девушка, примирительно взмахнув рукой, ответила чистейшей правдой: - У тебя дверь открыта была. Как ни странно, северянин лишь затравленно кивнул и уселся на заваленный вещами диван. Всё-таки, девушки в его доме давно не было, а убираться самому... и так ведь неплохо. - Ну, зачем пожаловала, коли не секрет? – всё ещё со стальными нотками в голосе проговорил Иван. - Да я-то... – задумчиво протянула венгерка – просто в гости. Поговорить по душам, то-сё... Россия не был бы Россией, если бы так просто поверил. Но, по большому счёту, ему было всё равно, потому он, нацепив на лицо самое милое из всех возможных выражений (Венгрия всего-то отскочила на метр), приветливо махнул рукой в сторону кресла. Хедервари, скинув с него пару стопок макулатуры, со всеми удобствами расселась на предложенном месте посадки. - Ну-с, с чего начнём? – поинтересовался Ваня. - Э... ну. Расскажи мне о своих делах! И о Польше... – коварно ухмыльнулась Лиза. - Не зарывайся. - Я, может, помочь хочу! - Ну-ну... – Брагинский буравил взором дыру во лбу венгерки, отчего ту вдруг посетила мысль отказаться от спонтанного плана. Правда, перспектива обмана Пруссии, а заодно и Германии, не радовала, а потому девушка лишь на удивление спокойно улыбнулась: - Ну, правда. Что там у вас с Польшей? *** - Всё с тобой ясно, Брагинский, - посмеиваясь, высказала своё мнение Венгрия, за что тут же едва не было пригвождена к стене. Поняв свою ошибку, Элизабет замолкла, однако редкие хихиканья всё же были слышны. - То есть, ты хочешь помочь мне завоевать Польшу? – недоверчиво осведомился русский, помахивая краником. - К-конечно, не волнуйся! В общем, если что – звони, посоветую. - А что в записке-то написать? - Ну, не знаю... что-то романтичное. Вроде «Красавцу от Силача». Или что-то в этом духе... Ну, пока! – зная чудеса логического полёта Лукашевича, не задумываясь, ответила венгерка. Чувствуя себя не самым радостным образом, Хедервари направилась к своему дому. Ей предстояло обдумать коварный план действий, как помешать Ивану с Феликсом, и помочь Пруссии. *** - Посылочка? Интересно-интересно, - протянул паренёк... или всё же девчушка? На последнее указывало лёгкое розовое платьице, туфельки на каблучках и общая субтильность, на первое - плоская грудь, узкие бёдра и кадык. Само же прелестное создание себя считало мужчиной, и никому не умело объяснить, к чему в таком случае девчоночий антураж. Сейчас милый мальчик стоял на пороге собственного совершенно розового дома и с любопытством вертел в руках только что присланную коробку. Зайдя обратно в дом, милашка прошествовал на кухню, где поставил коробку на стол и налил себе чай. И вот он сидит с кружкой и соломкой, гипнотизируя взглядом посылку. «От кого бы она могла прийти? Может, от Литвы? А что бы он мог прислать? В любом случае, надеюсь, что-то тотально розовое!» - рассуждая таким образом, очаровашка наконец-то вскрыл коробку, и обнаружил... Обнаружил... Что же он обнаружил? Со счастливым визгом Польша прицепил к волосам здоровенный розовый бант. Так же на дне коробки нашлась скромная ромашка и простая белая открытка, на которой красивым почерком с завитушками было написано: «Самой красивой стране в мире от страны самой сильной». - Кто же это мог быть? - принялся ломать голову Феликс. - Америка? Англия? Хм, Россия?.. Нет, Америка всё же вероятней! Секундочку... Такое самовосхваление... Неужели Пруссия? Придя к такому парадоксальному выводу, в котором и уверился на все сто пятьдесят процентов, Феликс вдруг вспомнил, что на подарки всё же положено реагировать. А вот как реагировать он уже знал. Но здесь было применено всегдашнее польское средство: звонок другу. Друг был один - совершенно универсальная страна! - и звался он... - Литва?.. *** Поляк сидел в тяжких и совершенно ему не свойственных раздумьях. Совет друга был весьма тривиален, но от того не более понятен: «Просто открой ему свои чувства». «Какие чувства? К Гилберту-то? - на лице Польши отражались яркие сомненья, - с другой стороны, этот подарок... И такой комплимент! Это безумно мило с его стороны. Следует к нему присмотреться, может, он не так уж и плох».