Наброски миров.

Джек Коннери мертв. Кайто кое-как дополз до ванной и взглянул на себя в зеркало. Это он виноват. Он не удержал его руку, он позволил упасть. Холодная вода не приносит облегчения. Кайто тошнит и он чувствует себя разбитым. Это он виноват. Виноват в том, что Аоко плакала, что инспектор Накамори злился. Это он виноват во всем. Бесполезный… Уже почти год прошел, а он до сих пор не выполнил ни одного пункта плана! Разболелась голова. Куроба потянулся за аптечкой и уронил ее. По полу разлетелись склянки, таблетки, бинты… Парень начал собирать медикаменты и, не заметив скальпеля, схватил салфетки, полоснув себя по руке. По пальцам заструилась кровь. Кайто отстраненно посмотрел на алую жидкость и слизнул ее. Затем взял скальпель. Лезвие легко прошло по коже, оставляя тоненькую красную полоску. Кровь закапала на пол. В ту ночь на его руке появился первый неглубокий тонкий порез. Это плата. Кайто почти всегда носил одежду с длинным рукавом, поэтому то, что он перестал носить футболки никого не насторожило. Наказание за каждый промах находило отражение на тонких, сильных запястьях. Куроба начал носить напульсники, чтобы скрыть порезы. Когда предплечье левой руки было заполнено филигранно выверенными, аккуратно ровными линиями, Кайто принялся за правую руку. Никто ничего не заметил. Хакуба привычно отмерил время. Кид должен был появиться через три минуты. Сагуру решил на этот раз дождаться вора на крыше. Кид, судя по звукам, явился ровно в назначенное время. Облокотившись о перила, детектив стал ждать. Фантом появился на крыше всего через семь минут. Замер, с интересом оглядев Хакубу. — О, Детектив-сан! Какая встреча! — Вор вытащил камень и поднял его вверх, ловя драгоценностью лунный свет. На мгновение улыбка Кида померкла. — Рад вас видеть. Не скучали? — Нет, — Сагуру переступил с ноги на ногу и сильнее оперся на перила. — Внимательно слушал, чтобы не потерять время, когда ты будешь здесь… Раздался громкий скрежет. Хакуба завалился назад, чувствуя, что падает. Сердце стремительно унеслось в пятки. Кид успел схватить его за руку. Сагуру вцепился в запястье вора со всей силы и выдохнул. — Спасибо, — прошептал Хакуба. — Не за что, — выплюнул вор, тяжело дыша, и медленно начал поднимать его. Сагуру нащупал ногой выступ и подтянулся, намереваясь одним рывком подняться на крышу. Вор отпустил его руку. Кайто вскрикнул от боли. Рука непроизвольно разжалась и парень почувствовал, что Хакуба больше не держится за него. Следующая пуля разбила бетон у ног Куробы. Руки дрожали. — Хакуба! Хакуба тяжело вздохнул. Ему повезло. Ногой он нащупал не выступ, а вентиляционное отверстие, куда и влез, уцепившись руками и содрав кожу с ладоней. Спасаться бегством… Да, было немного недостойно, но Кид, в отличии от него, не висит на высоте в двадцать пять этажей. Голова до сих пор кружилась. Хакуба вытащил телефон и нахмурился. На его руках была кровь. Руки Кида были перебинтованы. И в крови. Сагуру прикусил губу. Если он прав… Кайто ввалился домой, дрожа. Споткнулся о порог, повалился на пол. Замер на пару минут, потом тяжело поднялся и медленно побрел в ванную. Запястье все еще саднило от слишком крепкого захвата Хакубы. — Черт возьми… Его тошнило. Вырвало желчью. В зеркале отображался уже не человек, а ходячее умертвие. Кайто плеснул в лицо водой. — Это ты виноват. Это ты его не удержал. Зеркало треснуло на множество осколков. — Инспектор Накамори! Это очень важно! — Хакуба-кун? Ты в порядке? Какой-то ты помятый. — Неважно! Кайто… Куроба, возможно, в опасности! — О чем ты? Сагуру огляделся, отмечая то, что рядом никого нет, но все равно понизил голос. — Помните, я вам доказывал, что Куроба — Кид? Гиндзо фыркнул, но, заметив нервозность детектива, кивнул. — На крыше я чуть не упал, но Кид удержал меня. Его руки в бинтах и крови, инспектор! Куроба всегда носит кофты с длинными рукавами и отказался этим летом ехать к морю! И когда он делает что-то резкое, то потом очень аккуратен, словно бережет руки. Накамори выдохнул. Схватил ключи и помчался к машине. Кайто потрогал воду рукой. Горячая, почти обжигает. Кровь долго не свернется, если он опустит руки в воду. Пальцы все исколоты осколками стекла, но его сейчас это не волнует. Скальпель куда-то исчез, но зеркало подойдет. Это за Хакубу. Это ты виноват, Куроба Кайто… А если порезать еще глубже, то, возможно, он сможет искупить свою вину? Лихорадочно трясущимися руками сделал новый надрез. Кривой и рваный. Кровь потекла еще быстрее, чем обычно. Жарко, душно. Голова кружиться. Второй, третий… шестой. Холодно. Рука немеет. В голове шумит. И хочется спать. Осколок выпадает из руки и тонет. Кайто кладет голову на бортик ванной и смотрит, как кровь, капающая с руки, растворяется в воде. Он понимает, что если не остановит кровь, то умрет. Но… разве так не будет лучше для всех? Он умрет и Аоко не будет больше плакать, инспектор вернется домой… А Хакуба никогда не сможет проснуться… Лучше бы ты умер раньше, Куроба Кайто. Гиндзо вылетает из машины, забыв ключи. Пока Хакуба подбирает их, Накамори открывает дверь. В коридоре лежит небрежно сброшенная обувь. Чуть дальше куртка, вывернутая наизнанку. Ключи и телефон брошены тут же — вот почему они дозвониться не могли. Гиндзо влетает на второй этаж. Хакуба следует за ним, молясь, чтобы он был неправ. Куроба сидит около ванной, опустив руки в воду. Рядом, на полу, разбитое зеркало. Накамори сдавленно рычит и кивает Сагуру. Вдвоем они вытаскивают Кайто с ванной комнаты и кладут на пол в коридоре. Хакуба держит левое запястье как можно выше, дергает ремень, пытаясь снять его, кровь течет вниз, уже по его пальцам. Куроба еще дышит, но если ему не помочь… Гиндзо вываливает на пол содержимое аптечки. Кривиться, заметив скальпель — только им можно нанести тонкие порезы, красующиеся на обеих руках мага. Только в последний раз использовался явно не он — грубые, неаккуратные порезы. Вытаскивает жгут и крепко перевязывает руку чуть выше локтя. Вздыхает, нащупывает пульс на горле и звонит. Вызывает полицейского врача. Не хочет, чтобы в деле писали, что самоубийца. Хакуба мелко трясется, крепко сжимая холодную, почти ледяную руку. И понимает, что если Куроба умрет — не простит себе. — Хакуба… — тихо, на грани слуха. — Прости… Я так виноват… — Дурак ты, Кайто, — шепчет Сагуру. — Все обошлось, все хорошо… Кайто приходит в себя в больнице. Запах ни с чем не перепутаешь. Руки туго перебинтованы, в вене капельница. Нашли… кто его нашел? Кому он обязан своей никчемной жизнью? Бесполезный. Нужно уходить. Кайто садиться и изумленно замирает, почувствовав, что его кто-то крепко держит за руку. Светлые волосы, золотистые, до боли знакомые. Этого не может быть. Он же не удержал. Дал упасть. По щекам струятся слезы, но Кайто даже не моргает. Смотрит, как будто не может наглядеться. Сагуру поднимает голову и зевает. Слегка улыбается и сжимает в мягких объятиях. — Никогда так не делай, дурак. Никогда, — отстраняется, смотрит серьезно. — Если я тебя еще на таком поймаю, Кайто, то честное слово, будешь со мной жить. Не позволю, чтобы ты убивал себя. Куроба плачет, вцепившись в плечи Хакубе. Просит прощения. Давясь слезами, объясняет, почему так делает. За Аоко. За Гиндзо-оджи-сана. За преступления. За кражи. За Хакубу. Накамори стоит, не замеченный друзьями. Кривит губы в грустной усмешке и проклинает Тоичи. — Никогда. Слышишь, Кайто, никогда не смей причинять себе боль, — шепчет Хакуба. — Обещаешь? — Да…