Наброски миров.

— Стреляй, милая, иначе от твоей головы останутся лишь кровавые ошметки, — вкрадчиво проговорил Снэйк, прижимая пистолет к виску Аоко. — Меня все равно убьют, так хотя бы тебя или Кида заберу. Вор стоял напротив, прислонившись к стене и держа руки над головой. Он крепко сжал зубы и едва ли не рычал на убийцу, но не шевелился. Видеть мозг своей подруги Кайто не хотел (несмотря на сомнения в том, что он существует), поэтому даже дышал через раз. Инспектор Накамори, Хакуба и еще с десяток полицейских стояли за спиной Снэйка, но тот легко видел их отражение в стекле — о чем сразу сообщил — поэтому они тоже скрипели зубами, злились, но молчали и не двигались. Аоко крепко сжимала в руках пистолет. Дуло оружия тряслось, не замирая на одном месте. — Давай детка, стреляй и будешь свободна. Честно-честно, — заверил ее убийца, сильнее надавливая на висок своим пистолетом. Вторая рука обхватила шею девушки, не давая ей сдвинуться. Внезапно Кид вдохнул. — Стреляйте, Аоко-сан. Повисла тишина. Даже ветер, до этого словно старавшийся скинуть людей с крыши, затих. — Кид, — хрипло выдавил Хакуба, понимая, что если это произойдет, то одним шоком Аоко точно не отделается. — Черт подери… Инспектор крепче сжал кулаки. Выбор между его дочерью и Кидом… Этого выбора не существует. Гиндзо никогда не выберет вора, кем бы он не был. Аоко замерла, не веря своим ушам. Стрелять? В человека? Пусть он ненавидимый ею вор, но смерти она ему не хотела. Посадить за решетку, поймать — да. Но не убить. Тем более своими руками. Ладонь Снэйка легла на руки девушки. — Ну что ты сомневаешься, милая? Он ведь разрешил, — обманчиво ласковым голосом начал он. — Стреляй! Звука от пистолета с глушителем практически не было. Только на шее вора расплылось кровавое пятно. Кид медленно откинулся на стену и сполз по ней на землю, пытаясь зажать рану трясущимися руками. Аоко выпустила орудие из рук и разрыдалась, попытавшись, вырваться и побежать на помощь — вдруг, его еще можно спасти? Её отрезвил вдавленный в висок пистолет и удушающая хватка. Снэйк расхохотался. В прошлые разы, когда он убивал Кида, чертов вор всегда выживал. Сейчас же обмануть его практически невозможно. Кровь продолжала стекать на белоснежно-белый костюм, пропитывая ткань, становясь почти черной. Пусть и с опозданием на десять лет, но он смог убить неуловимого вора. Покрепче схватив девушку, убийца развернулся. — А теперь, если не хотите лишить эту очаровательную даму мозгов, расступитесь. Полицейские молча повиновались. Снэйк слегка расслабился. Теперь ему нужно скрыться как можно дальше. Возможно, он сможет уй… Резкий удар, выбивший из его руки пистолет, был неожиданным. К тому же невероятно сильным, словно ударил боксер. Убийца едва сдержал вопль, отталкивая девушку в сторону и нанося удар. Судя по ощущениям, он попал, но ударил будто по бетонной стене. Отпрыгнув, Снэйк ошарашенно встретился взглядом с горящими фиолетовыми глазами. Цилиндр слетел с взлохмаченных волос, глаза горели пламенем ярости, губы кривились в жутковатой ухмылке. Снэйк отступил, с ужасом глядя на шею вора, испачканную в крови. Раны не было. — Это больно, — хрипло прошептал Кид. — Как ты… — Хех. Я нашел Пандору, — голос вора был полон торжества. — Нашел и уничтожил. И она подарила мне перед смертью это проклятие. Тоскливо рассмеявшись, парень хмыкнул. — И мне уже действительно все равно, что со мной станет, ибо для меня не существует смерти! — парень развел руками. — А вот ты… К тебе у меня уже целых три претензии. Движения вора были не просто быстры — молниеносны. Никто не мог углядеть за ним. Кайто ударил со всей силы. Попытка убийцы закрыться руками помогла лищь частично. Взвыв, Снэйк упал на колени, с ужасом смотря на раздробленные предплечья. — Это первая претензия. За моего отца. Аоко с ужасом смотрела на незнакомого ей Куробу. С широко раскрытыми глазами, в которых плескалось безумие, с ухмылкой, делающей его лицо похожим на жуткую маску, Кайто перестал быть собой. Сила, которой он обладал, не принадлежала человеку. Сломать руки, раздробить кости одним ударом… Какое существо на это способно? Кид подошел ближе, облизнул губы, и быстрым движением опустил каблук на ногу попытавшегося уползти Снэйка. Отвратительно хрустнуло. — Это номер два. За попытку моего убийства, — дождавшись, когда убийца перестанет выть на одной ноте, как загнанный зверь, Кайто схватил его за шею, развернул к себе лицом, и неожиданно легко поднял мужчину. — А это номер три. Последующих слов никто из замерших людей не услышал. А через секунду Снэйк влетел спиной в стену, встретив солнечным сплетением кулак. — Я знаю, что меня слышит кто-то из твоих, милый… — Куроба опустился на корточки напротив убийцы. — Так вот. Я уничтожу всех вас, слышишь? Всех-всех. Убью и растерзаю на кусочки… Веришь? Вижу, что веришь. Вор встал и обернулся к застывшим людям. Аоко медленно отползала назад, в ее глазах читался страх. Слезы стекали по ее щекам, капая на одежду. Хакуба, бледный, как смерть (так и хочется написать конь бледный ХD), закрыл рот руками, едва сдерживая рвотные порывы. А Гиндзо направил на Кида пистолет. — Зачем ты это сделал? — тихо прошептала девушка, срываясь на всхлипы. — Кайто? Зачем? — Ну… он убил отца, меня и пытался убить тебя — разве это не веские причины? — растянув губы в ухмылке, протянул Куроба. — Что вы на меня так смотрите? Или вы хотели что бы он ушел? — Это было слишком жестоко… — На счету этого человека более тысячи убийств. И более трех тысяч косвенных смертей! Этого мало? А вы, Гиндзо-оджиисан… Что думаете вы? Или может выстрелите? Руки мужчины дрожали. Он не мог… Ведь это был Кайто-кун. Веселый и добрый, безобразник и балагур, но свой, родной, почти как сын… Но перед ним стояло чудовище, надевшее на себя маску Куробы. И Накамори выстрелил. Всю обойму всадил в грудь смеющейся твари. А она смеялась, захлебываясь кровью и смеялась. Громко, на грани безумия, визгливо и противно… — Я всего лишь выполняю желание глупого мальчишки, который посчитал, что сможет справиться с Пандорой, — внезапно успокоилась тварь. — Он думал, что меня можно уничтожить. Но для того, что бы я выполнила желание, не нужно говорить вслух. Достаточно, что бы оно жило в твоем сердце. Кайто-кун желал, что бы те, кто убил его отца, понесли наказание… Я всего лишь инструмент его воли… А плата всегда одна — душа. Она была очень вкусной, добрая и наивная душа. Издевательски расхохотавшись, то, что некогда было Куробой Кайто, отошло к краю здания. — Прощайте. Как жаль, что я не могу почувствовать его ярость… Он кстати, был в тебя влюблен, Аоко-кун. Представляешь?