Дикая штучка

Ворочаясь в кровати, Шерлок твердо решил, что ему придется обсудить с Майкрофтом вопрос о странной недикости диких омег. Сон не шел… И не то, чтобы кровать была неудобной – очень даже просторная, основательная, с мягким, набитым чесаной шерстью… если верить собственному носу и бокам… тюфяком, с парой громадных, пузатых подушек и безразмерным пуховым одеялом, простеганным по слегка побледневшим от времени цветастым лоскутам, любовно и мастерски сшитым чьей-то умелой рукой. Давно… И тихо-позвякивавшая цепь не мешала, и ошейник… слишком удобный, как ни странно было это признавать… не мешали долгожданному сну утешить перегруженный новой информацией мозг. И даже не то, что спать Шерлоку пришлось голым, поскольку его собственная одежда остро нуждалась в починке и стирке, а все, что мог предложить Джон, было или смехотворно коротко, или пугающе велико… Холода Шерлок никогда не боялся, да и спать ему доводилось и в более скромных условиях, так что он беззастенчиво разделся, сунул мятый одёжный комок в руки потрясенного хозяина и шагнул в отведенную ему спальню… Это была действительно спальня. Просторная, с громадной кроватью на толстых по-медвежьи косолапых ногах, с окованным медными углами и стяжками сундуком, с низким столом, на котором стоял букетик свежих цветов и свеча на красивой подставке из зеленого, полированного до зеркального блеска, камня… Кувшин и глубокая миска, видимо, должны были служить умывальником, потому что рядом с ними лежало чистое, аккуратно сложенное полотенце из полосатой льняной ткани. На двери не было ни запоров, ни щеколд, как не было в комнате и хоть какого-нибудь малюсенького окна – весь свет, что позволял ее рассмотреть, исходил из соседнего помещения, да яркого, угнездившегося на туго скрученном фитиле свечного пламени. Тепло, уютно… хотя пол и две стены были каменными, застланными и завешанными ткаными ковриками и серебристо-седыми шкурами, одинаково приятными на ощупь. Еще одной стеной служила покатая сторона печного очага с топкой, располагавшейся в громадной кухне, попутно отапливавшего еще и круглый центральный зал – что-то вроде гостиной… Странновато для дикарей, не правда ли, Майкрофт? Шерлок ворочался и ерзал, пытаясь уложить поудобнее все свои новоприобретенные синяки и шишки, и как только последняя из них заняла правильное положение, а тело перестало возмущаться, он сердито фыркнул на свечу, та погасла, погрузив все кругом в мягкий, тяжелый сумрак и Шерлок уснул, будто кто-то дунул на свечу и в его голове, погасив усталый рассудок. … Утро разбудило его бесцеремонно-сиреневым светом, затопившим половину комнаты, и даже натянутое на голову одеяло не спасло – под ним было страшно, чудовищно жарко… А как только взмокший до корней волос, злой Шерлок спихнул его ногой на пол, до его хищно подрагивавшего крыльями носа добрался дразнящий, вкусный запах шкворчащего на сковороде теста… Ссохшийся желудок начал предательски подвывать и даже неодобрительное поглаживание его хозяином не возымело никакого действия – есть хотелось просто неприлично. Шерлок встал и огляделся. С него сталось бы выйти на свет божий и в первозданно-нагом виде, но тут он заметил на сундуке то, что, по-видимому, побудило Джона посетить комнату рано утром и по привычке оставить дверь открытой. Его одежда – сухая, чистая и опрятно разложенная. Натянув штаны, Шерлок оставил рубашку навыпуск, с удивлением погладив пальцем место, где на плече едва виднелись маленькие, ровные стежки, спрятавшие порванное место. Поверх штопки темно-вишневыми нитками красовалась вышивка из продольных узорных строчек разной длины. Посмотрев на второй рукав, Шерлок подумал, а не испортить ли и вторую сторону, чтобы вещь приобрела законченность – рисунок ему понравился… Но едва чистая ткань коснулась плеч, он вдруг понял, что ему досмерти хочется вымыться целиком, а ковшика и тазика для этого никак не хватало. … Кухня оказалась больше, чем любая из комнат, целиком вырубленной в скальной породе и половину ее занимала громадная печь, сложенная из больших округлых камней вытянутой кверху луковицей и тщательно побеленная толстым слоем извести. Шерлок, почесывая затылок, с интересом смотрел, куда мог уходить дымоход, и приходил к единственному выводу, что скорее всего в какую-то естественную расселину в породе, чтобы выпустить дым на ту сторону горы, что не видна из долины… Его жгучее желание рассмотреть дом, причинявшее еще накануне вечером почти физическую боль, отступило куда-то в недра Чертогов, где к удивлению он обнаружил практический пустой зал с красивым названием «Сиреневые горы», возмутительно требовавший заполнить его новыми сведениями… …и все от одного-единственного взгляда на то, как обнаженный по пояс… слава создателю, в верхней его части… Джон в фартуке с парой-тройкой цветастых заплат и слегка подпаленным подолом… словно им кто-то пытался потушить небольшой пожар… ловко орудовал у разверстого, пышущего жаром печного зева тяжеленной даже на вид сковородой и деревянной лопаткой, снимая один за другим аппетитные поджаристые лепешки золотисто-карамельного цвета, уже громоздившиеся большой горкой на круглом глиняном блюде. Мышцы на загорелых до теплой бронзы плечах и спине перекатывались, как ленивые прибрежные волны, кожа блестела медовой патокой от проступившего на ней пота, тонкая струйка которого скатывалась по позвонкам за пояс штанов, нагло демонстрировавших две маленькие ямочки… Джон что-то насвистывал себе под нос и покачивал бусинкой в волосах… И никто бы не осудил Шерлока за то, что он сделал… …в три плавных шага он бесшумно пересек разделявшее их расстояние, мягко и нежно… совершенно неожиданно для себя самого… обнял за талию и мурлыкнул, прямо в шею за ухом. - Я знал, что тебе понравится готовить для нас завтраки. А еще больше… То, что предположительно Джону понравится еще больше, Шерлок досказать не успел и, что конкретно вместе с этим произошло, он тоже не совсем понял. Но вот - он только что стоял, прижимая к себе стопроцентно довольного омегу, упругого, приятного на ощупь, и в следующий миг уже лежит, больно вдавленный носом в пол, с руками, завернутыми за спину и перетянутыми предположительно упомянутым фартуком, поскольку на оседлавшем его Джоне штаны все еще оставались. - Никогда… - прошептал ему на ухо тихий, звенящий от бешенства голос, а маленькие пальцы, без всяких церемоний вцепившись в кудри на затылке, рванули их верх, задирая голову до хруста позвонков и свистящего хрипа в горле. – Никогда не делай так! В следующий раз я сломаю тебе руку. Все понятно? Мне не нужно повторять? Одну кисть вывернули так, что онемела вся рука до плеча, в глазах стемнело от дикой боли, а потом мрак взорвался восхитительно-причудливыми искрами… Шерлок мгновенно оценил все свои шансы и кивнул, отвечая на первый вопрос, и энергично помотал головой, подтверждая понимание второго… хмм, если Джону так уж нужно покомандовать, чтобы захотеть его… Что ж, Шерлок может и потерпеть… - Блины сгорят… - простонал он. – Это ведь были блины? Или я ошибаюсь? Он не смог отказать себе в этой маленькой мести и добавить в свой голос бархатных, интимных ноток. Подействовал ли голос или это было совпадение, оказалось невыясненным, но шипя и чертыхаясь, Джон быстро соскользнул с него, хотя Шерлок уже совсем не возражал, и метнулся спасать завтрак, превращавшийся в темное хрустящее кружево… … Ели они молча. В той же кухне за пятифутовым столом с такой толстой столешницей, что могла играючи выдержать и слона. После утреннего недоразумения голод как-то незаметно отошел на второй план, и Шерлок задумчиво ковырялся вилкой в горке пухлых лепешек-оладий на своей тарелке, что пахли незнакомо, но вкусно. А жидкость, налитая в чашке – густая до черноты и ароматная до головокружения, определенно чаем не была. Джон пил ее маленькими глотками, довольно жмурясь, облизывая распаренные губы, в перерывах снова и снова вгрызаясь ровными зубами в очередной блин. Шерлок колебался, а Джон смотрел на его терзания и едва заметно посмеивался. Пол кухни не был укрыт вездесущими циновками и половичками, а Шерлок так и не нашел своих сапог, а потому, несмотря на нагретый печью воздух, ноги его замерзли и он со вздохом поджал озябшие пальцы… - Ладно, - он поднял чашку, пригубил и поперхнулся горечью. – Что это? Рот наполнился странными ощущениями, но если в первый миг напиток захотелось выплюнуть, да еще и протереть язык, как сразу вслед за этим горло и пищевод обволокло ужасно приятным густым вкусом, чем-то похожим на терпкий, горячий шоколад, в нос ударил запах жареных орехов, старого бренди и чего-то еще, названия чему он не знал… А потом остро кольнуло в висках, голова наполнилась невесомым звоном, сонная утренняя пелена растаяла, словно ее и не было, сердце застучало быстро и ровно, а вены обожгло жарким, жидким пламенем… - О… - выдохнул он, потрясенно раскрыв глаза. Второй глоток тут же последовал за первым. И горечь оказалась еще насыщеннее, но это уже было совершенно не важно, потому что ощущения не поддавались описанию. – О. - Это кофе. – Джон выглядел ужасно довольным, словно ребенок, неожиданно доказавший взрослому свою правоту. – Вроде ореховых косточек. Они растут на склонах дальше за рекой. Мы их собираем, жарим и толчем в ступке… И варим до пенки. Вкусно? Ой, может тебе сахар положить? - А у тебя и сахар есть? – Шерлок уже мог бы и перестать удивляться, но это вырвалось само собой. - Сахар приносит Гарри, – терпеливо пояснил Джон, сложив руки на столе. – Как и еще много чего… Но кофе я пью без него, а в чай кладу мед. Дикие пчелы больно кусаются, но мед у них очень вкусный… Шерлоку воспоминания о меде и пчелах радости не доставили и он поморщился. - Тебе стоит поближе нас познакомить. Не с пчелами. С кофе… - пробормотал он и, подцепив тонкими пальцами остывшую лепешку, с хрустом откусил запекшийся край. – А это? Я полагаю, не пшеница… вкус другой. - Кукуруза, большие початки с желтыми зернышками. Ее полно на другой стороне горы. Когда-то там были поселения земледельцев, но теперь поля забросили, и она растет сама, если забирать не все. Измельчала, конечно, но если лето жаркое, можно снять два урожая… Шерлоку показалось, что Джону нравится рассказывать о том, что составляет его незатейливый быт. Словно он только что получил долгожданную возможность поделиться с кем-то своей уединенной жизнью… Его чудесные глаза блестели, он нетерпеливо ерзал на коренастом табурете и тискал в пальцах опустевшую чашку… В шерлоковой голове вдруг раздался громкий «бам», и яркая молния озарила запотевшие от смятения Чертоги. Джону не хватало возможности поделиться знаниями, как и Шерлоку. И если Шерлок не окажется последним идиотом и не вспугнет это хрупкое желание… - Джон… - давить не стоило ни в коем случае, а перевести тему следовало обязательно, - извини, но ты не знаешь, где мои сапоги? Ноги замерзли… Джон моргнул, забавно хлопнув светлыми пушистыми ресницами. А потом его лицо просветлело, и он выбежал куда-то прочь. Его не было минут пять, но за это время цепкий взгляд Шерлока успел разглядеть многое, что его окружало. Множество полок, кувшинчики, миски и чашки. Много-много чашек – и ни одна не повторяется. Были даже глиняные и жестяные кружки для эля и пива… На некоторых виднелись трещинки и сколы, но все аккуратно и чинно стояло на своих местах, выставляя напоказ яркие цветы, птичьи стайки и даже одного золотого дракона на большом пузатом чайнике, чугунный собрат которого деловито попыхивал паром на прочном крюке над очагом. В щербатом горшке торчал целый пучок вилок и ложек самого разного размера – от темного деревянного половника до крошечной серебряной вилочки с витой ручкой. А еще множество свечей на разных подставках – все ручной работы, слепленные из воска… И большое, даже огромное окно, определенно выходившее на другую сторону горы. Толстая рама была поднята, впуская свежий утренний воздух. Весенний ветерок колыхал зеленые занавески… пахло хвоей, горными цветами и ледниковой рекой… Безумно захотелось посмотреть, а что же там… внизу, где никто из долины еще не был. - Вот, надевай… - остановил его голос. Джон поставил перед ним на пол пару сапог – вычищенных и остро пахнущих какой-то травой. - Полынь? – недоуменно повертел Шерлок их в руках. Пахло и внутри и снаружи… - Ага, - кивнул Джон, собирая со стола посуду в глубокую лохань, - полынное масло. Можешь спокойно ходить где угодно, охотники теперь след не возьмут. Полынь перебивает любой наш запах… И омежий, и альфий. Шерлок фыркнул и натянул обувь. - Было бы неплохо помыться. Не слишком приятно ходить в чистой одежде, но грязным уже трое суток… О, или ты в речке купаешься? Если хочешь, можешь потереть мне спинку… Джон вздохнул и плеснул в лохань кипятка из большого закопченного чайника… Похоже, от этого неугомонного альфы у него все же будут неприятности. И еще до возвращения брата. … Как так случилось, что они прожили вместе две недели и почему ни одного, ни другого не поразил нервический недуг, осталось тайной. Джон пытался заниматься обычными, повседневными делами, всерьез опасаясь окосеть, потому что постоянно приглядывал за неугомонным соседом, которому сидеть на месте было просто невыносимо. К третьему дню Джон был почти уверен, что не доживет до отмеренного им самим срока. Шерлока интересовало практически все. Он носился по дому, всюду совал любопытный нос, как неугомонный щенок, пытаясь, если не попробовать на зуб каждую новую штуку, то хотя бы пощупать ее собственными руками. И первым делом он проверил размеры собственной свободы. Джон не без тревоги смотрел, как он сначала прощупал сам ошейник кончиками тонких, хрупких на вид, красивых пальцев, что-то бормоча под нос, а чаще всего просто беззвучно шевеля губами, обсуждая полученные результаты с самим собой… За замком и петлями последовало тщательное исследование звонкой, переливчатой цепи, пока молодой человек не добрался до массивного стального кольца, вкрученного прямо в скальный монолит возле самой кухни и, наверное, вросшего в него от времени… Подергав и кольцо и цепь во всех возможных вариациях и удостоверившись, что даже кузнечный молот вряд ли ему мог помочь, Шерлок бросил бесполезную возню и немедленно измерил расстояние, куда он сможет добраться, не свернув себе шеи. Как показал опыт, ему было позволено находиться в кухне, но без возможности свеситься из оконного проема, в своей спальне без ограничений, в гостиной – центральной комнате со своим крошечным очагом, полками, заполненными безделушками и свечами всех размеров, с парой здоровенных кресел, обернутых меховыми шкурами разной степени потертости и подушечками, расшитыми бордовыми маргаритками… Единственное, куда его не пустили, была спальня Джона, определенно имевшая внутренний замок, не отапливавшаяся вовсе, судя по груде одеял на кровати и железной жаровне на ножках… А еще дверь в эту комнату почти не имела зазора возле пола, как те, куда предположительно могла проходить цепь от омежьего ошейника. По этим признакам Шерлок решил, что комната раньше принадлежала хозяину дома - альфе, которого не слишком волновало собственное удобство, но он позаботился, чтобы его супругу ничто не мешало заниматься домашними делами и ночевать в тепле… И это на фоне того, что этот ошейник, что теперь носил Шерлок, и, правда, служил, чтобы удерживать, лишать определенной свободы… не то, что нынешние, давно превратившиеся в сложные, изысканные украшения, которые одним неловким движением можно было не то, что помять, но и сломать вовсе. Но самое большое потрясение Шерлока ждало, когда он покинул просторную террасу, в которой впервые открыл глаза и в которой три стены до самого верха заполняла аккуратная поленница и пучки высушенных трав, запахи которых смешивались в непередаваемую какофонию, начисто забившие нос и легкие… Морщась и чихая, он вышел за порог, и едва протер заслезившиеся глаза, так и застыл, широко распахнув их навстречу невозможно-прекрасному зрелищу… Он уже знал, что часть дома была вырыта в почве, покрывавшей скалу, а другая вырублена в ее толще и все внутреннее пространство покрывали либо ковры и шкуры, либо дерево – настолько старое, что даже трещины в нем стали сглаженными и покатыми от постоянного ухода и прикосновений. Но вот находилось все это на довольно крутом склоне, сплошь заросшем толстым травяным покрывалом, низенькими кустами и буйно разросшимися ветвями глициний. Корни деревьев прочно вцепились в почву выше и ниже дома. От времени они переплелись, заматерели, а перекрученные между собой стволы стали похожи на сложный узор из букв древнего, давно забытого языка… Гибкие, колышущиеся на ветру побеги, все в пышных, словно нанизанных на тонкую нить, соцветиях были такими длинными, что их можно было бы растянуть на десяток-другой шагов, если бы удалось распутать их живое кружево. И все это подвижное, текучее великолепие поддерживала прочная конструкция из столбов и перекладин, устроенная так, чтобы образовался сплошной сиренево-белый полог над уютной тропой, выложенной плоскими камнями и убегающей вниз серой извилистой змейкой. У входной двери ворчливо растопырила крепкие ножки небольшая широкая скамья. Листвы было совсем мало, хотя внизу, в долине, весна уже бушевала вовсю. Но тут, где по утрам воздух еще пах снегом, а от ночной сырости зябло лицо, едва припорошенные зеленью деревья уже радовали сочным цветением. А солнце, просачиваясь сквозь него, как через яркие церковные витражи, отбрасывало красивые разноцветные тени и на дорожку, и на сложенный из крупных камней фасад, и на Шерлока, замершего на пороге с раскрытым ртом. - С ума сойти… - выдохнул Шерлок, намотав цепь на руку, чтобы она не дергала его за шею и не гремела, разрушая потрясающее впечатление. – Вы живете на виду, но никто этого не замечает… - и еще раз, - с ума сойти… …покидать это странное, удивительное место расхотелось совершенно…