Дикая штучка

Руки… …легли на тело властно и щедро, упруго вжимаясь в распаленную кожу сильными пальцами. Одна на груди - там, где пытаясь смирить бунтующую кровь, тяжело стучит сердце и настороженно ждет чего-то… чего-то особенного… где пальцы почти… почти коснулись отвердевшего, набухшего соска, ноющего так сильно, что это становится нестерпимо-желанным и возбуждающе-болезненным… Вторая… …она бесстыдна и очень самоуверенна. Тяжело придавила мягкий беззащитный живот над лобком, очевидно не собираясь спускаться ниже, чтобы довести вздрагивающий пах до сладкой паники. Ладонь сминает тело, как подтаявший по весне лед… и чутко прислушивается, как глубоко внутри вслед за этим все скрутилось вожделеющей, гудящей струной, выстреливая бешенным, неуправляемым желанием, заставляя бедра вздергиваться. Собственный член, напряженный и тугой, возлежит поверх этой преступной ладони, влажно елозя и постукивая по ее тыльной стороне вздувшейся, отяжелевшей головкой, будто понуждая руку к действиям, которые она намеренно не торопится исполнить. Как наказание. Как обещание. Как бесконечное удовольствие. Он хочет… Он так безумно хочет, что готов умолять и унижаться, чтобы только почувствовать над собой его упоительную власть… Чудесных, добрых, безжалостных рук слишком мало. И там, где тело разделено надвое – слишком пусто… Ему нужно больше, чем просто ласки. Тело, измученное ожиданием, хочет наконец сдаться победителю. Он не хочет больше ждать – подается назад, к обладателю владеющих им рук, чтобы ощутить его жар, его страсть, подхватить его любовную лихорадку… Но спине холодно, пусто и до обморока страшно. Тело, так и не ставшее призом, подарком, добычей, выгибается и бьется, как в паучьих силках, обманутое иллюзорной свободой. Впившаяся в висок молния выжигает все мысли кроме одной – соединиться, отдаться, принадлежать… Сознание плывет, повисает в болезненном мареве… Он летит… нет-нет, падает… нет-нет, лежит на непринадлежащей, несогретой, необнятой спине. Еще одна черная молния попадает в тело, и новый спазм разрывает его от промежности до ключиц. Колени распахиваются, как предсмертные объятья, как ракушка, празднующая нож ловца – послушно и расслабленно… - Возьми, - беззвучно умоляет невидимого любовника. …пальцы кружат вокруг ануса и мошонки, дразня легкими нежными прикосновениями… - Пожалуйста, я больше не могу, - жалуется несуществующими губами. …дыхание обжигает шею, подставленную для поцелуев и укусов… - Твой… - соглашается с незаданным вопросом. …руки на лопатках, на пояснице, на бедрах… всюду… весь мир состоит из рук… Ему не стыдно. Это не то, что он знал с другими, в чью постель ложился не для ласк, а лишь для того, чтобы ушла сводящая с ума жажда животного совокупления. Сейчас им обладали не потому, что он позволял… а потому что сам хотел этого. Лица не видно, но он точно знает, чьи глаза выпивают его наготу, чья кожа одета в раскаленный соленый пот, чья звенящая плоть врывается в гладкое шелковое нутро, превращая его в благословенный ад каждым толчком, каждой предоргазменной волной… Время сжимается в один крошечный миг, накрывая невыносимым, стремительно захватывающим наслаждением - слишком ярким, слишком острым, слишком прекрасным, чтобы его вынести… И он закричал. Оглушительно, страстно и страшно, как зверь, простреленный навылет и осознавший, что уже убит… Захлебнувшись собственным воплем, мокрый и дрожащий Джон проснулся, подскочив на жесткой кровати, отчаянно зажимая себе рот руками… Сны. Вот уже больше недели они наполняют его ночи страстью, ужасом, похотью, влажными простынями и хриплыми криками. Каждый раз альфа пытается снести с петель «…эту чертову дверь… Джон, отопри немедленно или я ее сломаю ко всем чертям!». Шерлок напуган и его криками, и последующей тишиной, но Джон упрямо молчит, забившись в угол кровати, как в нору и пытается прийти в себя, хотя у него и выходит совсем плохо… Джон все чаще думает – когда это началось, и каждый раз все сводится к тому самому дню, когда они отправились за водой в первый раз. … - Нет. Шерлок смотрел на него, как на идиота, давая понять, что не согласен на это никак, ни за что, никогда… То, что Джон выволок из кладовой, оказались парой больших ведер галлона* на три каждый, широких у донышка и ýже вверху, чтобы вода не расплескалась, с медными ободами и пологой гладкой дужкой. На одном была навешана короткая цепь, заканчивавшаяся крепким браслетом - подозрительно напоминавшим ошейник, который Шерлок уже почти перестал замечать… - Ты его наденешь, а ошейник я сниму, – пояснил Джон, проигнорировав фырканье и закатывание глаз, - а когда вернемся, поменяю их обратно. - Да не собираюсь я бежать! – потрясая возмущенными дланями, забренчал цепью Шерлок, забегав по кухне и стараясь не смотреть на презренный предмет обихода. – И не собирался, сколько еще повторять?! - Вода закончилась. – Джон спокойно ушел с его дороги и сел, сложив руки на коленях. - Застегивай и пошли, а то дождь может начаться – смотри, какие тучи с утра… - Если хочешь знать, я могу открыть твой замок булавкой! - Нет у тебя булавки… и воды нет, хватит упрямиться. Шерлок шипел, как капля на раскаленном камне, а Джон смотрел безмятежно и улыбался. Он уже знал, что выпустив пар, странный альфа все равно уступит – стоит только немного подождать… Дождь всеже начал накрапывать… Нести ведро, тем более пустое, было легко, но Шерлок дулся и всем видом демонстрировал, как обижен недоверием. Он поправлял на запястье все время сползавший ободок, вздыхал и со вселенской тоской в прозрачных глазах меланхолично пялился по сторонам. Тропа, когда-то мощенная, теперь почти заросла - Джону в одиночку было не по силам ее вытоптать, и трава пробивалась между камней сочными густыми пучками. Шерлок уже оценил предосторожность джоновых предков – сбежать с якорем из не слишком тяжелого, но громоздкого ведра было практически невозможно. Дорога чуть поднималась в гору, и левую ее сторону составлял почти отвесный скалистый склон, а с другой плотным забором разрослась живая изгородь, через которую не то чтобы пролезть – просунуть руку было невозможно. Скорее всего, живой забор соорудил кто-то из прадедов, чтобы никто не свалился с обрыва, но, лелеявший собственное эго Шерлок, отрицая очевидное, предпочел думать, что и тут проявилось самодурство диких поселенцев… Беспокойно поглядывавший на небесный горизонт Джон тихонько тянул его за собой все дальше, огибая по плавной дуге склон, пока они не вышли на просторную площадку, половину которой занимал небольшой, футов десяти-пятнадцати высотой водопад, пенившийся в уютной нише и сбегавшей дальше по склону, обрываясь в самом конце в почти бездонную пропасть… За краем, где брызги разбивались о воздух и ветер в мелкую бриллиантовую пыль, как призрачный мост, зависла крутобокая, яркая радуга. Убежденный, что его вряд ли можно поразить чем-то еще исключительным, Шерлок выпустил из рук ведро, и оно гулко стукнулось о каменный пол скального уступа, куда они вышли. - Вода из ледника, очень холодная. – Джон подергал его за рукав. – Набери, пожалуйста, и понесли домой. Чтобы наполнить бочку, пришлось бы сходить пятьдесят раз… Нет-нет! – Поспешно замахал он рукой в ответ на ужас в серо-голубых глазах. – Вдвоем гораздо быстрее! И тем более… это совсем не обязательно делать за один день… десять сегодня, десять завтра… Шерлок покусал губу и завертел головой, что-то прикидывая в уме – он, конечно же оценил щедрость подаренного купания, но необходимость таскаться с тяжеленным ведром несколько дней подряд его не радовала. Совершенно. - Я мог бы сделать водопровод, если хочешь. Твой навес над входом сделан из полых стволов, и если проложить из таких дорожку… Ты случайно не знаешь, где они растут? - Знаю, но давай поговорим об этом потом. Смотри, еще час и дождь встанет стеной… С неба сыпала мелкая хмарь. Облака, наползая с долины, сбивались в косматую кучу у вершины хребта, похожей на острый сколотый зуб… закручивались плотным войлочным жгутом, набухали холодной сизой тяжестью, грозя вылить свое недовольство на непокрытые головы… До того, как небо опрокинулось и затопило окрестности, они успели сходить восемь раз, вымокнуть до нитки, замерзнуть и едва не переломать ноги. Как Шерлок ни старался себя убедить, что его не трогает практичность и предусмотрительность устроенного водозабора, его рациональный пытливый ум не мог не восхититься. Во дворце воду поднимали цепью черпаков из колодцев такой глубины, что пока брошенный в них камень достигал ее поверхности, можно было досчитать до двадцати. А еще приходилось трижды в год чистить дно от песка и солоноватой корки и следить, чтобы в колодец не попала мертвая птица или змея… Тут чистейшая вода гладкого, как стекло, потока - стоит лишь подставить ведро… Которое, кстати, гораздо легче нести вниз, чем затаскивать с плоскогорья, набирая из мелкой, каменистой речки… Но Шерлок продолжал злиться… Дорога в тысячу сто семь шагов, сосчитанных еще в первый раз, бесила… Ведро оттягивало руку, перехватить которую из-за браслета он не мог. Мелкая дождевая взвесь оседала на его волосах, превращая их в тяжелые глянцевитые кольца, заползала за воротник, пропитывала рубашку на груди и штаны на коленях. … и в своем нелепом раздражении он уже совсем не замечал, что Джон все больше отстает, что хрипло и рвано дышит в спину, что его руки дрожат от усталости, а губы от холода… что он спотыкается все чаще, а сапоги из мягкой кожи намокли и скользят по травяным кочкам… Как мифический фавн, Шерлок вышагивал на своих бесконечных, как ярмарочные ходули, ногах, стуча стальными подковками сапог и брякая цепочкой. Гордо. Неутомимо. Глупо. Но вот, позади раздался сдавленный вопль, шум и громкие ругательства – настолько откровенные, что ожидать их от омеги Шерлок просто не мог. Широким веером во все стороны плеснули тучи брызг, гулко ухнуло и забренчало ведро. Джон, зацепившись за корень, проросший под тропой, подвернул ногу и, выброшенным из пращи камнем, пролетел мимо Шерлока. Он неминуемо покатился бы по камням, рискуя переломать кости, если бы альфа не успел перехватить его поперек тела свободной рукой, воспользовавшись тяжелым ведром, как якорем, чтобы погасить инерцию. Развернувшись по широкой дуге, Джон врезался ему в грудь и повис на шее, как медальон. Запрокинутое лицо в пунцовых пятнах с налипшими на лбу волосами смотрит непонятно, а испуг в огромных черных зрачках такой острый и пряный, что его вполне можно принять за возбуждение… Шерлок заворожено обнимает припечатанное к нему тело, не упирающееся, не пытающееся пнуть или укусить… замерзшее и льнущее к теплу. Пролитая вода и паршивая погода вдруг теряют актуальность и всякое значение. …дерзко вздернутый подбородок, чуть прикрытые ресницами глаза, губы… их целует дождь, но он вот-вот обзаведется более агрессивным конкурентом… разверзшиеся непогодой небеса стекают по скулам и шее, студят плечи и руки… плененное телами, сбитое с толку сердце мечется, как маленькая птичка, зажатая в кулаке… Джон дрожит, выстукивая зубами рваную дробь, а потому так и не коснувшийся его губ Шерлок безмолвно стаскивает с плеч куртку мистера Хадсона, устоявшую перед стихией, и озадаченно опускает взгляд – она повисает на прикованном цепью запястье. Колебания длятся миг… не спуская с Джона глаз, Шерлок перебирает пальцами по плетеному поясу и вытягивает из него тонкий двухдюймовый гвоздь – тщательно отполированный, изогнутый под странным углом и расплющенный с одного конца… Это стоило пяти ночей без сна, стертых о точильный камень пальцев и уставших от напряжения глаз… Джон не понимает и забавно морщит лоб - Шерлок не уверен, что он вообще осознает происходящее – плывущие, как дым, радужки перестают быть понятными… а на палисандровых** губах проступает желание… Отмычка вслепую находит цель… поворот, тихий мягкий скрежет, шуршание и щелчок… Разомкнутые оковы упали к их ногам, а куртка опустилась на плечи, пряча в своих объятьях продрогшее сокровище… - Домой? … Шерлоку было абсолютно плевать, что его первоначальные намерения летели в тартарары со скоростью нерестящегося лососевого косяка - все, чего он хотел теперь – вернуться в тепло и уют их дома, где можно будет вытащить Джона из мокрых тряпок и растереть полотенцем до жаркого смущенного румянца… он будет упираться и шипеть, пытаясь прикрыться или сбежать, но Шерлок точно знает… Джон совсем не против… А потом они сварят крепкий глинтвейн - с коричными палочками, с гвоздикой, медом и сушеными яблочными дольками… и будут пить его из толстых глиняных кружек, обжигая пальцы и губы, умостившись в одном кресле перед очагом… и смотреть, как красиво скользят по обнаженной коже тени и отсветы багрово-алого пламени… Джон остановился так неожиданно, что замечтавшийся Шерлок налетел на его плечо, плеснув под ноги водой из своего почти полного ведра. - Какого черта вы тут делаете? – строго спросил Джон тоном полкового капрала, сердито уперев руки в бока, отчего прикрывавшая его безразмерная накидка стала похожа на шляпку гигантского гриба. На лавке под глициниевыми гроздьями, подобрав ноги и прижавшись друг к другу, как птенцы в гнезде, сидела парочка омег, похожих друг на друга, как две капли воды, но слаженно моргавшая глазами разного цвета. Тот, у кого они были темно-карими, держал большой зонт из натертого воском льняного полотна, по которому гулко шлепали редкие капли с навеса, второй, голубоглазый, прижимал к груди глиняную миску, прикрытую салфеткой. Омеги вежливо улыбались, не обращая внимания на неприветливое приветствие, и с беззастенчивым интересом пялились на Шерлока. Цель визита отчетливо проступала на их чистых, незамутненных искусством соблазна лбах… - Папа просил передать для вас засахаренные сливы… - встал тот, что с зонтом и дернул брата за рукав. - И приглашение завтра на чай с ореховым пирогом и бренди… - добавил тот, что с тарелкой. На Джона они не обращали никакого внимания. Джон набрал полную грудь воздуха, но сдержался и прикрыл глаза ладонью. - Шерлок, это Джош и Мерайя Праттеры, мои соседи из Визели-энд… это вниз по дороге к Беличьему Дереву. Омеги. Незамужние и нахальные до безобразия, не стоит к ним приближаться… Шерлок удивленно посмотрел на некогда тактичного Джона, от которого теперь просто несло раздражением, густо замешанном на чем-то более интимном. Пытаясь смягчить момент, альфа поставил наконец ведро и улыбнулся гостям. - Меня зовут… - Незачем им знать, как тебя зовут! – Вдруг рявкнул Джон и толкнул его по направлению к дверям. – Ты их еще домой пригласи… - А можно? – радостно подскочил голубоглазый Мерайя, сунув Джону в руки миску с цукатами. - Нет! – отрезал Джон и, подхватив ведро, зашагал вслед за Шерлоком, который с порога смотрел на озадаченных близняшек. …забавные… пахнут травой и ежевикой… темные косые челки, одинаково падающие на глаза… не пугливые, и не лезут отираться… хотя… - Скажите отцу, что я благодарю, но вряд ли смогу составить ему компанию… неотложное дело. – Джон встал перед дверью, давая понять, что визит закончен, - а кстати, откуда вы узнали? Праттеры потоптались, все еще не решаясь уйти. Джош разочарованно надулся, а Мерайя, очевидно, более покладистый и незлопамятный, чем брат, виновато пожал плечами. - Мистер Уилкс сказал, что вы нашли в лесу альфу… И что вам он совсем не нравится. Вот мы с Джошем и подумали… - Мистеру Уилксу языком впору зерно молоть. А вам, чтобы думать, для начала надо где-то раздобыть мозги… Идите, пока темнеть не начало, а то ваш папа не простит, если вы у моего дома себе что-нибудь сломаете… - Джон остывал, как камень брошенный в реку – ребята и правда выглядели расстроенными. – И спасибо за сливы. Он вздохнул и помахал им рукой. - Ладно, забегайте как-нибудь… Сделаю для вас пару медальонов из агата. В подарок. Только не болтайте в деревне. Договорились? - Ага, мистер Уотсон! Пара развернулась, как по команде, и зашагала вниз по дорожке, толкая друг друга локтями в бок и споря жарким шепотом. Шерлок мог поклясться, что слышал собственное имя… … Предавшись сожалениям о бездарно упущенном моменте, он не сразу понял, какого джина они выпустили из бутылки. За последующую неделю в доме Уотсонов перебывали почти все заинтересованные или наоборот, возмущенные присутствием нового альфы, поселенцы. Настроение самого Джона стремительно менялось в худшую сторону с каждым новым визитером. Причем, вел он себя так, будто в этом была вина исключительно Шерлока, а не «этих несносных болтунов» по мнению, благослови ее, боже, миссис Хадсон… Но как бы ни старался Джон выпроводить очередного соискателя, какие не находил предлоги, чтобы запереть дом на замок, их кладовая угрожающе заполнялась карамельными пудингами, медовыми крокетами, пирожками с вареньем, грибами и рыбой, копченостями, от которых Шерлок громко сглатывал слюну и нетерпеливо косился в сторону кухни… Итак… Сэмюель Уилкс с сыновьями… Самым старшим был Ричард – омега, рассудительный и улыбчивый, но плотно опекаемый воинственными младшими альфами, еще не вышедшими из пубертатного возраста… Микаэль Сквош и его омега Лесли. Лесли пришел без зонта и скромно ежился, кутаясь в колючий плед возле печи в ожидании, пока его одежда просохнет на натянутой посреди кухни веревке. Он потрясенно смотрел Шерлоку в рот, пока тот рассказывал чем отличается грязь в низине от точно такой же в горной местности… Его хмурый муж вошел без стука, молча собрал еще сырые вещи и увел Лесли прямо в его коконе, оставив после себя следы от ботинок на полу и крепкий запах табака по всему дому… Кирстен Элиа и Рита Симпсон – щедро одаренные природой беты, сильно интересовавшиеся тем, что нравится мужчинам за городскими стенами Гра-Бринара, аппетитно кусали пунцовые губки и все время старались притереться к альфе, почувствовавшему себя крайне неуютно под их перекрестным огнем… Их безжалостно выгнал Джон. Арчи Коэн. Альфа, попытавшийся раздвинуть Джону ноги, едва тому стукнуло семнадцать. Джон вышиб ему зуб, прокусил плечо и так дал коленом в пах, что Арчи неделю ходил вприсядку. Но любвеобильный баламут не держал на него зла, испытав новое для себя чувство получив отказ впервые в жизни. И тут же переключился на более сговорчивых соседских омег, которых по сей день брюхатил с завидным постоянством… Да и Джона он, нет-нет, да и шлепнет по заднице, но так, без особых намерений… по привычке. Зачем приходил он, никто потом вспомнить не смог, но это был самый приятный вечер из всех, правда за ним последовало утро, полное головной боли, тошноты и смутных воспоминаний о чьих-то руках на ладной джоновой талии и неприятном чувстве, слишком похожем на ревность. Время шло, и Шерлок не мог не заметить, как с каждым днем мрачнеет у Джона лицо, а потом запыхавшийся Джош Праттер сообщил, что в горах сошел сель, и Касти – самая большая из рек, разлилась на плоскогорье, превратив все дороги в грязное болото. Шерлок никогда не видел, чтобы кто-то бледнел так стремительно… Джон прятал испуг и старался не думать о том, насколько ему неприятно видеть оживленно жестикулирующего, сыплющего остротами Шерлока в компании чужих возбужденных омег - для него самым ужасным событием стало то, что дождь размыл тропу, и пройти по ней снова можно будет не раньше следующего месяца. А значит, Гарри не придет еще недели три-четыре… А значит, Шерлок останется в доме слишком близко до… А значит, у Джона крупные неприятности, по сравнению с которыми испорченный стол и соседское нашествие просто невинный пустячок…