Билет в будущее

«Остеопороз. Причины, симптомы и лечение…», – Борис в двадцатый раз начинал читать висевший на стене плакат и снова упускал смысл, погружаясь в печальные мысли. После выступления, смыв грим и переодевшись, он пришел к врачу с жалобами на боли при вдохе, и его сразу же отправили к травматологу, чтобы сделать рентген грудной клетки. Если снимок покажет перелом или трещину, участие Бориса в проекте можно считать законченным. И все, чего он хотел здесь добиться, к чему стремился, преодолевая трудности, все его надежды пойдут прахом. И все из-за того, что позволил себе увлечься, прислушался к чувствам, но не разуму, открылся и в итоге – остался в дураках. Олег… Даже думать о том, что он сделал, было такой пыткой, что это приносило намного больше страданий, чем физическая боль. Борис ждал в коридоре, пока проявят его снимки, и вспоминал, как после выступления он спускался со сцены, окруженный густой стеной тумана, ничего не различая перед собой. Он прокручивал в голове только что услышанные слова Томильченко и понимал, что разочаровал судей. Шанс, что ему дали, возможно, из-за его прежних заслуг, он просто не заслужил. Ребята ждали у выхода, беспокоясь за него. Они попробовали расспросить Олега о том, почему концовка неожиданно стала другой, но ничего конкретного от него не добились. Парень отражал нападки и уверял, что выступление прошло отлично, раз никого из них не отправили домой. Борис появился именно в тот момент, когда Олег, уже уставший объяснять, что ничего страшного не произошло, собрался уходить. Увидев выражение лица Бориса и взгляд, которым, казалось, тот прожигал его насквозь, Олег осёкся и замер на полуслове. Борис замедлил шаг, чтобы остановиться возле ребят, но внезапно передумал и прошел мимо. Никто из них не решился его остановить. Ярким, цветным пятном в том обволакивающем мо́роке, который, казалось, окружил Бориса, неожиданно стал Даниель. Он подошел, когда Борис переодевался, и показал поднятый вверх большой палец. – Lion King – super! – похоже, это означало, что он смотрел их выступление. Он искренне улыбался и просто лучился восторгом. «Ну, хоть кому-то понравилось», – устало подумал Борис и криво улыбнулся в ответ. Он не хотел ни с кем разговаривать и тем более – отвечать на какие-либо вопросы. – Grazie, – выдавил он, выуживая из памяти, как будет «спасибо» по-итальянски, и Даниель снова заулыбался так солнечно и радостно, что захотелось попросить взаймы частичку этого настроения, чтобы подпитаться положительными эмоциями и развеять темную пелену, висевшую переде глазами. Борис не заметил, как задремал, откинув голову на больничное кресло, пока ждал, когда его позовут к врачу. Бессонная ночь, физическое истощение от бесконечного танцевального марафона и выжженная дыра от горькой обиды, кислотой разъедающей его душу, – все это лишило его последних сил. Ему хотелось остановить ход быстротечного времени, набраться сил, залечить душевные раны, обрести себя… прежнего. – Борис… Борис... – кто-то легонько тряс его за плечо. – Пойдемте к врачу, – молоденькая девушка-редактор, сопровождавшая его в больницу, звала, удерживая в другой руке его снимки. Борис с трудом разлепил будто склеенные за то короткое время, что он спал, веки и сильными движением ладоней растер лицо, прогоняя дрему. Врач, усталый пожилой мужчина, несколько долгих минут рассматривал его снимки. За это время Борис несколько раз успел от страха покрыться с головы до ног холодным липким потом. – Перелома я не вижу, трещин… – палец врача скользил по снимку, прикрепленному на ящике с подсветкой, и Борис затаил дыхание – … тоже. Снимайте футболку, я посмотрю. Танцор выдохнул с облегчением. Это означало, что у него еще будет шанс побороться за место в финале. Сильные пальцы травматолога скользили вдоль рёбер. На левом боку на одном уровне с диафрагмой, где врач надавил, было особенно больно, и Борис, не сдержавшись, зашипел сквозь зубы. – Ушиб мягких тканей, – диагностировал врач, отпуская пациента. – Смазывать мазью без согревающего эффекта, прикладывать холод и никаких физических нагрузок… дней десять. Последняя рекомендация Бориса особенно «порадовала». Завтра ему танцевать соло, которое решит его судьбу, придется выложиться по максимуму, и этот совет ему уж точно не нужен. Он выйдет на сцену и будет танцевать, как в последний раз. Чего бы это ему не стоило. Никто и ничто не сможет ему помешать. – Что вы решили? – поинтересовалась редактор, когда они сели в машину. Девушка была вместе с ним у врача и слышала, что тот сказал. – Можем отвезти вас в аэропорт, на вокзал, куда скажете. – Я возвращаюсь в лагерь, – непреклонным тоном сообщил Борис, отступать он был не намерен. – Как скажете, – девушка понимающе улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Борис стоял с сумкой у центрального корпуса пансионата и не мог заставить себя переступить порог. Никого из танцоров поблизости не было видно. Очевидно, все они отдыхали после бессонной ночи. Он представлял, как вернется в свою комнату, увидит Олега… Будет ли он извиняться, изобразит раскаяние или сделает вид, что ничего не произошло? Дима поймет, в чем тут дело, он не слепой. Да и что делать с этими извинениями? Простить он не может, забыть тоже, а делать вид, что ничего не случилось, – на такое лицемерие он попросту не способен. Он так и стоял, не двигаясь с места, прокручивая в голове сценарии. – Боря, ты как? – рядом оказался Илья. Борис так задумался, что не заметил, когда тот подошел. – Нормально, – распространяться о своих проблемах ему не хотелось. – Я слышал, тебя в больницу повезли. – Все в порядке, ничего страшного, – приятно, что хоть кому-то интересно, что с ним происходит. – Чего ты стоишь, почему не идешь в номер? – Илья продолжал настойчиво его расспрашивать и уходить никуда не собирался. Борису нравился этот парень. Нравился как друг, как надежный товарищ. Но даже ему признаваться в своих страхах, выворачивать душу наизнанку не хотелось. Он наскоро придумал, что парни в его комнате жутко храпят и не дают выспаться. – Давай ко мне, – предложил Илья. – Вчера моего соседа отправили домой, и я один в двухместном номере. Не храплю, честное слово, – заверил он в ответ на недоуменный взгляд Бориса. День клонился к закату, и это предложение могло стать решением всех его проблем. Завтра объявят Двадцатку, так или иначе все закончиться. Пусть его и влекло к Олегу, но, чтобы распутать этот чудовищный клубок недопонимания, возникший между ними, разобраться в своих чувствах и в поступках Олега, нужна была короткая передышка. Утром на свежую голову он, возможно, посмотрит на эту ситуацию по-другому, перестанет так остро реагировать, а рядом с Олегом ни расслабиться, ни отдохнуть у него точно не получится. – Пойдем, – решил Борис. Он думал, что уснет, как только его голова коснется подушки, но чуда не произошло. Вместо этого предательница-память подкидывала яркие воспоминания о ночной репетиции и чувстве полного восторга, переполнявшего его, когда они остались с Олегом наедине. Он ощущал под пальцами тепло чужого тела, чувствовал вкус поцелуя… Но все резко менялось, когда он взлетал в поддержке и начинал падать, теряя под собой опору. Олег стоял над ним и смотрел сверху вниз на поверженного танцора. И уже не понятно было, кто именно одержал победу: Олег, подставивший своего партнера, или подлый Шрам, добившийся своего хитростью и предательством. Вздрогнув всем телом, Борис снова увидел стремительно приближающееся покрытие сцены… и проснулся, судорожно глотая воздух, будто утопающий, прорвавшийся на поверхность. Борис мучительно застонал сквозь зубы, стряхивая липкие остатки сна и сворачиваясь в клубок в поисках защиты. Он прислушался – Илья безмятежно спал на соседней кровати. Борис повернулся на другой бок, стараясь улечься так, чтобы место ушиба меньше беспокоило, и снова закрыл глаза, пытаясь заснуть. В этот раз сознание, как бы издеваясь над ним, подкинуло другое воспоминание: его выступление на кастинге и Олега, который перешел ему дорогу, когда он выходил на сцену. Эта примета, как бы ему ни хотелось забыть о ней, оказалась для него пророческой. Утро было отвратительным. Отдохнуть получилось только отчасти. Силы вернулись, но на левом боку начинал проступать внушительный синяк. Илья собирался, стремительно перемещаясь по маленькой комнате и натыкаясь на острые углы мебели. Он одновременно пытался чистить зубы и одеваться. Так как Борис вчера приехал поздно, Илья попытался пересказать ему планы на сегодняшний день. Перемежая свой рассказ ругательствами, когда не получалось найти ремень или пропавший носок, он объяснил, что после завтрака их повезут в театр, где они будут показывать свои соло. Сегодня никого выгонять не будут. До самого вечера они будут свободны. Объявление Двадцатки начнется в восемь вечера. Общий завтрак прошел в спешке. Танцоры были предельно серьезны и сосредоточены. От того, насколько хорошо они сегодня станцуют, зависела их дальнейшая судьба. Напряжение незримо витало в воздухе. Каждый из них понимал, что до заветной цели остался один последний маленький шажок. Парни одними из последних зашли в автобус и двинулись в конец, где оставалось несколько свободных мест. Борис пробирался по проходу и застыл на месте, когда наткнулся на растерянный взгляд Олега. Тот сидел у окна и слушал музыку. Увидев Бориса, он выдернул наушники и хотел что-то спросить, но парень прошел мимо, невольно зажмурив глаза. Ему было физически больно смотреть на Олега и начинать разговор, когда на тебя с любопытством смотрят несколько десятков пар глаз, – последнее, чего ему сейчас хотелось. Он сел в кресло, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение. Олег привстал немного в кресле, отвечая на вопросы своих соседей, но продолжал смотреть в конец автобуса, на Бориса. – Ты чего? – спросил Илья. – Болит что-то? Ты белый, как стена! – Нет… – с трудом разлепляя занемевшие и ставшие вдруг непослушными губы, возразил Борис. Ему хотелось спрятаться от пристального взгляда Олега, а еще лучше – никогда с ним больше не пересекаться. Та сила, с которой раньше его неудержимо влекло к этому парню, теперь работала в обратном направлении. Будто поменялся заряд, и вместо минуса, он стал плюсом, отталкиваясь от другой заряженной частицы. Обыкновенная физика и ничего больше, вместе с теорией эволюции – выживает сильнейший. Только у Дарвина ничего не было сказано о человеческой подлости и сознательном желании подставить ближнего.

***

– Борис, – голос Олега раздался за спиной, и плечи Бориса непроизвольно напряглись. Олег оказался настойчивым и нашел его даже здесь. Борис уединился на заднем дворе театра. Здесь было тихо, спокойно, светило солнце. Эпицентр всех событий находился внутри здания, где конкурсанты готовились к выступлению, но Борис не хотел репетировать вместе со всеми в фойе и вышел на улицу. Шум и суматоха мешали сосредоточиться. Со своим соло он определился еще накануне вечером, взяв для себя отрывок из спектакля «Анкара» и добавив трюковую часть. Ребра болели, но боль была терпимой. Он хотел повторить общую канву танца, чтобы максимально выложиться уже на сцене. – Хочешь мне что-то сказать? – он не стал оборачиваться, зная, что Олег никуда не денется. – Нет… ну, то есть, да, хочу… – ему трудно было говорить, он запинался, подыскивая слова, и видимо ждал, что Борис облегчит ему эту задачу. Закрыв глаза, Борис ждал продолжения, но его не было. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, он решился и обернулся к Олегу. Это было больно – смотреть в глаза, помнить, насколько он раньше был ему дорог, и знать… понимать, что все это время был для него всего лишь… развлечением? – Послушай, мне нужно готовиться, так что или ты говоришь, чего хочешь, или… – Ты не пришел ночевать, я думал, ты уехал. Раскаяние? Искреннее или такое же лживое, как и он сам? – Представляю, как ты обрадовался, – сарказм, единственное оружие, которое Борис мог себе позволить. – Я не хотел этого! – Не хотел чего? – Ты понимаешь, о чем я. – Нет! И не хочу понимать! – Борис сорвался на крик. Его взбесило притворное раскаяние Олега. – Когда мы репетировали, все еще было в порядке. Да, поддержка была не самой легкой, но она у нас получалась. Единственное объяснение тому, что я упал, – ты даже не пытался предотвратить этого. Просто убрал руки, и всё! Знаешь, я одного только не могу понять: ты заранее это планировал? Даже когда мы с тобой… – Нет! Нет! – Олег попытался схватить разбушевавшегося Бориса за руку, но тот вырвал ее, не давай к себе притронуться. – Послушай, когда нас уже гримировали, ко мне подошла Наташа… – Ну да, – ироничный смешок вырвался у Бориса сам собой, – та самая Наташа, с которой… конечно же, я её помню! – Да нет же, она просто хотела поговорить. Я не знаю, чего она добивается… Борис не сдержался и горько захохотал, закрывая ладонью глаза. Градус нелепости этой фразы просто зашкаливал. – Она хотела мне рассказать о том, что случайно подслушала разговор судей. – Случайно? Прямо-таки Макиавелли в юбке. Все у нее случайно. – Для ночной хореографии танцоров подобрали так, чтобы ребята, танцующие один стиль, попали в одну группу. Так легче понять, кто из нас сильнее, кто может пройти дальше. Не могут продюсеры отобрать в Двадцатку просто хороших танцоров. Для этого шоу нужны яркие индивидуальности, отличающиеся по стилю. И тебя, и меня, и Диму специально объединили в одну команду, чтобы выбрать, понимаешь? Мы похожи по типажам. – Так поэтому ты… Из-за этого?! – Я не знаю, что на меня в тот момент нашло. Я запаниковал! Ты же знаешь, такое со мной бывает. Я уже был на объявлении Двадцатки в прошлом году и знаю, как это больно и обидно, когда тебя сбрасывают со счетов, как отработанный материал. Ты сходишь со сцены, стоишь внизу, в темноте и смотришь снизу вверх на тех счастливчиков, которые прошли дальше. Они радуются, для них играет музыка и взрываются фейерверки. Они будут танцевать в прямых эфирах, о них узнает вся страна, впереди – известность и слава, а о тебе, выкинутом за борт, как ненужный балласт, никто и не вспомнит. Я надрывался целый год в танцевальном зале, отказывал себе в развлечениях и отдыхе, чтобы снова вернуться сюда и выгрызть свое право быть здесь, и не могу остановиться в шаге от своей мечты! Вот и все. Можно успокоиться – все выяснилось. Его променяли на мечту. Был ли обмен равноценным, судить не ему. Навалились усталость и равнодушие. Хотелось спрятаться ото всех и переварить все, что он только что услышал. – Можешь успокоить свою трусливую совесть тем, что для достижения своей цели ты сделал абсолютно все и даже – невозможное! – Боря… – Уйди… – Послушай, но ведь я… мы… – Уйди, если не хочешь выйти этим вечером на объявление Двадцатки с подбитым глазом. Просто – уйди!