✝☯✝☯✝
Чанёль отослан к дяде. Мефисто знает все. Возможно, даже то, как уничтожить бессмертное зло. После продолжительной слежки за посольскими чиновниками и божьими служителями в нунциатуре через стенку — Чонин уверен. Случайности складываются в одну картину, но пока рванную черными дырами. Главный вопрос - какова будет плата. Ким общается с чрезвычайно душевным и занятым архиепископом, но из дельного получает только благословение и сунутую под нос пухлую волосатую ладонь для поцелуя. Оборачиваясь в дверях домовой капеллы нунциатуры для последнего взгляда, Чонин обмирает, чувствуя, как леденящий пот прилепляет штатскую рубашку к спине. Архиепископ общается с подошедшим молодым, до жути хорошеньким послушником, лупающим кукольными глубокими глазами-омутами с пятиуровневым дном. Если не больше. Чонин помнит все фотокарточки и досье. Ошибки быть не должно… Быстрыми шагами, срываясь на бег, Чонин несется прочь. Оглядываясь за спину, параноидально забегая за углы зданий и осматривая улицу, он думает, что, наверно, край близко. Чанёля, вытаскивающего его из приступов, сейчас нет. В казенной квартирке ждут новые папки из Ватикана. Еле успокоившись, Чонин, уверенной ложью посылая глубоко внутрь ужас, убеждает себя, что это не он. Не может быть. Лу Хань умер. Десять лет назад он был в первых рядах. Соперник по всем дисциплинам, уверенно наступающий на пятки отличнику Чонину, тот и в смерти стал первым… Сдерживающая жуткую правду стена вокруг души снова теряет крепящие подпорки, стоит ему развязать папку, переданную недавно Кенсу, под гербовой печатью и «сверхсекретно». Перед глазами высыпается знакомая кучка дел, цепляющих черно-белыми фотокарточками. Восемь досье. Восемь красных оттисков «убит» в конце страницы. Каждый — одаренный экзорцист из поколения «сверхновых малах эль*». Всего десять, из которого выжило после инцидента, названного потом «СЕУ-42». Единственные оставшиеся в живых на данный момент — Ким Чонин, ныне рыцарь пламенного меча, «подающий надежды стать новым палладином, герой нации», называемый так несмотря на оппонента, и До Кенсу, о котором знают только имеющие доступ к «сверхсекретно». Их было всего двадцать. Талантливых детей-одногруппников, которым, наверно, все же непосчастливилось привлечь к себе внимание взрослых. Они без труда выполняли задания высокой сложности и легкомысленно, даже с радостью, согласились на экспериментальный экзамен повышенной сложности… который прошел “удачно”, по словам комиссии. Десять из двадцати — ровно половина. Отсеянная группа самых сильных, умных, хитрых или поцелованных удачей… Сам инцидент не освещался: зачем волновать людей, когда жива память о синей ночи, когда есть ровно десять победителей, людская надежда в вечной неравной борьбе? Почему из раскрытой папки на него смотрят лица бывших друзей? Ярких, общительных, сильных, на которых равнялись зеленые пажи, эксваеры и молодые экзорцисты? Которые всегда справлялись, и чтобы за один год — каждый, как один, мертвы? Нервно усмехаясь, Чонин снова пытается солгать, что «простое совпадение, случайность», но реальность жестоко смотрит на него строчками из заключений о вскрытии тел или деталей убийства. Все они были убиты, что бы тут ни умалчивалось, ему это ясно. Кто-то тщательно убрал свидетелей? Угрозу? Трясущимися руками Ким пытается скрутить папиросу из рассыпающегося табака. Выходит плохо. Трубка таки раздавлена грязным башмаком прохожего еще несколько дней назад… Чанеля все еще нет, а с железобетонной стены начинают срывает заклепки, обрушивая на экзорциста лучи световой бомбы из возникающих отрывков прошлого. Сердце заходится галопом, пробираясь к гландам, мешая вздохнуть. Напряжение повышается, бухая кровью в голову. Кажется, сердце скоро пробьет нахрен грудину и кости, утягивая за собой подбитые ножки нервов. Собирая бедрами углы, Ким высовывается в форточку, но вместо воздуха на губах — болтушка из смога вперемешку с туманом и экскрементами чернушек. Шатаясь, он ломится в ванную. Ледяная вода стекает с волос за шиворот, но, даже выкрутив до упора вентиль, он не чувствует облегчения. Вода вызывает дрожь, но не успокаивает кровоточащие разрывы в душе. Чонин решает выпить. Опиум притупляет восприятие и слишком пагубен в последствии, а вот хмельные цепки вполне сносно запечатывают воспоминания. Или дарят апатию… Отмахнувшись от пары назойливых нелегальных продавцов из-под полы и от девицы с говоряще подставленной под нос колыхающейся грудью и томно заволоченными чернотой глазами, “мистер Блек” кивнул бармену и забрался в свободный угол под деревянными фальшбалками. Один из популярных пабов на главной авеню оглушил гамом, хохотом, крепким смратом заводской смазки, пота и мускусных духов шлюх, не способных перебить запах немытого тела. Отхлебывая горькое шипящее пиво, Чонин пытался отключить сознание, но не мог справиться со вбитой на подкорке привычкой следить за ситуацией и слушать. Девушки за красной дверью в конце улицы “Слон и замок” отменно оказывают услуги определенного характера, а за большую плату готовы на любой извращенный каприз. У англичан и азиатов одинаково болят на погоду старые раны и кости. Зеркально на противоположной стороне, практически напротив церкви Святого Марка у Кеннингтон парка, с борделем соседствует заведение, оказывающее такие же услуги, но противоположным полом. Что только на улице “Слон и замок” можно достать удовольствия на любой вкус, кошелек и пристрастия. Что намедни произошел очередной взрыв вокзала, на этот раз уже в пригороде самого Лондона; кажется, шестой… Чонин со спокойной совестью заказал вторую пинту бархатного темного, пропуская мимо ушей большую часть информации. Пока пиво усваивалось, шестеренки автоматически раскладывали информацию по паззлам. Отвлеченная мысль неожиданно настойчиво маякнула проверить, не присутствовал ли кто из нунциатуры или посольства в дни взрывов на вокзалах. Второй стакан опустел на половину, и следовало бы заказать следующий, на что у Чонина пока не возникало желания. Почуявшие вкусную ауру мелкие демоны безнаказанно вились над ним темной тучкой, вызывая мрачную раздраженность. Пока его слух не выцепил среди лавины ненужной информации конкретное имя. …— О Сехун. Столик через один слева, два франта-англичанина, незнамо каким ветром занесенные в замшелый паб в опасном районе. Отодвинув пиво, Чонин внимательно сосредоточился и, не удержавшись, прочитал про себя мантру. Чернушки тут же с шипением разбежались. Те, что не успели - опали золой на стол и под ноги. — …что надо… — Да ну, только на скачки тем выскочкам из аристократов. — Нет предела человеческому падению! Он думает что порядочные джентльмены позволят себе подобное? Даже дамам в будуаре зазорно… — Слышал, а мистер Кац-то… — Наверняка этот малец оказал ему «услуги». — Но, знаешь, нужно быть аккуратней с этой шлюшкой. Люди видели, что он дрался с китайским парнем из золотого дракона. Они пришли сдирать долю за продажи, а он его выпнул и так разукрасил, что мать родная не узнает. — М... Я слышал об этом… Говорят, что следующие от него уползали на сломанных ногах, а последние вообще из страны выехали ногами вперед с мелованными лицами. — Ого… А такой невинный… цветочек. — Ну да. На вид. Общий противный гогот раздался у соседнего с ними столика, на что собеседники отвлеклись, после больше не возвращаясь к разговору. Пробившись к стойке, Чонин подманил бармена и показал пару купюр в пальцах… Не ожидая подвоха, через чуть более четверти часа Чонин тупо пялится на дом, который и правда «не пройти мимо». Бармен, охотно ответил на все расспросы: «Так это же О Сехун, сэр! Относительно недавно в городе, а уже известен всем. Аккуратней с ним, сэр. Парень милый, но рядом с ним постоянно творится какая-то чертовщина… Готов поспорить, он-то и похищает людей, а в подвале… Да-да, прошу прощения. Слухи. Моя работа - собирать... Если свернуть на улицу Валроат и пройти до лавки «Гордон и ко», справа, не доходя до тайского ресторана, будет дом, «который Вы точно не пропустите». Не то чтобы Ким поверил связи этого О Сехуна со взрывами или чертовщиной... Просто еще одна причина потакать неожиданному импульсу. В последнее время это имя всплывает слишком часто, безосновательно бередя душу. Перед глазами смутно сливается. Под ложечкой скребется. Пиво бурлит и ворочается в желудке, пока он слушает приближающиеся шаги. Третья их встреча проходит неудачно. Не стоило. Определенно не стоило нестись сразу из бара, и нескольких пинт пива. Мерзкая морось не остудила, а подняла пару баллов жгучему раздражению. На пороге, прямо под красивым венком сиреневых и белых цветов, щеку с оглушительным звуком обожгло пощечиной. Чонин почему-то совсем не ожидал увидеть именно его. Не ожидал личной встречи с преследующим повсюду миражом. Не ожидал, что в чопорной Англии хозяин откроет дверь лично… Глупо было думать, что О Сехунов в Лондоне два, но только вообразить, что эта нимфетка обхаживает любого, способного заплатить. Что тонкокостный юноша способен уделать китайскую мафию и разделывает в подвале человечину… Бред. Полная чушь. Не успел остановиться, когда понесло на обличающие фразы и едкие вопросы от досады, неожиданности и еще более странного испуга, что он причастен. Вспомнился утренний отказ из Министерства прояснить ситуацию с его однофамильцем, распаливший еще больше. Повлажнневшие глаза, полные обиды, и тяжелое ощущение кажущейся хрупкой ладошки на щеке стояли в глазах смутно знакомым воспоминанием и кололи где-то под ребрами. Неожиданно просиявшее, обрадованное именно ему лицо сверкнуло красной тряпкой. Поначалу его встретили столь радушно и тепло, с ожиданием в радостно сверкнувших глазах… В этом городе он уже привык к грубой угрюмости или настороженной резкости. О Сехун… единственный, на кого Чанёль не принес досье. Сказал только, что они знакомы, учились вместе… и фотокарточку, с которой счастливо смотрел словно совсем другой человек. Перед глазами внезапно встает лицо Чанёля, когда он говорил это… Чонин думает, что фамильяр уж слишком вовремя уехал. — Ты вернулся… Такими глазами не смотрят на просто “знакомых”, а скачущее сердце и сбивающееся дыхание у Чонина точно не от бега. Судорожно стискивая рубашку на груди, он сбегает от глаз, наполнившихся болью, и бродит по городу пока не промок до нитки. Внутренности раздирает немой рев. Стенающая душа бушует, колотит по трещащим, истончающимся стенам, рвется наружу. Клубок памяти срывается с места. Оборачивается удавкой вокруг шеи, и грозится утащить в черную пропасть. Ким действительно хочет. Впервые он хочет узнать и вспомнить. На радужке заинела прилипшая картинка убитых глаз, посеревшего за секунду лица… Чонин не помнит как очутился дома. От перелопачивания доступной памяти в поисках чего-то похожего, голова раскалывалась. В ушах зазвенело гулом. Неизвестно сколько блуждая по лабиринту подсознания он лишь случайно различил реальность. Чонин поднялся с пола, чувствуя ломоту во всех мышцах, и пошел открывать. За громким стуком не услышал треск расползающейся трещины. Там, в самой глубине души. Последняя стена, до сих пор надежно скрывающая самое болезненно-дорогое. Чонина выломало прямо перед дверью. Бросая пальцы на грудь, он принялся раздирать когтями кровоточащую стигму сдреживающего барьера. Боль хрустела костями и молола в пыль ткани. Перед глазами заволокло алым. Чанёль, еще с порога заглянув в ошалевшие глаза, наполняющиеся безумием, подлетел, накрывая их ладонью. На сознание навалило и выдавило в пустоту… Ким забрался слишком далеко. Он помнит лишь со слов Чанёля, досье и газетным выпискам об инциденте «СЕУ-42», по шепоткам за его спиной в Министерстве, но преследующие видения и ночные кошмары, из-за которых волосы утром липнут к потному лбу слишком перекликаются с происходящим. Этот парень… Сехун оказался последней каплей, подточившей барьеры.✝☯✝☯✝
Открыв глаза, Ким заорал, отползая к изголовью кровати и хватаясь за голову. Виски раздирало, а бегающие глаза цеплялись за плывущие тени хищных веток, принимающих жуткие очертания. Ноги дернулись, подтягиваясь ближе — с рвущимися хрипами Чонин заскреб по шее, разрывая кожу до глубоких царапин. Отовсюду смотрели осуждающие глаза, полные ненависти. По светящимся в темноте белоснежным перинам само собой разливалось алое пятно… Реальность вспыхивала синими всполохами огня, прожигая до черных дыр, в которые медленно лезли чудовища освобождающегося прошлого. Его страхи скалились, вылезая наружу, выворачивая наизнанку, лопая струны нервных соединений с костями. Душа ревела, драла изнутри наточенными когтями, чувствуя ветер свободы. Память мстительно подкидывала правду, превращая комнату в отдельный мир из перемешанных вселенных, симбиоза прошлого и яви. Разрывая в клочья прошлые убеждения, явь разверзлась пополам, кидая кувырком по забытому. Чонин вдыхает резко спревший и затхлый лесной воздух, когда вокруг все поглощается голубым пламенем под оглушающий рев. С леденящим ужасом он понимает: этот нечеловеческий звук идет из его глотки. Вокруг смрад. Темный густой лес, объятый миазмами. Разбросанные конечности. Мертвые обезображеные лица, вызывающие такую боль, будто раненое сердце протыкает насквозь… Повсюду смерть. Неожиданно посреди всего с грохотом появился инородным телом Чанёль. Стоило ему кинуться ближе к задыхающемуся экзорцисту, Чонин остановил его вскинутой ладонью. Через силу зашевелил прикушенным кровоточащим языком, срываясь на рычание. — Не смей. Я хочу вспомнить, — хапнув воздух, он выгнулся ломаной дугой, конвульсивно сотрясаясь. Кости трещали, готовые сломаться и проткнуть сердце. Фамилиар молниеностно подскочил к кровати и придавил сверху. Разжал напряженные челюсти стучащих зубов и засунул в рот собственный кулак, игнорируя брызнувшие струйки из-под вонзенных клыков. — Ты не выдержишь! Позволь мне… — демон серьезно заглянул в глаза, надежно зафиксировав в хватке запястья. Сплюнув в сторону сгусток крови, Чонин упрямо вскинул прямой взгляд. Не выдержав борьбу взглядов, Чанёль обессилено вздохнул и, помедлив, скатился с него. Внезапно Чонин замер. Реальность вспыхнула пламенным взрывом. Силуэт Чанёля слабо виднелся позади молниеносно несущихся видений. В каждом была церковь и монахи, послушники, пасторы… Каждое через секунду вспыхивало синим пламенем, как спички. От душераздирающих воплей дрожали стекла, звеневшие грохотом. Взрыв. И так по новой, и еще раз, и еще… Чонин, словно безумный, бегал вытаращенными глазами по сменяющимся картинкам, не замечая, что из глаз давно брызнули слезы. Руки конвульсивно дергались, подбираясь к лицу и глазам. Чонин хотел вспомнить, но это… Девятнадцать лет назад. Синяя ночь. Была уничтожена тысяча экзорцистов по всему миру. В ушах заорал собственный насмешливый голос, выплевывающий грубые слова. Предпоследние слова, брошенные им в запале отцу. Его отцу, который никогда раньше не давал слабины… Его папе, лучше которого экзорциста не существовало… По хребту прошел первый треск. Тело ломало и трясло. Было до жути больно, будто вся кровь свернулась и потекла вспять. Боль настолько сильная, что сознание еле удерживалось на плаву. Каждая кость в теле перемалывалась в пыль, перерождаясь. То, что проснулось, рвалось наружу из тьмы с самого дна его души. Это нечто. Не придерживаться лишь одной формы и боли. Постоянно менялось, изменяясь и скручиваясь под кожей. Из горла рвался крик, в сердце ударил леденящий холод, засасывая словно в сквозную дыры. Ким слабел, он не хотел… Старик горел заживо, на его глазах, тепло улыбаясь глазами-полумесяцами… — Как хочешь… но… Уйди… — он резко разжал иссиня-белые кулаки, почувствовав удлиняющиеся когти. — …я тебя свяжу, ради твоего же блага, — Чанёль склонился спиной к кровати над недоразобранным чемоданом и завозился. Оставь меня. Вон, — разум уплывал, заволакиваясь инстинктами и бешенством. Чонин из последних силдержался кровоточащими пальцами за ломающееся сознание. В мыслях стрельнул и усиливался соблазнительный импульс. Он впивается прорезавшимися клыками в шею врага, как он подчиняет, рвет, убивает… Со всей дури Ким врезает голову в стену, слизывая хлынувшую струю крови. Сознание на секунду прояснилась, тут же, с оглушительным шумом темнея… Чонин подобрался, неестественно выгибая спину. Руки разъяренно скребли по кровати, разрывая простынь. Последней каплей в нем сохранялась человечность. — Уйди, — в рычании теперь было тяжело разобрать слова, но спина Чанёля замерла. Он напрягся, ощутив перемену. — М-медленно поднимись и выйди. З… зап-при… ме… ня, — пальцы напряглись, под когтями жалобно треснули смятые металлические пружины матраса. Сознание стремительно чернело. Плавно вставая с колен и выпрямляясь, Чанёль повернулся, аккуратно поднимая перед собой руки с перекинутой веревкой. Из разинутой пасти вырвался клокочущая волна рыка. Присев, демон медленно сделал второй шаг вперед, успокаивающим жестом поводя руками. На задворках сознания неожиданно возник увиденный хорошенький лупоглазый послушник. Десять лет назад, стоя по щиколотку в крови демонов, обреченных «прозреть им глаза», он со счастливой улыбкой понесся к скоплениям сильных миазмов, утягивая их за собой. Они случайно наткнулись на часовню с запечатанной урной. По глупой случайности сорвали печать… Древнее зло вырвалось… А после… никто не знал, что такое Чонин. Он сам не думал, что захочет защитить такой ценой. Совет синода тогда при… каза… Чонин заорал от боли, выгибаясь. Сзади, протыкая кожу, через мясо из позвоночника продиралась боль. Чанёля сшибло новорожденным хвостом. Звуковая волна рева накрепко вжимала его в стену, пока Ким не вдохнул. — Послушай, Чонин, тебе надо… - Чанёль груздно рухнул на ноги, перехватывая в руках заговоренную веревку. — Вон! — сознание заволочил деготь. Чанёль в последний момент успел увернуться и скрыться за дверью. Щелкнувший замок и скрежет когтей по дереву. *** Малах эл(ь) — с др, еврейского «посланник эл»; «Эл» — с др. еврейского от «Элохим» — Бог; Словосочетание означает «посланник, наделенный полномочиями Эля (то бишь Бога)