Ao no Exorcist AU: Transcendentis. Ueber Gestaltqualitaeten

Резко подскочив, Чонин оглядывается, дыша через раз. Через занавеску пробиваются оранжевые лучи полуденного солнца. По стенам колышутся изломы теней веток деревьев. Накатывают воспоминания сна. Он давно не чувствовал себя так хорошо: тело отдохнуло и будто каждая клетка раскрывается новому дню. Впервые ему приснился настолько реалистичный и... желанный сон… Выдохнув, Ким провел по волосам и потянулся. Тело благодарно отозвалось на потягивание и ныло каждой мышцей. Откинувшись на спину, Ким вскрикнул, тут же поднимаясь. Мысли сгустились, заполошно бегая. Подскочив к зеркалу, Чонин увидел красные пятна, спускающиеся с шеи ниже по торсу параллельно черным полосам геометричной татуировки. По спине спускались алые полосы от ногтей. Ким упал головой на столик меж сжатых кулаков и зажмурился. Сжатые зубы до белизны натянули кожу над желваками. Резко ударил руками в столешницу, ломая умывальник. Кафель глухо скрипнул и осыпался белой крошкой к ногам. — Глупец… Боже, какой же ты идиот, О Сехун. Тело тряслось от осознания его поступка. Остекленевшие глаза плыли, не останавливаясь, по комнате. Чонин съехал на пол, нервно кусая пальцы. Сколько времени прошло… ведь уже сегодня… Внутри что-то оборвалось, ухнув вниз. Поднявшись, Ким замер на месте, судорожно думая. Он подорвался и вылетел из комнаты, быстрыми широкими шагами пересекая коридор. Распахнув дверь, оглядел пустую комнату. Услышав приглушенный смех, Ким развернулся и чуть не бегом кинулся на кухню. Под его взглядом все затихли, не успевая убрать улыбки. Подскочив к Бекхену, Чонин с размаху врубил в него кулак и схватил за грудки, когда того откинуло. — К-какого черта... — лис злобно сплюнул в бок красный сгусток и тут же вскинул назад голову. — Вот и я спрашиваю: какого черта, Бекхен? — слишком громко — в наступившей тишине — и хрипло процедил Чонин, встряхивая хрупкого парня. — Зачем ты это подстроил? — Да что? О чем ты... Сбоку вырос Чанель, оттаскивая его от напряженного лиса. Схватив под руки, крепко сжал, пытаясь удержать вырывающегося Чонина. Ифань привстал, а сидящие на кухне недоуменно переводили взгляды. — Чонин, успокойся, что случилось? — пытаясь сдержать и успокоить Кима, Чанель морщился под ударами. — Отпусти меня! — рыкнул экзорцист. —Бекхен, ответь мне! Чего ты добиваешься? — Чонин, скажи, что произошло? — захват стал крепче, как и сила ударов экзорциста. Ву нахмурился, переводя взгляд, прижимая к себе напуганного Исина; полисмены замерли на местах, До удивленно распахнул глаза. Дамы молча слушали. — Ким, почему ты нападаешь на фамилиара Сехуна? Дернувшись, услышав имя, Чонин закричал, жмурясь, выпуская с пламенем часть демона. Непроизвольно отбросив Чанеля, он перевел тяжелый взгляд на кицуне, сталкиваясь с глазами изподлобья. Бекхен смело выдвинул вперед подбородок, смотря прямо, играя желваками и сузив губы. В звенящей тишине по комнате отчетливо прошелся общий вздох. Внезапно засвистел чайник. Щелкнув пальцами, Ким втянул в себя огонь, и тот медленно затих. Потирая ушибленный бок, Чанель встал, больше не влезая. — Чонин, ты… — Кенсу, приоткрыв рот, впервые смотрел на Кая. — Как интересно, — Крис склонил к плечу голову, оглядывая его. Дамы-экзорцисты вскочили, отступая друг к другу. Скосив глаза, Чонин взмахом руки заставил их сесть обратно. — Вы все равно узнали бы. Раньше или позже, — повернувшись к Бекхену, он подошел и присел. — Сехун ушел. Чертов ты лис, он слышал наш разговор! Ты ему позволил, так ведь? — разжав побелевшие губы, Бекхен нахмурился и показал зубы. — Ты ослеп, погрязнув в своих переживаниях. Ты должен был дать ему выбор. Это единственный возможный для нас путь. Думаешь, мы смогли бы безопасно проникнуть туда, если они бы узнали о нас? — Не единственный, — рыкнул Ким. — Потому я и не говорил. Какое у тебя право, думать и действовать в обход меня? — Я не подчиняюсь тебе, — процедил Бекхен, сверкнув глазами. — Я не подчиняюсь никому, чтоб ты знал. Медленно поднявшись, Чонин по капле выпускал Кая. Он вырастал и темнел, угрожающе нависая надо всеми. Медленно и отчетливо, он выплевывал слова. С каждым новым у Бекхена испуганно расширялись глаза. Он рухнул на руки, тяжело дыша. Сверху пудовым весом на холку опускалась воля и аура. Руки тряслись, готовые подломиться. Ярость Чонкая физически придавливала к полу. Лис буквально видел эту давящую удушающую энергию, по дюйму заполняющую кухню. Даже воздух, кажется, трещал. — Я — второй из Королей Геенны: в моих силах убить тебя и отправить на вечные муки в самые темные и проклятые владения ада. Ты подчиняешься мне, хочется тебе этого или нет, — появляющийся графитовыми клубами серный дым заставил всех подавиться и хрипло кашлять. Полисмены схватились за горло, пытаясь вдохнуть. Крис заслонил собой Исина. Дамы снова вскочили, готовые обороняться. Ария открыла рот, чтоб читать сутры, но До мотнул головой, заставив сесть обратно. — Чонин, прекрати, ты пугаешь их, — но Чонин и бровью не повел, не отводя от лиса взгляда. — Да, прошу меня простить… Повелитель, — Бекхен опустил голову, кусая губу. — Ну все, хватит, Чонин, — не выдержал Чанель, дергая того за руку. — Ты показал, кто тут главный, и перепугал всех, — Ким еще с минуту смотрел на спину Бекхена и выпустил через нос воздух. Видение рассеивалось, оставляя напоминанием протухший запах. — Хорошо, — люди с облегчением вдохнули свежий воздух. — Но ты, и ты тоже, — ткнув пальцем в Чанеля, — будете наказаны после всего, — демон закатил глаза, обнимая словно побитого, всклокоченного и красного Бекхена. — Кенсу, мы не подписывались идти на задание под руководством демона, — произнесла девушка, с ненавистью глядя на Чонина. — Он же нас уничтожит первыми. Кто знает, что он не ведет нас на… — она осеклась под взглядом, но упрямо вскинула голову. — Девушка. Я — пламенный рыцарь. Думаете, выше не в курсе того, кто я? — усмехнулся Ким. Поджав губы, она отвела взгляд. — Синод считает его главным оружием против сил Геенны, — подал голос Кенсу, придавливая всех взглядом. — Если бы… если бы не это в нем — мы бы давно служили ему как Палладину. Не смейте даже допускать мысли о сомнении в этом человеке: вы не знаете и капли из того, что он пережил. И если я еще услышу… — Чонин мягко его перебил. — Спасибо, Кенсу, достаточно. Это ожидаемая реакция. Я не зря вам показал себя сейчас, а не на поле боя. Кенсу сжал кулаки и продолжил молча сурово оглядывать каждого. — Мне лично все равно, — спокойно произнес Ифань. — Сути это не меняет, — из-за его плеча выглядывал Исин, явно не совсем согласный со своим парнем, но молчащий. Девушки медленно все-таки кивнули. — В Китае редко, но практикуется подобное. Я бы даже сказал, что теперь наши шансы крупно возросли, — улыбнувшись, он кивнул Киму. — Хорошо, — бросил Чонин. — Я иду за ним, — прожег взглядом лиса, разворачиваясь и выходя из кухни. — Чонин!... Влетев в комнату, он быстро огляделся, просчитывая, что потребуется. Кинувшись к шкафу, он распахнул створки. Спешно одевался, все еще чувствуя, помня. В горле не растворялся тугой ком. Тело еще помнило прикосновения и нежную кожу под ладонями. Отчаяние от вероятных финалов, лезущих в голову… Придурок! Главное — успеть… — Чонин, стой, прекрати! — на пороге возник Кенсу. — Ты ничего не можешь сейчас сделать. Он ушел с рассветом, он уже у них. Успокойся, нужно обд… — Как я могу?! — сорвавшись, выкрикнул Ким, не обернувшись. — Он там! Один. Через три часа… — бессильно взвыв, он вонзил в волосы пальцы, царапая кожу. Заметавшись по комнате, он судорожно собирал артефакты, неаккуратно распихивая по карманам. — Нет, Чонин… — внезапно их прервал дверной звонок. Испуганно вскинув голову, Ким переглянулся с Кенсу. Выронив из руки вещи, он переступил через них, быстро шагая к входной двери. Экзорцисты высыпали в коридор, обступая. Глянув в глазок, Чонин удивленно вкинул бровь, открывая замки. На пороге стоял тот самый коллега, который когда-то возмущался переносками "хлама" в подвал. Оглядев парадную, он затащил внуть сотрудника. — Чем могу помочь? — выдавив из себя вежливую улыбку, Чонин сложил на груди руки. — Мистер Блек, прошу меня простить за внезапный визит: меня просили передать. Вот, — он протянул упакованную грубой бумагой средних размеров коробку, обернутую бечевкой. Сзади вышел старший офицер, профессионально разглядывая ее. — Кто Вам передал ее? — пронзительно вглядываясь в струхнувшего перед полисменом чиновника, он подошел ближе. — Мистер Блек, я бы не советовал Вам открывать ее. Не слушая, Чонин быстро разорвал обертку, выкидывая под ноги. — С-сер, мне передал ее курьер, я даже не знаю, что внутри. Слово джентельмена, — он испуганно уставился на содержимое открытой посылки, прижимая ко рту ладонь. — Я-я… говорю правд… — позеленев, он отвернулся. Сотрясаясь, он выбежал. Снаружи послышались звуки рвоты. Чонин оглох. Сжимая угол коробки окостеневшими пальцами, он смотрел на аккуратно выложенную соломку, блестящее серебро сережки. Руки подпрыгивали, толкаясь от затрясшегося тела. В центре на мягкой подложке лежало окровавленное ухо. Зубы свело, громко стукая друг о друга в пронзительной тишине. Подошедший посмотреть, что там, Кенсу судорожно вдохнул. — О Боже… Глаза медленно поднимались. Легкие громко с силой качали воздух. — Ублюдки… — он прикрыл глаза, смаргивая охватившую бурю. Зубы скрипнули, не выдерживая сжатия. — Именем Господа… я клянусь. При всех вас клянусь, что из-под земли выкопаю и заставлю ответить, — рывком обернувшись, Чонин прожег всех голубыми глазами. — Чанель, займись им. Вытащи все. Даю тебе Право. Готовьтесь, через час мы выдвигаемся. Тараном шагая через собравшихся, он гулко ступал, до хруска комкая в кулаке угол картонки. Дыхание срывалось, грудная клетка дергано сокращалась. Захлопнув дверь, Чонин опал на нее. Прижимая к себе коробку, он тяжело судорожно дышал. Глаза распахнулись, невменяемо мечась по комнате. Расцарапывая кожу, он водил по лицу скрюченными пальцами, хрипами выталкивая через них воздух. Туда — обратно, туда — в себя… — Найду… Зверея от злости и ужаса, он зажимал между клыками губу. Тело вытряхиво из кожи и костей, продиргая нервные мембраны. — Сука, я найду тебя и убью. Глаза с трудом открываются, через слой царапающего песка, смотрят и не видят. — Сдеру живьем кожу… Изнутри рвется ор. Хочется проораться и забыться. Забыть эти десять лет. Испуганно сжаться в углу и разнести до основания этот город. Вырвать хребет и затолкать в глотку. Сжечь, уничтожить, разорвать… Покачнувшись, он сделал шаг, подходя к столу. Опустил коробку на крышку и рухнул в кресло. — Я достану тебя… потерпи чуть-чуть, — он зажмурился. Сердце заходилось битами, перебойно — то вскачь, то останавливась. Глаза снова вернулись к коробке. Дрожащими пальцами он прикоснулся к шершавой поверхности, сжимая до выпяченных желваков челюсть. — Я вытащу тебя. Не подведу. Не в этот раз, — словно спятив, приговаривал он коробке, поглаживая пальцем угол. Глаза остановились на зеленом сукне секретера, где белел лист бумаги, придавленный чернильницей. Сехун… Сехун не мог уйти просто так. Неужели…? Подорвавшись на ноги, он подлетел к нему. Схватив лист, Чонин жадно вчитывался, внимательно скользя по строчкам, заходясь сердцем на расплывающихся участках. Запоминал каждое слово, пока не дошел до конца… Стукнув последний раз, сердечная мышца сдала. Что-то вспорхнувшее оборвалось под грудиной, впиваясь дробью в желудок. Кровь отлила от щек, леденея. Выронив письмо, он продолжал смотреть на последние слова, отступая назад, пока не уткнулся в подоконник. Прислонив ко рту ладони, дышал. Сильно, глубоко, судорожно продувая внутренности. Голова плывет и кружится, или комната... Воздух дерет горло, внутри пронзительно рвется струна. — Че ты им не скажешь, чтоб отвалили от тебя? Ты выше и сильнее этих придурков. Так они только больше будут задирать тебя. — Тебя что, всю жизнь обманывали? — Меня бесит, что ты такой сильный, а тряпка. — Ебаное утро. О, привет. Ты сегодня серее обычного… — Ты… тоже видишь? — Конечно, мы друзья. Нервно и быстро вдыхая, Чонин мотал головой. Спотыкаясь, дошел до кабинета, ударившись об угол стола. Руша стопки папок судорожными пальцами, искал ту самую, красную папку с грифом “секретно”. — Чонин? Чонин, ты где? — слова стукнулись в уши, отскакивая, не донося смысл. ”Ким Чонде — мертв. Погиб в инциденте “СЕУ-42”.” Внутри ворочается колючий психоз. Тупо глядя в слова, печатные черным по белому. Черным по белому — затягивая в деготь. В пустую черноту, оттесняя из реальности. Прожигая радужку и оставаясь на подкорке. Тело немеет от замершей позы. Немигающие глаза слезятся. — Чонин, ты… как ты? Тебе нужно успокоиться и взять себя в руки, чтобы... Чонин?

Мое задание — Ким Чен Чонде.

Челюсть дрожит, и Ким закусывает губу. Щеки обжигают первые злые капли. Впервые… все встает на места. Пятясь, он спотыкается и падает, отбивая кости. Он падает на ледяной ковер, поджимая ноги. Пальцы трясет, он не с первого раза достает самокрутку, но роняет. Огниво осекается, выскакивая из рук к противоположной стене. Щелкнув пальцами, подкуривает голубым огнем. Он жадно втягивает тяжелый горький дым. Фильтр покрывается пятнами. — Чонин! — Кенсу подлетел, тормоша, пытаясь поднять. Он испуганно оглядывал его, бессильно дергая за руку, пытаясь поднять тело. — Возьми себя в руки! Они этого и добиваются, ты должен… Сдавшись, он сорвал с дивана покрывало, укрывая Кима. Тяжелая ткань соскользнула, криво падая с колен. Пепел упал на одеяло, занимаясь алым. Вскрикнув, Кенсу тут же стряхнул его, откидывая от Чонина одеяло. Изломав над большими глазами брови, он развернулся и быстро вышел из комнаты. — Он, Кенни… он… Слепо переведя глаза, прошептал в пустоту. — Это он. Он вспоминает. Очень много. И все сразу лезет в голову, напором проламливая. Четко и реально, будто все тогда — сейчас. Одна за одной внутри хором лопаются натянутые нити струн. Которые когда-то служили оградой сомнений. Не сейчас. Не когда он беззащитен и слаб, сейчас, когда даже не та мысль на святое считалась крамольной и подвергалась хирургическому изъятию. А тогда, давно, во времена дружбы, возведенной сейчас на хрустальный пьедестал. Ледяной гроб, не пропускающий сверкающими гранями и ослепляющим светом ничего, что когда-то подтачивало уверенность и дарило непонимание. Звоночки сомнений. Небеса рухнули, утаскивая осколки бывшей славы лучшего в мире. Воспеваемого среди мужчин, не доступного женщинам. Драгоценности. Дружбы до гроба, кровной, записанной в строчках бегущих по крови частиц. Сорным хламом опадают остатки, где-то сверкающие по памяти. Погребли под курганом… возвещая смерть и конец. Не готов, не ожидая, открыт и мягок, пропустив удар в самое нежно-розовое. Тщательно оберегаемое. Из юности. Из тогда, где редкое в его проклятой жизни хорошо. — Тряпка ты, Ким. — Будешь со мной рядом — научишься быть мужчиной. — Иди, выбей из них спесь. Нечего на нашей территории торговать. — Мы выберемся из этого дерьма, Чонин. Со мной не пропадешь. — Он тебе не нужен, Ким. Ты забыл нашу цель? Забыл свою ненависть? — Давай уничтожим всех тварей. Этот мир будет наш. Отчаяние и невыносимая боль предательства подрубают под лопатками, заставляя скукожиться. Он наконец вспомнил, когда в первый раз увидел двух сплетающихся змей вокруг цветка. Когда они в первый раз разругались с Кимом. Друг с пеной у рта возбужденно рассказывал о новых возможностях и своих идеях. Они восстановят тайную организацию при помощи его новых “друзей”. — Представь, мы так заберемся на самую верхушку. Сможем управлять всеми и карать виновных. — Мне не нравится эта идея. Кто эти твои “друзья”? — Ты не понимаешь, Чонин… — Зачем нам управлять? Мы — малах эль, нам сразу дадут средний уровень, как выпустимся. Мы дослужимся до высокого и сможем… — Я не ты, Чонин! — он и забыл, сколько злобы было в этих словах. — Я не срубаю всех своей бешеной харизмой, не несусь грудью на амбразуру. Я-я… хочу вырваться, понимаешь? — Понимаю… Чонде, но ты тоже сверхновый. Ты — лучший стратег из всех, кого я знаю. Талантливый и успешный. Сможешь вырасти даже до советника, если постараешься…. — Вот именно! “Если постараешься”? Когда это будет? Я не хочу ждать! Я хочу хорошей жизни. — Чем жизнь сейчас тебя не устраивает? Чонде, мы хотели уничтожить всех тварей с Сатаной во главе! У нас отличная команда, и, когда Сехун выпустится, мы сможем… — Ты еще веришь в это?! Сехун? Опять этот даун? Ты ослабел умом рядом с ним, если еще веришь в этот бред. Сатана — король Геенны, а мы — люди. Не можешь трезво оценить разницу? — Не смей так говорить о нем. Не смей насмехаться над нашей мечтой… — Нашей? Ты сбрендил рядом с ним… Они впервые подрались. Жестко, больно, пытаясь навредить. — Я тебя теряю, Нин… Чонде вылетел из своей комнаты, оставляя там Кима, и Чонин случайно смахнул его бумаги, когда поднимался. Он был в его записях. Знак тяжело было разобрать, учитывая способности Чонде к рисованию, но сейчас… "...Ша…ил… н, …ри…лдж… н. Ки…м…" — последние слова Лухана. Во рту собиралась желчь. Внутренности скручивало и выворачивало наружу. Губы защипало, стоило ими двинуть. Облизав ранки, Чонин сел, прислоняясь к столу. — Non Draco Sit Mixi Dux. Sunt Mala Quae Libas Ipse Venena Bibas.* Перед ним тут же материализовался растрепанный Чанель с распахнутой рубашкой, тяжелым дыханием и сбитыми костяшками правой руки. Не ожидавший призыва, фамилиар с громким "ой" свалился на ворс ковра. — Это было грубо, — последовало с пола обиженным голосом. Чанель развернулся и поперхнулся словами, увидев состояние Кима. — Черт побери, я тебя не видел всего полчаса! Не переживай так за Сехуна: он сильный малый… Умолкнув под полубезумным слабым взглядом, он проследил за кивком и подобрал бумагу. Прочитав, поднял потемневшие глаза. — Узнай все. У тебя не больше двух часов, — в спину поднявшемуся демону ударились тихие слова. — Он должен быть в верхушке Шарильджин. Чанель развернулся и подошел, усмехнулся, глядя в блестящие глаза с переливающимися через края градинами невысказанных сдерживаемых эмоций. Потрепал по макушке и кивнул. — У меня есть второе имя. Жди через час, —Чонин выдавил кривую улыбку. Фамилиар исчез, оставляя Кима в одиночестве. По стеклу глаз плыли отражающиеся облака. Чонин заторможенно мигает и приоткрывает рот, позволяя пыли липнуть на нёбо и язык. Чем глубже он погружается в это дело — тем больнее. Невыносимо хочется проораться. Забыться. Заглушить дыру. Она жуткая и затягивает чернотой. Забыть эти десять лет. Испуганно сжаться в углу и разнести до основания этот город, чтобы найти. Спросить... По ладони скользят теплые пальцы, и он переводит взгляд вниз. Заскорузлые худые пальцы перевязывают кровящую руку. Ким не заметил, как снова поранил себя. После к губам прислоняют чашку, мерзко воняющую лавандой. Он морщится, но пьет. Все, лишь бы не смотреть в чужие глаза. — Я тоже в шоке, — проследив, чтобы Чонин выпил все, выдохнул Кенсу. Прикрыв глаза, Ким подтягивает коленки к груди, вжимаясь сильней в резные створки стола. Это не шок. Тут слово-то не подобрать… Падение Империи. Помпеи, Атлантида… больше на то похоже. Огромный, сочащийся гноем ком, булькающий нарывами. Такого масштаба. Размах конца… Больно. Изнутри все жжется, рвется на куски, ревет раненым зверем. Воспоминания жрут живьем. Вьются червем и добавляют дыр. — Он был мне хёном… Кенсу сел рядом, обдавая теплом правое плечо. Руки занемели, леденели колени. — Я тоже тебе хён, — спустя некоторое время. Когда Ким уже забыл, что что-то говорил. — Сегодня такой странный день, хён… — У тебя есть еще час, чтобы прийти в себя, — Чонин наконец посмотрел на чужой профиль, скрипнув шейными позвонками. С подбородка Кенсу падали крупные детские слезы, минуя прикушенные фиолетовые губы. Чонин зажмурился и склонил на чужое плечо голову. Через полчаса в тишине снова гулко отразился дверной звонок. — ...т-ты? *** С латыни. - Древний змий да сгинет злой. Злом меня да не искусит, чашу яда сам да вкусит //выстрадала... после таких глав можно руки на себя наложить