Novus ordo seclorum

Дорогой Геллерт, Иалу отвез нас к Оазису Кара, где, по его словам, скрывается вход в подземные пещеры. Он говорит, что раньше здесь поклонялись богам и есть древние тексты, свидетельствующие о том, что боги даровали жрецам тайное знание. Благодаря ему они могли видеть прошлое и грядущее, давнее и нынешнее, быть одновременно везде и нигде. Мы думаем, что имеются в виду именно пески времени. Завтра мы отправимся в пещеры и, я надеюсь, найдем то, что нужно. Альбус Геллерт опустился в кресло, закидывая ноги на письменный стол. Отец бы его убил за это. Способность трансгрессировать он обнаружил, когда падал в бушующую бездну. Успев мысленно попрощаться с жизнью, он отчаянно представлял безопасное место, которое в этом чертовом лабиринте теоретически могло быть. И не ошибся. Он намеренно не сказал Гермионе об этом. Нужно было время для того, чтобы узнать о ней как можно больше, понять, может ли он доверять ей настолько, чтобы поставить ее по правую руку от себя и вместе взойти на пьедестал нового будущего. Она была для него пропуском в это будущее. Призом, который по счастливой случайности он получил. Улыбка на миг тронула его губы при воспоминании о том, как он укладывал уснувшую девушку в постель и ее тяжелые локоны рассыпались по белоснежной простыне, словно змеи, не желавшие отпускать его из своих пут. Их разговор увлекал, но хотелось побыть наедине со своими мыслями, и в последний раз бутылка с янтарной жидкостью, уже наполненная зельем сна, скользнула в сторону Гермионы. Думая о ней и о своих далеко идущих планах, ему отчего-то казалось, что время утекает сквозь пальцы, как эти чертовы пески времени, и Геллерт старался замедлить его хоть немного. Отложив письмо в сторону, он взялся за следующее. Мой дорогой Геллерт, Прости, что так часто пишу, но мы с тобой не виделись очень долго, и я действительно скучал по тебе и по нашим с тобой разговорам. Помнишь яблоню у дома Батильды? Ты любил взбираться на самый верх, чтобы найти самые вкусные и сочные яблоки. Два года назад в нее ударила молния и расколола надвое. Я подумал, что это очень символично. Геллерт хмыкнул. Не будет же он ему говорить, что яблоня раскололась в тот момент, когда в дом Дамблдоров вошел молодой волшебник, приветствуя Альбуса немного теплее, чем того требовали приличия. Высокий, светловолосый. Наверняка талантливый. Чертовски неудачная замена. Иалу показал нам самый короткий путь через пещеры к храму. Он говорит, что здесь поклонялись Хонсу — египетскому богу времени. Сотни лет жрецы молились здесь, взывали к нему, прося о благословении, и он щедро наградил их свободой от оков времени. Стены здесь расписаны удивительными рисунками. Неизвестные существа, символы, которых я никогда не видел, и хотелось бы, чтобы ты на них взглянул. Я стараюсь зарисовывать все как можно точнее, чтобы разобраться по возвращении домой. Не знаю, что ждет нас дальше, но я надеюсь найти ответы на все наши вопросы, чтобы вернуться к тебе как можно скорее. Альбус Геллерта начинало подташнивать. Он подумал, что остальные письма нужно просто выбросить. Особенно, если они написаны в таком же тоне, как это. В дверь тихо и размеренно постучали. — Герр Гриндевальд, — в комнате возник Август, облаченный в неизменную белоснежную рубашку и темные брюки. Он степенно застыл у порога, сложив за спиной руки. — Вас долго не было. Что-то случилось? — Были некоторые проблемы, — ответил Геллерт, возвращаясь к письмам. — Дома все в порядке? — Само собой, герр Гриндевальд, — домовик слегка поклонился. — Желаете принять ванну? Отужинать? Сменить одежду? Геллерт на мгновение задумался и кивнул. — Да, пожалуй. Ему хотелось объясниться с Мишель, но это можно отложить на потом. Сейчас гораздо важнее узнать у Михаэля об артефакте, и что произошло после того, как они исчезли. Но в одежде, которую дала ему Гермиона, появляться было нельзя. — Я могу выбросить ваши вещи? — так же участливо поинтересовался домовик, с выражением легкой брезгливости осматривая футболку. — Прошу простить мое любопытство, но вы снова подрались в баре? — О, Мерлин! — расхохотался Геллерт. — Это было всего единожды, не стоит напоминать об этом каждый раз. — Ваш отец не одобрил бы такое поведение. — Ты становишься брюзгой, мой дорогой Август, — он бросил на домовика укоризненный взгляд и скомкал письмо, подбрасывая его вверх. Бумага вспыхнула, растворяясь в полумраке кабинета. Август снова поклонился. — Прошу прощения. Я приготовлю ванну. Желаете на ужин что-то особенное? — Нет, как обычно, — желудок призывно заурчал, и рот наполнился слюной в предвкушении сочного мяса. Август готовил его по своему особенному рецепту, который отказался бы рассказать даже под пытками. — Спасибо. — Рад служить вам. Оставшись в одиночестве, Геллерт вздохнул, с тоской поглядывая на непрочитанные письма. Альбус обещал писать каждый день и с истинно дамблдоровской педантичностью выполнял свое обещание. Геллерт, Мне стоит больших усилий выбираться на поверхность, чтобы отправлять тебе письма. Храм Хонсу оказался целым комплексом, уходящим глубоко под землю. Это самый настоящий лабиринт со множеством ловушек и тупиков. Не знаю, кому потребовалось создавать его, но теперь я точно уверен, что мы оказались там, где нужно. Элфиас мучается от тесноты. Он шутит, что никогда больше не поддастся моим обещаниям «увлекательных» приключений и еще долго не сможет спускаться в пещеры. Я буду рад, если ты напишешь мне, чем вы сейчас занимаетесь с мисс Грейнджер. Она умная, талантливая волшебница, но, несмотря на наши родственные связи, я считаю, что ей не следует знать много. В том числе о твоих планах. Жду твоего ответа. Альбус Как много лжи. Перо, которое Геллерт держал во второй руке, с треском переломилось пополам. А он ведь действительно поверил Альбусу. Тот был так убедителен. Так честен. Впервые за долгое время Геллерта Гриндевальда так умело обвели вокруг пальца. Дважды. И это его чертовски злило. Восемь долгих лет он копил в себе смелость простить Альбуса за его недоверие, и теперь в один миг все рухнуло. Геллерт, Не хочу себя накручивать, но ты не ответил на мои предыдущие письма, и я немного волнуюсь. Все в порядке? После того, что произошло с Пернеллой, я прошу тебя быть осторожнее. Николас писал, что это не было похоже на атаку Министерства, так что подозреваю, что в этом замешан кто-то другой. Твое молчание убивает меня. Это очень жестоко. Я только тебя обрел и не хотел бы снова потерять. Все еще жду ответ. Альбус Геллерт закатил глаза и фыркнул. Альбус всегда отличался этой агрессивной, навязчивой заботой. Но если раньше она умиляла, то сейчас вызывала лишь глухое раздражение. Что делать дальше? Разыграть свою партию до конца? Строить из себя идиота, который ради воссоединения старых друзей готов забыть обиды и верит, что Альбус ищет пески, чтобы вернуть сестру? — Ванна готова, герр Гриндевальд, — в этот раз Август не утруждал себя стуком в дверь и просто появился посреди комнаты. — Как только вы закончите, я принесу ужин. Геллерт задумчиво провел кончиком сломанного пера по губам и кивнул. — И еще, — домовик едва заметно наклонил голову, глядя на хозяина огромными синими глазами. Геллерту почудилось любопытство в его вопросе: — Я могу прибраться в гостевой спальне, или фрау вернется? — Фройляйн, — поправил Геллерт. — Оставь так. — Хорошо, герр Гриндевальд. Приятной ночи, — с тихим хлопком он исчез. За окнами чернело беззвездное небо, и Геллерт надеялся, что Гермиона проснется не раньше, чем он вернется. Не хотелось бы попасться на своей маленькой лжи так рано. Он забрался в ванну, с блаженством вытягивая ноги в горячей воде, и распечатал следующее письмо. Четыре письма, Геллерт. Ты не ответил ни на одно. Ты издеваешься надо мной? Я уверен, с тобой все в порядке. Такие, как ты, выживают при любых обстоятельствах. Вероятно, ты сейчас думаешь, как же я достал тебя со своими письмами, при условии, конечно, что ты читал предыдущие. Даже если ты не прочтешь это, я все равно скажу. Я скучал, Геллерт. Я отказался от тебя тогда и сожалею об этом каждый день моей жизни. И я действительно хочу это исправить. Ты единственный, кто знал меня лучше меня самого, и я никогда не прощу себя за то, что тогда тебе наговорил. Я надеюсь, что возвращение в прошлое действительно поможет мне исправить эту чудовищную ошибку. Но, я полагаю, тебе глубоко плевать на те чувства, которые я вкладываю в каждую строчку, так что я перейду к делу. Геллерт не без удовольствия заметил, как на этих словах рука Альбуса дрогнула, выдавая эмоции с головой. Мы нашли их. Мы нашли пески времени, Геллерт. Стало душно. Пришлось откинуть голову назад и опереться на прохладный край ванны, чтобы перестала кружиться голова. Почему так быстро? Он не должен был найти их так быстро. В свое время Геллерт потратил месяцы, чтобы раз за разом натыкаться на бесполезные легенды и слухи, заводившие в глухие тупики. Альбусу потребовалось меньше одного. Интересно, он действительно собирается вернуть Ариану или же стремится поскорее избавиться от Гермионы, видя в ней наибольшее зло? Или и то, и другое? Строчки расплывались перед глазами. Геллерт зажмурился, прогоняя подступившую темноту, понимая, что сражение буквально высосало из него все силы. Он бегло глянул в зеркало, отмечая, что бледность ему совершенно не к лицу. Как и рваный шрам поперек груди, от которого следовало бы избавиться, но этим он тоже займется позже. Под храмом мы обнаружили пещерный лабиринт. Он разит темной магией, и мне потребовались все мои знания, чтобы частично снять наложенные на него проклятия. Я не сплю уже двое суток, и, честное слово, Геллерт, мне кажется, я скоро сойду с ума. Элфиас отказался идти дальше, после того как его едва не похоронило под завалом. Он ждет меня на поверхности, и, если я через три дня не выйду с ним на связь, отправит тебе мое последнее письмо. Надеюсь, этого не случится, потому что даже на небесах мне будет стыдно за то, что я там написал. Я нашел комнату со множеством ловушек. В ее центре стоит урна, опутанная десятками защитных заклинаний. Я хочу верить, что там те самые пески времени, а не заключенный божественный дух, который, вырвавшись на свободу, захочет поработить мир, погрузив его в пучину хаоса. Иалу говорит, что я брежу. Надеюсь, ты в порядке. — Ты заставил меня волноваться! — звонкий женский голос показался слишком громким в маленькой ванной комнате. Геллерт вздрогнул от неожиданности, выронив письмо в воду, и обернулся, поблагодарив секундное замешательство за то, что едва не убил собственную кузину. — Нора, черт побери, — прошипел он, выпуская из рук палочку. Девушка прислонилась к двери, скрестив на груди руки. На ее губах играла легкая улыбка, а слегка прищуренные глаза взирали на Геллерта с таким изумительным добродушием, что он сразу понял: Элеонора в ярости. — Куда ты пропал? — поинтересовалась она, не спеша отворачиваться, когда он поднялся. — Мы тебя искали, но ни одно из поисковых заклинаний не сработало. Ты понимаешь, что мы подумали? Ты хоть раз мог бы подумать своей головой, прежде чем исчезать! Геллерт вздохнул, окончательно убедившись, что отдых закончился, и выбрался из ванны, с легким раздражением касаясь ступнями холодного пола. — У меня не было времени предупредить. — О, серьезно? Ты мог подойти к своей сестре и сказать, что намерен пропасть на несколько дней! И куда ты дел Гермиону? Ты не впечатлил ее своими выпирающими ребрами, и она сбежала? — Элеонора ткнула в него пальцем, и с наманикюренного ноготка сорвалась искорка, едва заметно обжегшая кожу на боку. — И что, черт побери, с тобой произошло? Я решила, что ты умер! — Прекращай, — усмешка изогнула губы Геллерта, когда он подумал о неуловимом сходстве между Элеонорой и Гермионой. — Я же бессмертный, забыла? — Дурак, — бросила девушка и вышла из ванной. — Мы с Михаэлем ждем тебя в гостиной. Нам нужно серьезно поговорить. Интересно, как давно Август докладывает ей о его передвижениях? Геллерт хмыкнул, натягивая брюки, и набросил на плечи полотенце. Возникшую было мысль о маскировке шрама он тут же отбросил. Михаэль не будет задавать лишних вопросов, а с Элеонорой он объяснится потом. — Итак, друзья мои, — он, шлепая босыми ногами по полу, вошел в гостиную, нарушая негромкий разговор супругов. — Рассказывайте, что произошло в мое отсутствие. Михаэль поднялся с дивана, чтобы обменяться рукопожатием. Он выглядел изможденным. Под глазами залегли темные круги, от виска до подбородка тянулась почти зажившая царапина. Почему он не залечил ее? В ответ на его вопрос Элеонора фыркнула и отвернулась. — Меня зацепило чьим-то проклятием в погребе. Раны от него заживают дольше обычных, — тихо ответил волшебник. — Нора сердится, что своим вскриком я отвлек ее и не дал убить Мишель. — Я не хотела ее убивать. Я хотела просто ее покалечить. — Дорогая, ей и так досталось. Ты забыла? Она больше никогда не сможет петь. — Дорогой, я считаю, этого недостаточно, — Элеонора обворожительно улыбнулась, заглядывая Михаэлю в глаза. Он стойко выдержал ее взгляд, и она вздохнула, переключаясь на Геллерта: — Мы решили дождаться тебя, чтобы вынести окончательный приговор. Геллерт нахмурился. Поискав глазами место, куда бы можно было сесть, он плюнул на это и просто прислонился к каминной полке. — Мишель замешана в истории с артефактом? — вопрос вышел невинным, словно его совершенно не заботила судьба его невесты. Бывшей невесты. — Геллерт, пообещай, что ты не будешь совершать опрометчивых поступков. Странно, он ожидал услышать это от Элеоноры. Михаэль стушевался под его вопросительным взглядом и, словно оправдываясь, добавил: — Я могу провести ее по какому-нибудь из внутренних дел. То, что произошло в доме у Вальдхайма, не должно выйти за пределы узкого круга — ты должен это понимать. Всем гостям мы стерли память до того момента, когда началась заварушка в погребе. Они думают, что одним из развлечений была дуэль. — Так и сделай. Спасибо, — досада резанула по сердцу. В то время, как он тратил драгоценное время на драугров и болотную тварь, его друзья буквально прикрывали его задницу. Желудок снова недовольно заурчал. Геллерт призвал все еще горячее мясо и задумчиво наколол на вилку кусок, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать его есть руками. Элеонора, чьи предпочтения в последнее время сузились до листьев салата и пирожных, отказалась, а Михаэль заявил, что три часа ночи — самое время для позднего ужина, и благодарно принял из рук Августа вторую тарелку. Геллерт в очередной раз убедился, что лучшего домовика ему не сыскать. — Зачем она это сделала? — О, я думаю, Мишель хотела таким образом поднять в глазах светского общества свою значимость, — Нора увлеченно выбирала из тарелки Михаэля запеченую морковь и, отправив одну в рот, продолжила: — Только представь заголовки: «Известную певицу силой заставили выступать на подпольной вечеринке!» Да ее же с руками оторвут! — Дорогая, мы с тобой уже обсуждали вопрос оторванных конечностей во время еды, — нарочито серьезно сказал Михаэль, нежно хлопая ее по руке. Морковь нужно было спасать. — Дорогой, для судебного дознавателя у тебя слишком нежная натура, — с придыханием сообщила ему Элеонора и все-таки стащила очередную морковь, рассмешив Геллерта. Удивительно, но ему действительно было плевать, что будет с Мишель. Он не собирался сочетаться с ней узами брака, заводить семью и в целом делать то, на чем настаивал отец. Он был уверен, что Михаэль позаботится о том, чтобы она больше никому не причинила вреда. Но что-то в этом не складывалось. — Артефакт не должен был так сработать, — сказал он, усердно пережевывая мясо. — Ты сказал, что от него разит темной магией, — Михаэль кивнул. — Министерские ею не балуются. Мысль вертелась в голове, но никак не хотела формироваться. — Сама-то она что говорит? — Ничего, — Элеонора постучала пальцами по подлокотнику дивана. — Она отрицает свою причастность к артефакту. У нее обожжена гортань, и заговорит она не скоро. Но перо-то она держать может, — на ее заостренном личике возникло обиженное выражение: — А он не подпускает меня к ней, чтобы я добилась признания! — Дорогая, живой свидетель разговорчивее мертвого. — Дорогой… — Нора! — воскликнул Геллерт. Перепалки между этими двумя могли длиться часами. Насколько он знал, они были постоянными клиентами в посудной лавке, обновляя содержимое шкафчиков раз в пару месяцев. И, все же, казалось, от этого их брак только крепчает. — Ну что сразу «Нора», — перекривила она его. — Я же помочь хочу. — Что если она хотела, чтобы гости перебили друг друга? — Геллерт задумчиво взмахнул в воздухе вилкой, имитируя пасс волшебной палочкой. — «Талантливая певица чудом избегает смерти!» Такой заголовок звучит гораздо привлекательнее. Все ее жалеют, она рассказывает, как ей было страшно, и что она понятия не имела, в каком жутком месте оказалась. — И каким чудовищем оказался ее жених, — добавил Михаэль. — Само собой. — Тварь, — Элеонора шумно выдохнула. — А я к ней как к сестре относилась. Теперь-то мне можно ее прикончить? — Герр Франк, уймите свою кровожадную супругу, — усмехнулся Геллерт. — Иначе она избавит меня от всех друзей. Михаэль лишь развел руками, намекая, что он не имеет никакого на нее влияния, и, если Геллерту очень нужно, пусть разбирается с ней сам. — Что Кристоф? — О-о, — протянула Элеонора, вмиг растеряв веселое настроение, — прости, дорогой брат, об этом я рассказывать тебе не хочу. Было странно видеть ее напряженной и растерянной. Неприятное подозрение кольнуло в груди, мгновенно учащая пульс. Он сам не понимал, почему начинает злиться, но осознание липким холодком прокатилось по позвоночнику, едва ли не приподнимая верхнюю губу в оскале. — Михаэль? Волшебник отставил тарелку на кофейный столик, вытер руки салфеткой. Сделал глоток из чашки с чаем, стараясь не смотреть Геллерту в глаза. В комнате повисло напряженное молчание, прерываемое лишь постукиванием копыт за окном и чуть слышным скрипом колес. Почему он медлит? — Мы нашли его в кладовой на первом этаже, — осторожно начал Михаэль, откидываясь на спинку дивана. — Он был без сознания, но, когда очнулся, не помнил, как там оказался. Мы проверили — ему несколько раз стерли память и подвергли Конфундусу. И Круциатусу. Еще при себе у него не оказалось палочки. Он сказал, что не знает, где она. Джеффри подтвердил, что Кристоф к нему один раз подходил, потому что упал с лестницы. Ничего не хочешь сказать по этому поводу? Геллерт иронично выгнул бровь и, следуя примеру гостя, отставил тарелку с недоеденным ужином. Аппетит ожидаемо пропал. — Он хотел изнасиловать Гермиону. Элеонора едва слышно ахнула. — Она настолько тебе дорога, что ты применил к своему другу непростительное? — сухо поинтересовался Михаэль, и его взгляд изменился. Тяжелый, пристальный, он не отпускал, не позволял отвернуться, и каждый взмах ресниц вбивал гвозди в только что захлопнутую крышку гроба. Маска приятного молодого мужчины, каким привык считать его Геллерт, сползла, превращая мягкие черты лица в жесткие и угловатые. С циничным изгибом бровей и злой усмешкой. Подобная тактика определенно понравилась бы герру Гриндевальду. Геллерт тряхнул головой, с легкостью сбрасывая наваждение, и усмехнулся: — Дважды. Михаэль улыбнулся ему в ответ, но эта улыбка Геллерту не понравилась. Опыт подсказывал, что за ней последует нечто неприятное. — Он сказал, что до того, как оказался в кладовке, разговаривал с мисс Грейнджер в кабинете. И очень красочно описывал, в каких конкретно позах происходил их разговор. Разорванный рукав. Чужой запах. Тонкий аромат зелья, который он принял за успокоительное. Если Кристоф успел с ней что-то сделать… — С-сука, — прошипел Геллерт, сжимая кулаки. Старшая палочка в кармане нагрелась, подпитываясь бушующей злобой хозяина. — Где он? Хотелось разорвать его на куски. Исполосовать непростительными так, чтобы даже мать не узнала. Почему она не сказала? Промолчала, когда он спросил, и сделала вид, будто ничего не произошло? Ох, святая самонадеянность. Боялась, что он узнает и что? Убьет его? Он убьет его. Казалось, еще немного — и его череп вскроется от водоворота мыслей, мечущихся, пьяных, и он, черт побери, прикончит ублюдка, не справившись с этим приступом неконтролируемого бешенства. — Где он?! — рявкнул Геллерт, когда ему никто не ответил. Стеклянные створки шкафа треснули, не выдержав магического всплеска, и с печальным звоном осыпались на пол. — Дорогой, мы думаем тебе нужно успокоиться, — спохватилась Элеонора, вскакивая с дивана и взмахами волшебной палочки возвращая стекла на место. — Кристоф не стоит того, чтобы марать о него руки. Правда, милый? Михаэль не пошевелился, наблюдая за Геллертом. Отчего-то этот спокойный взгляд, наполненный живым умом, знанием, недоступным простым людям, успокаивал. Пульс замедлялся, шум в ушах постепенно утихал, возвращая сознанию ясность. Магия, не иначе. Геллерт медленно выдохнул, разжимая кулаки, и сделал мысленную пометку — узнать о Франках побольше. Кажется, он недооценил их возможности. — Он спрятался в своем Министерстве, — наконец ответил Михаэль. — Знает, что наговорил лишнего, и боится, что ты его найдешь. — Правильно боится. Геллерт устало опустился в кресло. Он поговорит с Кристофом. Обязательно поговорит. Мерлин, его не было несколько дней, а вопросы копились снежным комом. Шрам на груди жгло, и он потер его, привлекая внимание Элеоноры. Она несколько мгновений переводила взгляд с груди на лицо брата, но лишь недовольно поджала губы, так ничего и не спросив. Он благодарно ей улыбнулся, чувствуя, что при следующей встрече ему придется выслушать очень много нелицеприятного в свой адрес. — Расскажешь, что именно произошло у Вальдхайма? — Позже. Это слишком долгая история, а у меня очень мало времени. Это все новости? — Пока да, — Михаэль поднялся, проследив взглядом за супругой, скрывшейся в ванной комнате. — Постарайся не исчезать надолго. Нора меня изведет, если снова тебя потеряет. — Не могу обещать, прости. Геллерт улыбнулся, чувствуя, как мягкие руки Элеоноры обвивают его за шею и теплые губы касаются щеки. — Я беспокоюсь о тебе, — шепнула она ему на ухо и ласково прикусила мочку. — Если ты умрешь, я найду тебя, воскрешу и убью снова. Ты меня понял? — Понял, понял, — расхохотался Геллерт, чувствуя, как расслабляется тугая пружина внутри. — Все, идите уже. Мне еще нужно разобраться с делами. Элеонора подбежала к Михаэлю и подхватила его под локоть, увлекая в камин. — Дорогой, в следующий раз обязательно возьми меня на допрос! — Дорогая, я сейчас тебя поцелую, и мы больше не будем возвращаться к этому вопросу. Девушка расхохоталась, и зеленое пламя окутало целующуюся пару, оставив Геллерта в одиночестве. Нужно было возвращаться к Гермионе, но перед этим предстояло закончить одно маленькое дельце. Геллерт достал чистый пергамент и чернильницу. Постукивая кончиком пера по желтоватой бумаге, он размышлял, что именно он хотел бы донести до адресата, и спустя пару минут маленькая бумажная птичка упорхнула в окно, унося в себе послание всего из трех, практически ничего не значащих слов: Я всё знаю.